Время идёт, и за прошедшие годы, разумеется, накоплено много нового материала, развивающего заявленную тему. Но, следуя традициям, мы выкладываем книгу в Интернет без изменений, даже в тех местах, аргументацию которых уже можно было бы усилить, «расшить» неизбежные сомнения или скорректировать неудачное выражение мысли. Со времени издания этой книги опубликовано несколько других, продолжающих эту же тему: две прикладных (Фигатнер Ю.Ю. Влияние правовой среды на формирование гражданского общества РФ: состояние малого предпринимательства. — М.: Российский центр стратегических и международных исследований ин-та востоковедения РАН. 1998. — 381 с. /Рук. деп. в ИНИОН РАН 17.12.98. № 54138/; Перепелкин Л.С., Фигатнер Ю.Ю. Экологические движения Москвы: эмпирический и теоретический анализ институциональной самоорганизации гражданского общества. — М.: Российский центр стратегических и международных исследований ин-та востоковедения РАН. 1998. — 217 с. /Рук. деп. в ИНИОН РАН 17.12.98. № 54139/) и теоретическая (Фигатнер Ю.Ю. К проблеме прогноза постиндустриального технологического переворота: разработка системологических критериев. — М.: Российский центр стратегических и международных исследований ин-та востоковедения РАН. 1998. — 170 с. /Рук. деп. в ИНИОН РАН 17.12.98. № 54137/).
Исследования социальных институтов ещё нельзя назвать таким направлением в отечественной социологии, в котором бы сложились свои школы. Это кажется досадным упущением, поскольку уже более полувека назад институты были определены ведущими социологами, культурологами и экономистами XX века, Л.Уайтом, Т.Парсонсом, Д.Бидни, Д.Нортом и др., в качестве элементарных единиц культуры. Если же учесть, что в России на протяжении веков нерешённой остаётся проблема аномии и несовместимости морали и права, сопряжённые с нежеланием или неумением политических элит воссоздать в стране фундамент государства, независимую систему правосудия, то вряд ли можно приуменьшить значение научных разработок этой проблематики для текущих реформ.
Вот как о том же говорил
К.Поппер: "Без установления власти
закона немыслимо развитие свободного рынка. …Власть закона – самая насущная потребность
России", "…Разумеется, здесь наиболее важны работники судебных
органов, особенно судьи и частные адвокаты". Заметим, что китайские
политики это поняли, и за последние 10 лет подготовили в западных колледжах
более 150 000 юристов. Наши же политики и некоторые специалисты привыкли
«опровергать» это его суждение об основах цивилизационной культуры собственным
мнением об «особом менталитете» наших соотечественников. В этой связи нельзя не
задаться вопросами: считают ли они, что для научения наших детей современным
нормам поведения их нужно заставить пережить все трудности первобытного,
древнего и феодального образа жизни, и почему педагогика не идёт этим путём? И
второе, неужели они считают, что менталитет взрослой части наших сограждан, 20%
которых имеет современное высшее образование, а остальные – среднее, менее
подготовленным к рецепции правовой культуры, нежели менталитет древних римлян,
византийцев, феодальных англичан и жителей Северо-Американских Соединённых
Штатов XVIII века? Считают
ли так при том, что с
В этой книге мы старались выдержать академический стиль, и, не вдаваясь в анализ Российских современных реалий (им посвящены указанные выше работы), пытались показать, что горячий призыв К.Поппера к нашим политикам, это не эмоциональное субъективное мнение знаменитого учёного, но всецело подтверждаемый социологическим исследованием вывод о закономерном ходе социальной эволюции, т.е. о тех правилах, которые следует учитывать в практике реформ. Рынок, это – живой компьютер (биологи уже не только перешли на эту терминологию, но создают компьютеры из ДНК), а правосудие, это та его операционная система, без которой он не просто не способен достоверно исчислять экономическое социальное действие, но наоборот, искажает его с точностью до наоборот, т.е. перестаёт быть собой и толкает в тупик. Говоря языком Б.Рассела, А.Тарского, К.Гёделя и теоремы последнего «о неполноте», правовая система это метаязык, без которого нельзя понять выводов языка рынка.
В этом предисловии кажется также уместным сообщить читателю, что продолжение исследований привело нас на поле новейшего направления в естествознании – в область теорий динамических систем, детерминированного хаоса и фрактального исчисления. Первые результаты этих теорий уже используются западными экономистами, социологами и лингвистами. С ними специалисты связывают наибольшие свои ожидания. Возможно, найденная принадлежность нашего методологического подхода к классу этих теорий (имплицитно они содержатся в теоретических конструкциях и данной книги), позволит привлечь к доказательству излагаемых выводов математический язык численного моделирования. Эти материалы мы готовим к публикации.
Хочется надеяться, что у читателя достанет терпения принять этот текст таким, каков он есть, несмотря на все его огрехи (в частности, совершенно недостаточное разделение его на тематические разделы, затрудняющее поиск читателем интересующих его вопросов/ответов; возможно, техника компьютерного поиска сгладит этот недочёт). И, конечно же, мы будем признательны всем, кто сочтёт возможным сообщить свои замечания по работе и суждения по теме, которую мы находим столь важной для нашего общего настоящего и будущего.
09.10.2002 Ю.Фигатнер
Нумерация страниц в этой электронной версии приведена «разрывами разделов» в соответствие с бумажной книгой. Если она собьётся, то при вставке номеров страниц в Word-е 1 номер следует присвоить следующей, т.е. Оглавлению (установив курсор на эту страницу, в меню Вид выбрать «Колонтитулы» и на этой закладке отменить «Как в предыдущем»; далее в меню Вставка выбрать Номера страниц и в Параметрах ввести № 1, машина начнёт нумерацию с неё).
В чем состоит содержание всякого процесса социальной реформации независимо от того, проводится она монархом или партией революционеров, президентом или руководителем повстанцев, пришедшим к власти? Такой вопрос, наверное, рано или поздно возникает у всякого человека, живущего в эпоху глубоких социальных перемен. Ответ в общем-то известен. На языке социологии содержание реформаторского процесса можно сформулировать достаточно коротко: происходит институциональная реорганизация общества. Это значит, что группы людей, находящихся у тех или иных "рычагов" власти, меняют правила социального поведения, социальных отношений, организацию тех учреждений, которые обеспечивают исполнение этих правил всеми членами общества. Обычно, если правила меняются радикально или с массовым применением насилия, говорят о революции, если - постепенно и с минимальными жертвами, говорят о реформах. Конечно, немаловажны вопросы и о сущности революций и реформ, и об их целях, причинах. Но если принять необходимость таких изменений априорно, то прежде всего целесообразно понять сам механизм и закономерности институциональной реорганизации общества.
В настоящей работе мы предполагали построить концепцию социальной эволюции, основанную на представлении о закономерном и последовательном появлении базовых гражданских и государственных экономических и политических институтов (макроинститутов). По ходу работы становилось ясно, что для этого следовало осмыслить и их функциональные взаимосвязи. Потребность в таких знаниях для осуществления социальных реформ сегодня уже очевидна.
К проведению настоящего исследования нас подталкивало сложившееся за многие годы работы представление об эволюционной "картине мира", которое все чаще принуждало нас обоих к мысли о существовании неких органичных глубоких связей между общепризнанными фактами из разных областей естественных и социальных наук. Поиск, начатый в этом направлении, достаточно скоро убедил нас в том, что мы лишь продолжаем исследования в области теории развития, с тех или иных позиций проводившиеся Г.Гегелем и О.Контом, К.Марксом и Г.Спенсером, Э.Дюркгеймом и Г.Зиммелем, Л.Уордом и В.Парето, Р.Парком, Т.Парсонсом и многими другими учеными XIX - первой половины XX вв. в области философских, социологических, исторических и др. наук.
В те времена, однако, естествознание еще не могло предоставить многих экспериментально проверенных фактов и теорий, которые бы подтверждали правильность большей части авторских концепций. Но в XX в. в результате научно-технического бума число и достоверность таких знаний значительно возросли и качественно изменили или, наоборот, утвердили развивавшиеся ранее представления о природе и обществе.
Несколько слов о методологии данной работы. В теории управления известен следующий постулат: всякий системный объект для полноты своего описания и изучения требует, чтобы были выявлены и рассмотрены как минимум четыре
составляющих его компонента (Скляров, с. 25). Современная же социология выявляет интересный факт: во многих значимых классификациях тех или иных социальных явлений ученые зачастую получают четырехкомпонентные структуры. В этом отношении наиболее характерен фундаментальный учебник социологии, написанный вице-президентом Международной социологической ассоциации, известным ученым из Калифорнийского университета в Беркли (США), признанным "живым классиком" социологии Нейлом Смелзером (Смелзер).
Возможно, начало этому положил патриарх современной социологии Толкотт Парсонс, разработавший тетраду "функциональных категорий социального действия" (см.: Тернер, 1985, с. 58-100). И наши исследования не только в социологии, но и в естествознании все чаще приводили к выводу о неслучайном характере тетрадирования в различных классификациях. В Приложении 1 мы приводим некоторую феноменологию этого явления, саму же закономерность далее будем именовать тетрадным принципом развития (ТПР).
Представляемая в работе концепция социальной эволюции, соответственно, базируется на постулате о естественном тетрадировании социальных явлений, что присуще и миру "косной природы". Приведем здесь несколько основных примеров ТПР, поскольку они будут нужны для понимания наших исходных позиций.
В социальных науках уже разработаны следующие концепции:
1) функциональные категории социального действия Т.Парсонса: целедостижение - адаптация - латентность - интеграция (подробнее анализируются в Гл. III);
2) основные этапы социального воспроизводства в представлениях классической политической экономии, детально исследовавшиеся и использовавшиеся К.Марксом: производство – распределение – обмен – потребление.
В естествознании к подобным концептуальным положениям можно отнести следующие:
3) основные доступные в настоящее время научному анализу "субстраты" материи: поле - вещество - пространство - время;
4) основные уровни самоорганизации природы и этапы ее эволюции: физический ® химический ® биологический ® социальный (Идлис; Кузнецов, Идлис, Гутина);
5) основные уровни макроорганизации нашей Вселенной: планеты - звезды - галактики - метагалактики (системы галактик);
6) основные формы движения в природе: воссоздание - воспроизводство - развитие - творчество.
Последний пример является нашей гипотезой и подлежит дальнейшей проверке. Ограничимся пока следующей формулировкой ТПР.
Всякий объект природы (природная система) лишь тогда достигает своей качественно отличной сущности, структурно-функциональной полноты и полноценного интегрирования в среду обитания, когда в процессе развития обретет тетраду обособленных друг от друга, но взаимосвязанных между собой компонентов (подсистем) его макроструктуры (до этого видны лишь их "зародыши", незрелые и
смешанные формы). Выполнение данного условия указывает на развертывание всех потенциальных свойств объекта и на возникновение в нем способности к генерированию следующей эволюционной формы - явления качественно нового и более развитого вида.
Выдвигая ТПР в качестве критерия полноты развития, обратим внимание на мало известную мысль создателя кибернетики, Н.Винера: "Обычно принимается, что индукция по существу состоит в выборе правильного результата из бесконечного числа возможностей. Однако на практике оказывается, что выбор ограничивается только конечным числом возможностей и, что самое удивительное, это число очень мало. Осознание данного факта имеет большое практическое значение" (Винер, с. 316[1]). Не исключено, что одно из таких чисел мы и исследуем как критерий полноты систематизируемых научных данных. Кроме того, ТПР позволяет понять смысл иных простых количественных критериев - бинарных, триадных и т.д. (см. Приложение 1). Крайне важно подчеркнуть, что простота его - кажущаяся. Общеизвестные примеры тетрадирования, вроде приведенных выше, как правило, оказываются результатом многолетних исследований. Собственный опыт показывает: выявление тетрадной структуры природного явления требует переработки и применения множества известных научных данных, законов, методов. Остановимся лишь на одном, но регулярно используемом нами и по сути своей лежащем в основе всякого меж-профессионального подхода. Это - метод аналоговых построений. Читателю-гуманитарию может показаться спорным сравнительно частое использование нами аналогий с биологическими объектами для анализа социальных явлений. Но этот подход давно признан в науке. Его обоснованием занимался один из создателей общей теории систем Л. фон Берталанфи, находивший изоморфизм законов из разных областей знания. В частности, согласно Берталанфи, существует несколько ступеней описания явлений. "...Первой ступенью описания является установление аналогий, т.е. внешнего сходства свойств исследуемых объектов. Вторая ступень состоит в выявлении логических гомологий (изоморфизма), т.е. в констатации формально одинаковых законов, управляющих функционированием материально различных явлений. Только третья ступень представляет собой собственно объяснение, т.е. указание условий развития отдельных явлений и специальных закономерностей, по которым протекают эти процессы" (Садовский, с. 177; курсив наш).
По мнению известного российского философа и методолога В.Н.Садовского, "установление подобного изоморфизма... играет важную эвристическую роль. Во-первых, благодаря этому возрастает ценность аналогий между объектами: достаточно выявить такие аналогии, и принципиальный факт возможности изоморфизма определяет выбор направления дальнейших исследований. Во-вторых, установленный изоморфизм законов и понятий дает возможность избегать дублирования работы - детализированные следствия для исследуемой области объектов могут быть получены с большой вероятностью путем переноса с соответствующей модели. И, наконец, в-третьих, суждения теоретика систем о совокупности
вскрытых им изоморфизмов характеризуют некоторый концептуальный каркас современной науки..." (Садовский, с. 178).
Другой широко используемый нами методический прием охарактеризуем словами известного американского социолога и футуролога О.Тоффлера: "Всегда принято исследовать прошлое с тем, чтобы пролить свет на настоящее. Я перевернул зеркало времени, так как считаю, что логически разработанная картина будущего поможет проникнуть в тайны настоящего. Все сложнее становится понять как общественные, так и личные проблемы, не опираясь на исследование будущего" (Тоффлер, с. 13). Подобный метод анализа, при кажущейся парадоксальности, имеет более широкое распространение и уже давно используется социальными науками. Его прообраз можно найти уже в работах К.Маркса и Ф.Энгельса. Например (цитируем по памяти): "Ключ к анатомии обезьяны лежит в анатомии человека"; "Чтобы понять отношения земельной ренты, сначала необходимо исследовать производственные функции капитала". Выявление с помощью ТПР-методологии ряда интересных эмпирически верифицируемых закономерностей, на наш взгляд, позволяет теоретически обосновать этот подход (ниже мы не раз остановимся на поставленной современной социологией проблеме противоположной направленности процессов воспроизводства и развития).
Может показаться, что книга несколько перегружена цитатами. Это объясняется нашим сознательным стремлением нагляднее вписать собственную исследовательскую работу в контекст современной науки.
Основной массив информации, на котором базируется настоящее исследование, составляют историко-этнологические и социологические материалы. Наши рабочие гипотезы были сформулированы в результате синтеза гуманитарных и естественнонаучных данных. Традиция использования в социальных исследованиях результатов естественных наук уходит своими корнями во времена древнего мира и позже обнаруживается в трудах множества известных социологических школ. Наверное, при чтении некоторых частей данной книги у читателя-гуманитария могут возникнуть трудности, связанные с межпрофессиональными языковыми барьерами: мы живем во времена столь широкого разделения научного труда, что порой специалисты с одинаковым образованием, будь они химиками или историками, техниками или биологами, не имеют возможности адекватно оценить содержание работ даже своих бывших сокурсников.
При проведении данного исследования мы по преимуществу опирались на уже разработанные наукой факты и концепции. Их отбор осуществлялся исходя из "статистической представительности", то есть типичности для того или иного исторического периода или страны. Содержание этой работы, наверное, следует считать "развернутой" гипотезой, сформированной на основании авторской методологии и опирающейся на известный нам фактический материал. Проверка же гипотез - одна из сложнейших и до конца не решенных в социальных науках задач, и в этом смысле мы присоединяемся к известному высказыванию о том, что "практика - критерий истины".
Большая часть этой книги посвящена эволюции институциональной структуры общества, поэтому необходимо дать представление о том, что такое социальный институт, а также раскрыть нашу версию употребления этого термина. Истоки социального института восходят к специфической форме активности Homo Sapiens - деятельности: "Всякая человеческая деятельность подвергается хабитуализации (т.е. опривычиванию)... Институционализация имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация опривыченных действий деятелями разного рода. Иначе говоря, любая такая типизация есть институт" (Бергер, Лукман, с. 89, 92).
По оценке известного польского социолога Я.Щепаньского, в современной социологии термин "социальный институт" выступает в четырех основных значениях: "1) термин "институт" может относиться к определенной группе лиц, призванных к выполнению дел, важных для совместной жизни. В этом значении институтом мы называем определенную группу людей, выполняющих общественные функции; 2) этот термин может обозначать определенные организационные формы комплекса функций, выполняемых некоторыми членами группы от имени всей группы; 3) иногда этим термином обозначается совокупность материальных учреждений и средств деятельности, позволяющих некоторым уполномоченным индивидам выполнять общественные безличные функции, имеющие целью удовлетворение потребностей или регулирование поведения членов групп; 4) иногда институтами называются некоторые социальные роли, особенно важные для группы" (Щепаньский, с. 96).
Существует и более общее определение социального института в рамках категорий структурного функционализма: "...устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой деятельности и организующих их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему" (Современная западная социология, с. 116). Мы полагаем, что приведенные определения дополняют друг друга, более того, они имеют одно смысловое ядро. Так, следует учесть "безличность" социальных функций, т.е. тот факт, что люди "призываются к выполнению дел, важных для совместной жизни" по адекватности их способностей неким нормам деятельности. В равной мере "материальные учреждения и средства деятельности" по выполнению "безличных функций" также называют институтами, если их специфичные свойства нормативируются по этим функциям.
Таким образом, если мы абстрагируемся от социально-психологических акцентов в определении Я.Щепаньского, то в результате синтеза двух приведенных представлений получим следующее внутренне структурированное и формализованное определение понятия социальный институт. Это система социальных структур и функциональных нормативов: 1/ деятельности; 2/ организации людей; 3/ средств деятельности; 4/ иерархии должностей и компенсаций (благ). Спорным на сегодня остается вопрос о включении социальных структур в определение понятия институт. Мы склонны полагать, что они тоже обобщаются в нормативистике, но это предмет отдельного исследования.
Естественно, что далее необходимо понять, каков собственный механизм действия институтов в обеспечении функционирования социального организма. Приведем два определения этих механизмов (функций). Первое также принадлежит Я.Щепаньскому и состоит из следующего "набора": социальный институт "1) Создает возможность членам удовлетворять различного рода потребности. 2) Регулирует действия членов в рамках социальных отношений, то есть обеспечивает выполнение желательных действий и осуществляет репрессии по отношению к нежелательным действиям. 3) Обеспечивает устойчивость общественной жизни, поддерживая и продолжая безличные общественные функции. 4) Осуществляет интеграцию стремлений, действий и отношений индивидов и обеспечивает внутреннюю сплоченность общности" (Щепаньский, с. 97).
Второе описание заимствовано из справочной литературы и гласит, что социальный институт выполняет следующие функции: "(1) воспроизводство членов общества; (2) социализацию (различные формы передачи индивиду социально значимых норм и ценностей; (3) производство и распределение; (4) соблюдение порядка и поддержание морального климата" (Современная западная социология, с. 118).
Вообще говоря, если под словом "жизнедеятельность" понимается вся совокупность функций, которые может осуществлять тот или иной организм, то приведенные определения (а равно и многие другие) могут быть сведены к достаточно короткой формуле: институтами называют части "тела" социального организма, обеспечивающие его жизнедеятельность. Соглашаясь с этими определениями, мы полагаем, что существует возможность более точного формулирования специфики функций социального института. Во всех указанных определениях функций социальных институтов можно выделить одну общую характеристику - обеспечение устойчивого воспроизводства жизнедеятельности общества. Если теперь мы вернемся к общепринятому смысловому ядру понятия институт - система норм, обеспечивающих жизнедеятельность общества, - то получим и предельно формализованное определение задач социального института: нормирование функций социального воспроизводства.
Теперь обратим внимание на те социальные элементы, которые охватываются нормированием. "Нормирование деятельности" прежде всего определяет действия человека как ее субъекта. "Нормирование организации" деятельности определяется людьми в отношение к предметам и действиям с ними. "Нормативистика средств", очевидно, относится к вещным компонентам деятельности. И наконец, "нормативы распределения должностей и благ", естественно, касаются людей. Иными словами, институциональная нормативистика в целом направлена на два основных компонента общества - на людей и на вещи.
Этот вывод весьма важен для понимания базовой функции социальных институтов в формулировке П.Сорокина (Сорокин, с. 393): "Функции социальной циркуляции выполняют различные институты". Социальная циркуляция, или социальная мобильность, - категория одного из основных направлений в современной социологии,
изучающего, в частности, слоевое деление общества, т.е. социальную стратификацию. Под социальной мобильностью обычно подразумевают "горизонтальные" и "вертикальные" перемещения людей и вещей по уровням социальной структуры, обладающим различной функциональной значимостью.
Для дальнейшего изложения немаловажно напомнить, что все проблемы социальной конфликтности связаны со степенью эквивалентности и справедливости обмена деятельностью, форм ее организации, использования средств и распределения должностей и благ. Из материалов многочисленных исследований социальной стратификации следует, что эти проблемы возникают прежде всего в связи с перемещениями людей и вещей по различным уровням социальной структуры.
В чем конкретно состоит функция институтов по социальной циркуляции? Во-первых, они являются "каналами" для социальных перемещений людей и вещей, а во-вторых, "механизмами селекции и распределения индивидов", тестирования их способностей (Сорокин, с. 405), как в равной мере и свойств вещей, благ, ценностей. Нетрудно понять, что именно нормативное содержание социальных институтов и выполняет роль "фильтров", распределяющих людей и блага по функционально различным социальным стратам. Поэтому вызывают сомнение попытки понять стратификационные проблемы общества без изучения в каждом конкретном случае механизмов социального действия соответствующих социальных институтов.
Изложенное позволяет заключить, что общество, находящееся на цивилизационной стадии социальной эволюции, воспроизводит само себя, то есть обеспечивает свое устойчивое существование во времени и пространстве, при помощи социальных институтов. Институты вносят в общественную деятельность столь необходимый ей элемент упорядоченности, определенности и прогнозируемости:
"Возрастающая специализация и разделение труда вызывают необходимость развития институциональных структур, которые позволяют людям предпринимать действия, построенные на сложных отношениях с другими людьми - сложных как с точки зрения индивидуальных знаний, так и с точки зрения временной протяженности. Развитие сложной сети социальных взаимодействий было бы невозможным, если бы подобные институциональные структуры не снижали неопределенность, связанную с такими ситуациями. ...Институциональная надежность имеет принципиальное значение, поскольку она означает, что, несмотря на постоянное расширение сети взаимозависимости, обусловленное ростом специализации, мы можем быть уверенными в результатах, которые неизбежно становятся все более и более удаленными от круга наших индивидуальных знаний" (Норт, с. 71).
Можно изложить эту мысль и в несколько иной формулировке: "С содержательной стороны социальный институт - это набор целесообразно ориентированных стандартов поведения конкретных лиц в типичных ситуациях. Эти стандарты поведения нормативно урегулированы. Они закреплены нормами права и иными социальными нормами. В ходе социальной практики возникают определенные виды социальной активности, причем правовые и социальные нормы, регулирующие
эту деятельность, концентрируются, группируются в определенную систему, обеспечивающую данный вид социальной деятельности. Такой системой и служит социальный институт" (Комаров, Яковлев, с. 157-158). Таким образом, можно прийти к выводу, что социальные институты осуществляют функцию общественного воспроизводства посредством регулирования, стандартизации человеческой деятельности и поведения людей в типичных ситуациях.
В человеческом обществе сосуществует множество социальных институтов, выполняющих воспроизводственную функцию. Мы, однако, выделили и исследуем лишь ту их часть, которую можно назвать макроинститутами, или системами институтов (см. Схему 5), обеспечивающих управление общественным воспроизводством и составляющих как бы "каркас" всех социальных отношений. Речь идет о социальных институтах, обеспечивающих экономическую (управление производством и обменом) и политическую (управление распределением и потреблением) деятельность людей.
Основная проблема, решаемая в данной работе - историческое возникновение социальных институтов. Не вдаваясь в подробности, отметим, что наше понимание возникновения новых социальных институтов строится на известном в психологии принципе "стимул-реакция". Иными словами, мы полагаем, что новые социальные институты возникают в ответ на злободневные общественные потребности, выраженные в форме социальных конфликтов. Таким образом, мы разделяем мнение тех социологов (например, Г.Зиммеля), которые акцентируют внимание на конструктивной роли социального конфликта как внутреннего механизма общественной эволюции.
Этот подход предполагает, что исследуемые нами социальные институты возникали исторически последовательно. Но если для древности, средневековья, нового времени соответствующая историческая закономерность устанавливается достаточно легко (хотя и в прошлых эпохах есть необходимость различать "зародышевые" и уже развитые институциональные формы), то новейший исторический период, чрезвычайно сжатый во времени и насыщенный событиями, гораздо в меньшей степени поддается социологическому анализу. При изучении этой эпохи, также как и ближайшего будущего, в большей мере, чем хотелось бы, приходится следовать веберовскому методу "идеальной модели". Фактически, новый тип общественных отношений еще только зарождается на протяжении жизни одного-двух человеческих поколений, а потому постиндустриальные социальные институты (их зародышевые формы) возникают как бы "одновременно" и "сразу".
Следует отметить также, что для каждой исторической эпохи мы выделили и исследуем только новые социальные институты, хотя несомненно, что по принципу обратной связи возникновение любого нового института существенно видоизменяет деятельность старого, уже развитого к данному периоду времени. Общество целостно, а целостность, согласно концепции Л. фон Берталанфи - одна из характеристик открытых систем, предполагающая, что "изменение любого элемента оказывает воздействие на все другие элементы системы и ведет к изменению
всей системы, и, наоборот, изменение любого элемента зависит от всех других элементов системы" (Садовский, с. 173). Например, законодательные институты средневековья и современной эпохи существенно различаются по целому ряду параметров, и в первую очередь в результате воздействия сформировавшейся позже министерской власти.
Изучая становление и функционирование институциональной структуры общества, мы в настоящей работе лишь в минимальной степени останавливаемся на такой важной проблеме, как межстрановая динамика социальных институтов, то есть их передача или заимствование. Между тем, современная политическая социология уделяет этому вопросу серьезное внимание. "Без примера Англии, - пишут французские социологи, - не было бы Французской революции, а эра правления Мэйдзи не наступила бы без того пережитого шока, которым оказалось для японцев открытие западного мира. ...Японцы увидели жизнеспособность другой цивилизации, построенной на других идеях, другом поведении и другом уровне развития, которые, по-видимому, во всем были достойны подражания. ...Осознание различия является одним из наиболее важных рычагов истории, столь же могущественным, как и социальные конфликты внутри стран" (Доган, Пеласси, с. 16-17). Таким образом социальные институты, возникшие изначально как локальная форма разрешения социальных конфликтов, становились объектом рецепции и приобретали общецивилизационное значение.
* * *
Настоящую работу нельзя считать завершенной, в ней скорее систематизирована совокупность гипотез с большей или меньшей степенью отвечающих на вопросы, встававшие перед нами на протяжении многих лет научных исследований.
Один из авторов настоящей работы по первоначальному образованию биолог, а другой историк-этнолог. Оба - кандидаты наук, старшие научные сотрудники (Институт культурологии и Институт востоковедения РАН). Наверное, наше объединение в данной работе связано не только со сходством научных взглядов и интересов, но и отражает современные тенденции к межпрофессионализму, к сближению естественных и гуманитарных наук.
Результаты исследований и разрабатываемая методология неоднократно обсуждались нами с рядом коллег, которым мы обязаны полезными критическими и доброжелательными замечаниями. Свою признательность мы обращаем к Лазарю Борисовичу Меклеру, известному своими фундаментальными результатами в области теоретической биологии, и Анатолию Евгеньевичу Акимову, разработчику теории торсионных полей и соответствующих технологий.
Наша работа над данной книгой была бы чрезвычайно затруднена без финансовой поддержки Международного научного фонда. Авторы считают своей приятной необходимостью высказать искреннюю признательность Фонду и его основателю Дж.Соросу.
Начнем с общепризнанного в науке положения о том, что развитие общества происходит в процессе постепенного освоения человеком природы. Задача данной работы включает исследование достаточно большого отрезка человеческой истории. Поэтому стремясь определить "родовую совокупность", к которой принадлежит исследуемое явление, мы встали перед необходимостью составить - хотя бы в самых общих чертах - целостное представление о процессе социальной эволюции. Сопоставляя разнообразные естественнонаучные данные, характеризующие процесс освоения человеком среды своего обитания, учитывая современные тенденции (экспансия социальной жизни за пределы планеты), мы обратились к устоявшимся в астрофизике сведениям о макроструктуре Вселенной. Она представлена следующей тетрадой уровней ее организации: планеты - звезды - галактики - системы галактик (Физика космоса, с. 17-89). Если это так, то почему бы не предположить, что освоение человеком природы осуществляется в последовательном освоении обществом этих макроуровней?
Действительно, первобытный период истории человечества закончился одновременно с установлением его господства в живой природе планеты. Понятно, что это не означает, будто уже тогда человечество освоило все силы природы Земли. Оно лишь до той степени усовершенствовало технологии своего существования (орудия добычи пищи и защиты, строительство жилищ, транспортные средства и т.п.), когда в подавляющем числе случаев основные его противники: дикие животные, лесные и степные пожары, наводнения и прочие стихии - более уже не могли приводить к исчезновению целых социальных организмов. Такие события стали исключением.
Исследования первобытного этапа истории общества показывают, что на протяжении многих тысячелетий размеры социальных организмов не превышали нескольких десятков или сотен человек. Это были постоянно передвигающиеся, не "закрепленные" в одном географическом локусе сообщества, гонимые самыми различными стихиями природы с облюбованных мест, ищущие все новые источники пропитания (мы не рассматриваем так называемую "первобытную периферию классовых обществ"). Эти первые примитивные человеческие микро-общества регулярно гибли, но также регулярно возникали новые.
Если для тех эпох смоделировать карту распространения человека по ойкумене, то мы увидели бы на ней множество рассеянных, постоянно перемещающихся и как бы "мерцающих искорок" - социальных организмов. Это была бы картина, отображающая "виртуальный" режим бытия на начальном этапе социальной эволюции. Об этом свидетельствуют резкие изменения в численности населения планеты в тот период. Так, по оценкам западных антропологов, "...всего 10 тыс. лет назад, между 12000 и 8000 годами до н. э., число людей сократилось наполовину. Человек - собиратель и охотник - как
биологический вид вовсе не преуспевал, и многие "настоящие" представители животного царства добились куда больших успехов" (Кууси, с. 113).
Около 8 тыс. лет назад начался следующий этап человеческой истории - цивилизационный. Историки связывают его начало с переходом племен, общин к оседлости, вытесняющей "мерцательный" режим их бытия. Общепринят ряд критериев, отличающих цивилизацию от первобытности: возникновение разделения труда, слоевой структуры населения, юридической системы права, государственности, экономической системы мер хозяйствования и другие. Известно, сколь велики изменения, произошедшие с обществом в эту эпоху. Обратим внимание лишь на один результат: в настоящее время стало обыденным обустройство ближнего Космоса. Земля постепенно окружается технологическим "кольцом". Не такой уж диковинкой является и запуск космических станций к ближним и дальним планетам.
И хотя пока
еще космические технологии достаточно дороги, факт остается фактом:
человечество осваивает космическое пространство солнечной системы не менее
интенсивно и методично, чем оно осваивало на заре цивилизаций океаны,
разделяющие материки планеты. Согласно прогнозу Г.Кана, руководителя
исследовательского проекта Гудзоновского института США "The Next 200
Years" (
Ряд проводимых сегодня в теоретической и экспериментальной физике разработок в области ядерных и принципиально новых энергетических технологий не оставляет сомнения в том, что с их развитием произойдет переход к выносу промышленного производства на околоземные орбиты. Не будет ошибкой сказать, что близится к завершению этап освоения человечеством солнечной системы, то есть природы звезды, а на смену ему идет период рутинного хозяйствования в ней.
Сопоставив эти этапы человеческой истории с приведенной тетрадой макроструктуры Вселенной, естественно сделать предположение о том, что процесс освоения человеком природы, начавшийся в глубокой древности с поиска все новых источников пропитания, приближается к последовательному обживанию "территорий" в Космосе. Мы, таким образом, предполагаем, что в общеэволюционном процессе освоения природы нашей Вселенной человечество прошло первые две стадии - освоения пространства планеты и освоение пространства звезды, которое близится к завершению. Тем самым мы очертили первый уровень обобщения социальной эволюции (Схема 1) и предположили некую протоформу закономерности, из которой, кроме всего прочего, следует возможность "снятия" глубокой неопределенности представлений о будущем человеческого общества.
Если можно провести дифференциацию столь масштабных этапов социальной эволюции, то естественно было далее задаться вопросом о каком-то не менее общем критерии различения и способов социальной жизни. В этой связи уместно привлечь еще одну тетраду из приведенных во Введении. Речь идет об общенаучных понятиях,
описывающих основные формы движения в природе: воссоздание - воспроизводство - развитие - творчество. В рамках этой совокупности категорий может быть охарактеризована любая из известных форм движения - неважно, присуща она перемещению в пространстве физических тел или "общественным" отношениям животных, взаимодействию космических объектов или действиям хозяйки на кухне.
Согласно этой логике, рассмотренный выше "виртуальный", "мерцательный" тип существования первобытных обществ может быть охарактеризован термином воссоздание. Исторические данные, относящиеся к тому периоду, свидетельствуют о сосредоточении человеческой деятельности вокруг проблем выживания. Первобытные, крайне малочисленные сообщества регулярно гибли или мигрировали в новые ландшафтные зоны, оказываясь у новых источников пропитания, в ином растительном и животном окружении, в иной природной (почвенной, гидрогеологической и т.д.) обстановке. Каждый раз им приходилось воссоздавать новую структуру хозяйствования, новые формы орудийной деятельности, внутригрупповые отношения и проч. При крайней примитивности вещного компонента этого социального микромира можно предполагать, что после очередного переселения воспроизводить тот же способ социальной жизни, который был присущ общине на старом месте обитания, было невозможно.
Совершенно иначе обстоит дело в цивилизованных обществах: не случайно историки и этнографы говорят о "переходе к производящему хозяйству", характеризуя начальные этапы этого периода. Переход к оседлости был связан с быстрым накоплением множества орудийных средств, приспособлений, т.е. вещей, позволяющих стандартизировать действия по отправлению основных жизненных потребностей. Сама оседлость, как можно предположить, стала возможной благодаря достижению того уровня совершенства орудийных средств, когда изменения в среде обитания уже не могут согнать человека с насиженного места.
Эта первичная стандартизация базовой жизнедеятельности - устойчивое использование одних и тех же источников пропитания, сырья для строительства жилья, изготовления оружия и инструментов, одежды и т.д. - свидетельствует о переходе к качественно иному способу социальной жизни. Теперь, когда воссоздание ее уже не составляло проблемы, когда развернулся процесс расселения "производящих" сообществ по любым геоклиматическим зонам, доминирующим стало воспроизводство. Не случайно воспроизводство - основной объект политической экономии, а политики и экономисты - основные субъекты, определяющие современную социальную жизнь.
В нижней строке Схемы 1 мы располагаем эту тетраду основных форм движения в соответствии с предлагаемой последовательностью социальной эволюции, одним из аспектов которой выступает освоение человеком природы. Понятна гипотетичность нашего построения, но посмотрим на некоторые факты, которые позволяют перейти к количественному анализу в исторических исследованиях. Из данной схемы следует вывод о том, что следующей стадии социальной эволюции
соответствует не только новый уровень освоения человеком природы, но и иной способ социальной жизни.
Воспроизводство, согласно нашей логике, должно стать бесконфликтным. Напомним, однако, что пока лишь около четверти современного населения планеты живет в странах с устойчивым воспроизводством, большая же его часть существует в режиме высокой социальной конфликтности (страны "третьего мира" и "догоняющего типа развития"). Хотя в этих странах механизмы социального распределения и обмена имеют многотысячелетний опыт, но до того совершенства, которое достигнуто Западом, им еще далеко: проблемы реформирующейся России это подтверждают. Подобные реформы охватывают сегодня большую часть отстающих стран, поэтому можно предположить, что мы находимся на заключительном этапе освоения человечеством способа социальной жизни, названного здесь воспроизводством. В данной работе воспроизводство по-преимуществу рассматривается в его политэкономическом аспекте (о социокультурных проблемах воспроизводства см.: Ахиезер, т. I, с. 21-54).
Можно ли найти общий критерий различения способов жизни цивилизационного этапа эволюции? Что подтверждает этот прогноз о приближении перехода от социального воспроизводства к направленному социальному развитию? Прежде чем ответить на эти вопросы, рассмотрим еще один аспект социальной эволюции.
Попытаемся оценить, сколько было качественно разных типов социальных организмов с государственной организацией, т.е. цивилизационных. Проблема эта очень острая, вызывающая множество дискуссий и споров: одни исследователи рассматривают историю человечества без разделения на первобытную и цивилизационную макростадии, другие учитывают их различия; одни авторы утверждают, что существовало три типа обществ, другие - что четыре, пять или более, третьи же вообще отказываются обсуждать вопрос об эволюции человечества, о какой-либо ее стадийности. Мы не можем здесь подробно изложить различные точки зрения, а лишь обозначим свою позицию.
В основу нашего подхода положен общий для естествознания принцип: всякий природный объект характеризуется определенным энергетическим состоянием, а то или иное изменение в его структуре или поведении неизбежно вызывается или имеет следствием изменение его энергетических характеристик. Так, например, различным типам живых существ присущи и различные типы потребления энергии из окружающей среды для обеспечения своей жизнедеятельности. Этот параметр относится к базовым и в биологических классификациях. Чтобы применить такой критерий, как энергетическое состояние общества, мы ввели в исследование тетраду, которая лежит в основе антропного принципа, разрабатываемого в теоретической физике (Идлис; Меклер, Идлис) и в гуманитарных науках. Ее можно определить как систему макроуровней самоорганизации природы и как этапы ее эволюции в нашей Вселенной: физический ® химический ® биологический ® социальный.
Анализ образа жизни и деятельности людей в различные эпохи позволяет отметить тот факт, что в различные времена энергетическое состояние и энергетические источники, используемые обществом в целом, радикально отличались друг от друга (например: Одум, Одум; Печуркин; Кууси; Вильчек). Косвенным образом это демонстрируют данные эколога Н.Ф.Рейсмера: по его подсчетам, расход энергии на одного человека (ккал./сут.) составлял в каменном веке 4000, в аграрном обществе 12000, а в индустриальном - 70000 (Голубев, с. 45). Образно говоря, общество (как и живые организмы) на разных этапах своей эволюции потребляло различные доминирующие энергетические субстраты. Этот подход уже признан в социальных науках. Он опирается на представления о фундаментальности типа социального энергопотребления для изменений, претерпеваемых социальной жизнью: "Для того, чтобы осмыслить ход эволюции общества, необходимо... прежде всего оценить изменение энергетического потенциала культуры, а затем выяснить, что за коллективы существовали на данной территории в отдельные периоды, насколько они были велики, сложны и централизованы" (Березкин, с. 46).
В древнем мире основным источником энергии для обеспечения главных жизненных функций людей служила человеческая физическая сила свободного или раба: воина, земледельца, строителя и т.д. Новое качество, которое позволяет говорить о социальном типе энергетики древних обществ (и о его отличии от энергетики доклассовых/первобытных обществ), возникло за счет разделения ("профессионализации") и кооперации труда (например, см.: Перепелкин, 1991). В феодальную эпоху основным энергоисточником стала сила тягловых или верховых домашних животных. В регионах, где развивались страны древнего мира, существовали геоклиматические ограничения для тяглового земледелия, а в феодальных обществах Северо-Западной Европы тягловая сила животных использовалась всеми слоями населения (Онищук).
В индустриальном обществе происходило вытеснение биологического энергоисточника химическим: с наступлением машинного производства основным источником энергии для общества в целом становится органическое топливо - уголь, природный газ, нефть и др. Наконец, в настоящее время в течение нескольких десятков лет нарастает конкуренция между органическим и ядерным топливом (можно предположить, что в постиндустриальном обществе ядерная/физическая энергетика будет доминировать). Например, во Франции до 70% энергообеспечения страны ныне осуществляется атомными электростанциями. И хотя в остальных развитых странах мира эта цифра колеблется в пределах 10-20%, тенденция достаточно очевидна. Американский футуролог Г.Кан и его соавторы, на наш взгляд, совершенно обоснованно полагают, что решение энергетической проблемы лежит на путях перехода к широкомасштабному производству ядерной и др. видов физической энергетики (см.: Мотылев, с. 76).
Интересно, что приведенная динамика смены типов базовой энергетики свидетельствует о поэтапном освоении человеком сил природы на указанных выше 4-х уровнях ее самоорганизации. В древнем мире человечество освоило наиболее доступную ему
социальную энергетику, в средние века - биологическую, в индустриальном обществе - химическую. Сейчас идет интенсивное освоение энергии элементарных частиц и полей, т.е. физической энергетики.
Таким образом, последовательность эволюции общественного энергопотребления имеет направленность, противоположную эволюции основных уровней организации природы: физический ® химический ® биологический ® социальный. Но если верна эта последовательность, то мы получили критерий для того, чтобы выделить различные этапы цивилизационной стадии социальной эволюции. Тем самым мы приблизились к удовлетворению одного из базовых требований логики, применяемых к определению того или иного понятия, в данном случае понятия социальной эволюции: указали на родовую принадлежность (место в системе эволюции природы), признаки видовых отличий ее макростадий и параметров, разделяющих одну из них (цивилизационную) на этапы (Схема 2).
Теперь мы можем вернуться к вопросу о том способе социальной жизни (развитие), который, по нашему мнению, идет на смену современному (воспроизводство). На первых двух этапах макроэволюции - первобытном и цивилизационном - общество обретало внутренние механизмы (функциональные структуры), обеспечивающие способность устойчиво воссоздавать и воспроизводить его сущностные свойства, способ бытия. И если мы действительно приближаемся к последнему этапу цивилизационной стадии социальной эволюции, то встает вопрос о готовности общества к переходу в новое качество. Надо отметить, что здесь уместно применить традиционное для физики понятие "барьерного перехода", которое является естественнонаучным аналогом используемого гуманитариями термина революционный переход/революция: и современные, и исторические реалии свидетельствуют о кризисном характере столь глубоких реформаций.
На наш взгляд, одним из важнейших критериев готовности общества преодолеть "барьерный переход" между двумя указанными способами социальной жизни является развитость и полнота его институциональной структуры, чему и посвящено настоящее исследование. Возможно, наша работа поможет ответить на следующий вопрос: какого качества должна достичь институциональная организация общества к концу цивилизационной стадии, чтобы оно было готово к такому переходу?
Мы полагаем, что в приближении к третьему (галактическому) этапу социальной эволюции общество все острее будет испытывать потребность научиться управлять своим развитием, т.е. создать в своем "теле" специализирующиеся на этом институциональные структуры. От этого будет зависеть не просто способность сохранять свою "морфофизиологию" (репродуктивный тип), но и активно, по своей воле и жизненной необходимости адаптироваться к качественно новым масштабам скоростей жизни во Вселенной, а также к новым масштабам времени собственной жизни. Вот что указывает на такой поворот событий.
В древней, феодальной и даже во многом в индустриальной эпохах люди столетиями жили в одних и тех же условиях, не замечая каких-то видимых изменений в
своем образе жизни. Иными словами, требовалось время жизни многих поколений, пока общество претерпевало серьезное изменение своих технологической и политэкономической структур. Но в наше время ситуация на глазах резко меняется: в сущности одно поколение наших отцов и матерей видело Россию только с сохой и видит ее новейшую космическую индустрию (например, см.: Кон).
Ряд исследователей объясняет этот феномен, отталкиваясь от концепции "больших циклов" Н.Д.Кондратьева, совпадающих по продолжительности (50-70 лет) с временем жизни современного человека: "Сравнительный анализ показывает, что большие универсальные инновационные циклы... становятся типичной формой исторического развития по крайней мере в высокоразвитых индустриальных странах, для которых инновационность в широком смысле уже не внешнее преходящее обстоятельство, но глубинный стержневой процесс, определяющий их роль исторических "первопроходцев" (Ракитов, 1994, с. 21).
Разделяя
цивилизационную (2-ю) стадию общественной эволюции по различным уровням базовой
социальной энергетики на четыре этапа: древний мир, феодальный, индустриальный
и приближающийся постиндустриальный, - мы обнаруживаем следующее. Согласно
распространенным историческим данным, время жизни обществ древнего мира
варьировало в интервале (8-1)х1000 лет; время жизни феодальных - (16-8)х100
лет; время жизни индустриальных - (32-16)х10 лет. Если экстраполировать эту
закономерность на нарождающуюся общественную формацию (так называемое
"постиндустриальное", или "информационное" общество), то ее
время жизни выразится величиной (64-32)х1 лет. Авторы глобального проекта
"Следующие 200 лет" Гудзоновского института США (Г.Кан и др.), на
которых мы уже ссылались, полагают, что переход к экономике постиндустриальных
обществ произойдет в ближайшие 100-200 лет, а в странах Запада - уже к
Но хорошо известна
и другая тенденция. Среднее время жизни человека в древних обществах составляло
16-18 лет, в феодальном - 32-34, в индустриальном - 64-68 (в 1930 - 1940-е гг.
в высокоразвитых странах). Анализ современных данных свидетельствует о
продолжающемся увеличении времени жизни человека. В
Во все времена делались всевозможные предсказания "смертности" общества, "конца света" и иные малоприятные для человечества прогнозы. Однако употребление нами термина "время жизни" определяется естественнонаучным подходом, а не традицией "роковых" предсказаний. Время жизни разных по качеству жизни типов обществ - вот что подразумевает приведенная выкладка. Из нее следует только то, с какой скоростью один тип социальной жизни по его качеству и организации заменяется другим. Результаты этого анализа свидетельствуют о процессе ускорения социальной эволюции по мере увеличения энергетической мощи общества:
чем более емкие и мощные источники энергии появляются в руках людей, тем быстрее и легче они реализуют всегда в избытке витающие в обществе технологические идеи.
По существу, речь идет о давно известном в общественных науках положении, сформулированном классиком психологии и социологии, французским исследователем Г.Лебоном следующим образом: "...Действующая в продолжении известного времени в одном направлении какая-нибудь причина быстро производит очень большие результаты. ...Когда эта причина продолжает производить одно и то же следствие, то причины растут в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4, 5...), а следствия - в геометрической прогрессии (2, 4, 8, 16, 32...). /.../ Этими соображениями объясняется тот факт, что большинство социальных явлений может быть выражено быстро возрастающими геометрическими кривыми" (Лебон, с. 20-21).
Творчество Г.Лебона имеет уже столетнюю историю. Но и за сто лет до него исследователи опирались на данную закономерность. Наиболее характерен здесь пример выдающегося демографа и экономиста Т.Мальтуса, который, изучая физическое воспроизводства человека в период индустриальной (и одновременно демографической) революции, выявил следующую закономерность: "...Средства существования при наиболее благоприятных условиях применения человеческого труда никогда не могут возрастать быстрее, чем в арифметической прогрессии. /При этом - авт./ ...если возрастание населения не задерживается какими-либо препятствиями, то это население удваивается через каждые 25 лет и, следовательно, возрастает в каждый последующий двадцатипятилетний период в геометрической прогрессии" (Мальтус, с. 12, 14).
Если эта общая закономерность верна, то можно утверждать, что на возрастание в арифметической прогрессии своей энергетической мощи общество реагирует геометрическим ростом различного рода социальных последствий. В этом, с одной стороны, лежит причина ускорения исторического процесса, однако с другой стороны, скрывается и возможный рост различного рода социальных девиаций и патологий. В рассматриваемой ниже работе С.В.Онищука мы увидим, как это различие скоростей технического и демографического роста в определенных геоклиматических условиях ставило "компенсационный барьер" развитию древних цивилизаций.
Из сопоставления "встречных", противоположно направленных тенденций изменения времени жизни человека и темпов модернизации общества вытекает следующее предположение. В приближающейся третьей стадии общественной эволюции - стадии "галактической культуры" - структуры "тела" общества обретут способность к высокой изменчивости, и эти изменения будут происходить многократно на протяжении одной человеческой жизни, тем более что нет оснований предполагать прекращения и ее роста. Это означает, что доминирующий в цивилизационные эпохи репродуктивный (воспроизводственный) способ бытия человеческого общества должен будет замениться новым - способом направленного социального развития.
В рамках изложенных выше самых общих представлений о социальной эволюции мы подошли к вопросу о том, какого качества и уровня социальной организации должно достигнуть общество, чтобы быть способным осуществить переход на следующий уровень социальной эволюции. Наш исходный тезис таков: структуры управления развитием могут начать эффективно функционировать только в том случае, если будет достигнут минимально необходимый уровень полноты и совершенства институтов управления социальным воспроизводством. При неспособности устойчиво воспроизводить достигнутый уровень сложности организации, то есть если нет механизма удержания общества от постепенной деградации со сползанием назад, к менее развитой форме, процесс развития лишается своего главного "сырьевого" источника - скрытых в данной структуре потенций, неизвестных, "неразвернувшихся" свойств объекта. Если нет устойчивого воспроизводства самого объекта в целом, то не может быть и устойчивого сохранения скрытых в нем свойств.
Повсеместное и повседневное подтверждение этому дает практика современной научной деятельности, в которой и осуществляется (но пока не управляется!) процесс социального развития. С этой точки зрения одиозный опыт "социалистического развития", закончившегося стагнацией в условиях ускорявшегося процесса деградации всех основных производственных фондов СССР, свидетельствует прежде всего о разрушении механизмов управления социальным воспроизводством, коими в настоящее время являются рынок (механизм гражданского экономического выбора) и демократия (механизм гражданского политического выбора).
* * *
Основная часть нашей работы будет посвящена проблеме эволюции социальных структур и функций, которые управляют социальным воспроизводством цивилизационных обществ, т.е. проблеме эволюции экономических и политических институтов, составляющих расчетные структуры рынка и выборов. В качестве вводного представления о нашем подходе кратко рассмотрим один из результатов исследования институциональной эволюции соответствующих самых крупных частей общества - государства и гражданского общества.
Традиционной политической науке известны три ветви государственной власти: судебная, законодательная и исполнительная. Высокоразвитые общества уже прошли три стадии своего цивилизационного развития: древнюю, феодальную и индустриальную. А всегда ли существовали эти ветви власти, возникали они стохастически или тоже в некоторой последовательности?
Задавшись этим вопросом, можно обнаружить, что в древнем мире отсутствовали законодательные и министерские структуры в качестве профессионально действующих государственных органов. Подавляющая часть государственных служащих тогда занималась выполнением судебных функций. При этом совершенно неважно, были ли они военными, администраторами или сборщиками налогов - анализ их деятельности показывает, что в конечном счете большинство из них
занималось разрешением конъюнктурных задач, конкретных конфликтов - межличностных, межгрупповых и др. Судили все - от монарха до сборщика податей:
"Государство существует там, где из стихии социальной жизни выделились... полиция и суд" (Геллнер, с. 29). Вот пример из организации государственной службы в Древнем Египте: "...Необходимость в жестком контроле со стороны центральной государственной власти... привела к необходимости потребовать от должностных лиц, одновременно исполнявших обязанности администраторов и судей, строгого отчета о выясненных фактах, а возможно также, и о мотивах принятых судебных решений по тем вопросам и судебным делам, по которым они выносили свое решение. Чем сильнее была власть фараона, тем жестче были эти требования" (Аннерс, с. 24).
На какой нормативной базе действовали суды древнего мира? Во-первых, на основе казуистического права; во-вторых, на авторитете и собственном здравом смысле судей; в-третьих, руководствуясь творческими правовыми разработками особо влиятельных лиц - монархов или ученых (жрецов); и, наконец, в-четвертых, на мощной общинно-религиозной нормативной этике. Спорадически, конечно, и тогда коллективные органы (советы старейшин, народные собрания и т.п.) проявляли иногда законодательные функции, а иногда и министерские. Но профессиональных, постоянно действующих государственных структур и соответствующих ветвей власти не было (СИЭ, т. XI, с. 495; Аннерс, с. 12-20).
В феодальных обществах ситуация изменилась благодаря повсеместному распространению письменности. Сделаем небольшое отступление от темы, чтобы рассмотреть роль знаковых средств в развитии государственных институтов. Аналогично рассмотренной выше последовательности чередования базовых энергоисточников социальной жизни происходила и смена доминирующих в толще населения способов массовой коммуникации. В древнем мире подавляющая часть населения пользовалась устноречевыми способами общения и изобразительными средствами передачи информации (скульптура и живопись, мимика и танец, сигнализация с помощью специальных предметов и действий и т.д.). В феодальную эпоху значительное развитие получила рукопись, распространившаяся и в нижних слоях населения. Среди повсеместно используемых средств письменного общения применялись материалы животного и растительного происхождения.
Индустриальная эпоха дополнила, а в немалой степени и вытеснила старые средства общения новыми: на фоне повсеместного распространения буквенной рукописной грамотности появилась печатная техника, являющаяся продуктом химического (металлургического) производства, использующая химические красители. Печатная информация лежит в основе самого индустриального способа производства в его инженерно-конструкторском содержании, в необходимой грамотности промышленных рабочих, исполняющих инженерно-конструкторские идеи. Наконец, нетрудно увидеть, как на наших глазах в обществах зарождающегося постиндустриализма происходит выдвижение на первый план электронно-вычислительной техники. Обнаружив эту историческую последовательность
становления технологий общения, мы можем легко заметить, что она соответствует общему порядку последовательного освоения человеком макроуровней самоорганизации природы (Схема 3).
Вернемся теперь к истории становления институтов государственной власти. В феодальное время повсеместное распространение средств рукописи создало необходимые условия для того, чтобы многовековой опыт казуистической судебной практики начал превращаться в основание для решения судебных дел. Чтобы понять эту роль массовой (легко доступной) письменности, можно вспомнить, какой силой в судопроизводстве древнего мира обладало устное слово - достаточно было употребить в судебном процессе не тот термин, которого требовала процедура, и дело проигрывалось. Естественно, что отсюда рождалась и особая потребность в средствах для рукописи. Тем самым стимулировалось распространение юридических нормативов в толще населения, созревали основные технологические условия для рождения законодательства как регулярной (профессиональной) государственной деятельности. И она действительно появилась и стала доминировать над судебной властью.
Сначала этот процесс проявился в партикулярной форме: каждый феодал, князек становился законодателем в своей вотчине. С развитием феодализма государственная власть стала все чаще образовывать специальные советы, соборы, думы и прочие органы при верховных правителях для разработки законов, механизмов их действия и исполнения. Уже на ранних стадиях западноевропейского феодализма было введено обязательное для судов использование кодекса Юстиниана. Далее в государственной структуре появился и профессиональный законодательный институт - парламент.
И вот что характерно. Англия известна как лидер индустриальной эпохи, и именно ее парламент еще в 1265-1324 гг. отвоевал у монарха исключительное право законодательства, тогда как во Франции, Германии и других европейских странах парламенты добились этого только в XVI-XVIII вв. К завершению феодального периода законодательная деятельность приобрела профессиональные (еще сословные) государственные функции при верховной власти, так что индустриальная формация началась с установления постоянного института законодателей, парламентаризма, получив от феодализма образец государственной машины с законодательным механизмом, который был лишь развит властвующей буржуазией.
В индустриальном, буржуазном обществе государственное правосудие и законодательство продолжали проникновение все глубже в толщу гражданского общества, взяли под свое защитное и регуляторное воздействие все большее число социальных слоев и групп, становились все более зрелыми формами профессиональной государственной деятельности. Постепенно над ними начала доминировать "исполнительная", а точнее говоря, министерская власть. Конечно, это доминирование было достигнуто в результате длительной борьбы с законодательными структурами. Однако уже в конце XIX - начале XX вв. министерские органы
государственной власти в странах Запада стали мощной, сильно разветвленной функционально самостоятельной структурой. Не случайно в той же Англии главой государства по сей день является премьер-министр, а ее министерская бюрократия стала предметом "научно-сатирического" анализа Паркинсона (Паркинсон).
Следует заметить, что пост главы государства всякий раз по мере замещения старого типа цивилизационного общества новым перемещался на вершину исторически новой ветви власти. Монархи древнего мира - главные судьи в своих странах, выносящие окончательные судебные решения по любым конфликтным ситуациям. В феодальную эпоху "первое лицо" страны возглавляло по преимуществу законодательный орган, а его судебные функции распространялись лишь на высшие слои общества. В индустриальных странах главы государств: премьер-министры, президенты, канцлеры и проч. - по преимуществу возглавляют правительства, т.е. министерские структуры, лишь изредка участвуя в деятельности нормально функционирующих судебных и законодательных органов (главы государств сохраняют обычно лишь рудиментарные судебные и законодательные функции: например, объявление амнистии или издание указов).
Этот крайне сжатый исторический очерк имел целью показать, что такая базовая часть всякого общества, находящегося на цивилизационном этапе развития, как государство и его институты, в действительности формировалась во вполне определенной эволюционной последовательности. Естественно, что увидев эту закономерность, можно поставить следующий вопрос: а не действует ли она и в гражданском обществе? Чтобы ответить на него, следует предпринять анализ функций базовых институтов государственного управления обществом, а также функций самого гражданского общества. При этом мы исходим из предположения, что государство - это система институтов, определяющая политическую жизнь, а институты гражданского общества "ответственны" за экономику.
Духовное производство как в историческом, так и в политэкономическом плане остается малоизученной сферой деятельности. Поскольку в данной работе стоят иные цели, обратим внимание только на то, какой нам представляется его макроструктура. В цивилизационных обществах она включает в себя экономику -политику - науку - искусство. По своему содержанию экономика и политика представляют собой сферы духовного труда по управлению социальным воспроизводством. Если следовать изложенной выше методологии, то искусство и наука есть зародышевые формы тех будущих видов деятельности, в которых будет осуществляться управление социальным развитием. Конечно, все эти современные формы духовной деятельности тесно переплетены, мы же выделяем только их базовое содержание.
Поскольку может возникнуть вопрос о месте в этой классификации религиозных форм духовной деятельности, сделаем следующее отступление. Религия (и освящаемые ею общинные институты), с точки зрения применяемой здесь модели социальной эволюции, является жизнеопределяющим видом деятельности в обществах первобытного типа, выступая специфической для них формой социальной наследственности, обеспечивающей обретение человеческим обществом устойчивого механизма его воссоздания (например, см.: Петров, с. 97 - 105). Явления, преобладающие на низших ступенях, исполняют, согласно одному из постулатов ТПР, "родительские" функции по отношению к однородным явлениям более высоких стадий развития. Известно, что религия была той "материнской" формой духовной деятельности, в лоне которой развивались искусство, наука, экономика и политика.
Доминируя на первобытной стадии социальной эволюции (так называемый "первобытный синкретизм"), религия переходит в цивилизационную макростадию, хотя здесь уже развивались качественно отличные от нее формы рациональной духовной деятельности. Последние в принципе не могут не только возникнуть, но и развиться в свое "самостное" качество без веры (т.е. собственно религии). Хорошо известно, что религиозные институты доминировали над искусством, наукой, политикой и экономикой в древних и феодальных обществах. В индустриальном же обществе они "отстраняются" не только от государственного управления, но и от управления остальными видами духовной деятельности (процесс секуляризации).
Уместно будет заметить, что часто упоминаемая в научной литературе "восточная специфика", характерная для ряда стран догоняющего типа развития, в большинстве случаев связана с тем, что в этих странах религиозные институты так и не "отдали" в "нужный" исторический момент своей власти над институтами рациональной духовной деятельности. Естественно, что говоря об "отстранении" религиозных институтов, следует иметь в виду лишь изъятие у них "ведущих" функций, освобождение гражданского общества и государства от тотального контроля со стороны религии (современная политология называет претензию на такой контроль "фундаментализмом"). Конечно, и речи быть не может об уничтожении религии; она лишь видоизменяется, сохраняя свои социальные психорегулятивные функции.
В методологии ТПР, судя по всему, важное значение имеет явление "зеркальной симметрии". Эта закономерность характерна и для форм организации материальной и духовной деятельности. Действительно, анализ отраслевой структуры материального воспроизводства (Схема 4) показывает, что эта структура присуща и духовной его форме. Более того, симметрична и функциональная цепочка результатов материальной и духовной деятельности. Сам характер этих результатов труда определяет и последовательность технологических отношений отраслей, указанную на схеме стрелками. В рамках этого тетрадного отраслевого характера организации духовного производства, согласно нашей концепции, шла эволюция основных институтов государства и гражданского общества.
Подобным образом развивается, как мы полагаем, любая форма духовного производства. Например, наука в целом и отдельная научная дисциплина в своем историческом развитии проходят следующие этапы: 1) наблюдений и стохастического сбора информации - этап накопления сырьевой информации, а также ее группирования, ранжирования, иерархизации и статистической переработки, завершающийся постановкой исследовательских целей; 2) содержательного анализа по идентификации составляющих ее объектов исследования и распределения по соответствующим разделам данной науки; сравнительного анализа в рамках традиционных категорий, выявление их объяснительной недостаточности и формулировки задач, т.е. производства полуфабрикатов из сырьевой информации (рабочих гипотез); 3) систематизации, обобщения, объяснения и выведения закономерных отношений между явлениями в данной области науки - производство орудий духовного труда (научных законов, моделей, удовлетворяющих требованиям, предъявляемым к научному инструментарию); 4) применения открытых законов в человеческой практике (прикладные науки).
Свойство "симметрии" обнаруживается и при осмыслении такого образца аналитической логики, как исследование К.Марксом цикла социального воспроизводства: производство - распределение - обмен - потребление. Если абстрагироваться от имманентных связей экономики с политикой, то мы обнаружим, что экономика есть управление производством и обменом, а политика есть управление распределением и потреблением. Этот тезис в данной работе мы можем лишь постулировать, оставляя его доказательство для последующих публикаций.
Сравнительный анализ материального и духовного производства позволяет нам предложить следующие структурно-функциональные модели политики и экономики как основных сфер управления социальным воспроизводством современного общества.
Политику можно представить в следующем составе ее отраслей: -
Аналитико-идеологическая экспертиза (осуществляется аналитическими центрами, сыском, разведкой, органами массовой информации и др.). Она добывает сырьевую информацию прежде всего о нуждах, потребностях, интересах и запросах, об обычных отношениях собственности во всех их формах - от семейных до международных; проводит статистическую обработку этой информации (классификацию, ранжирование и т.д.); в конечном счете формулирует социальные проблемы во всем их спектре - от индивидуальных и групповых до государственных и социальных, т.е. формирует образ социального проблемного поля из множества отдельных нужд, потребностей и др. мотиваторов, инициирующих цели различных социальных субъектов.
- Идеология. По определению, понятие "идея" описывает образ цели, средств и способов ее достижения. До появления "исполнительной" власти цели, средства и способы многих отдельных социальных субъектов в форме идеософии задавались религиозными институтами. Позже идеи, продуцируемые гражданским обществом, начали исследовать министерства и политические партии,
выбирая на основе аксиологических расчетов наиболее социально значимые (при этом субстраты идей - нужды, потребности, интересы, запросы - выполняют критериальную функцию). Таким образом сырьевая информация - цели и способы действий отдельных социальных субъектов - перерабатывается в форму целостной иерархии социальных целей, обретает свои морально-нравственные "ГОСТы и ТУ". В результате вырабатываются проекты (полуфабрикаты) социальных и государственных заказов - проекты законов, провозглашаемые партиями или государством (министерствами) как первоочередные. Те и другие уже в качестве конкретных задач, которые должны быть решены юридически, передаются различными каналами в следующую отрасль политики.
- Законодательство (осуществляют парламенты, легислатуры и т.п. органы). Из "полуфабрикатов" от идеологии оно производит нормы права, т.е. юридические законы, нормативные акты и т.д. Иными словами, здесь узакониваются те или иные социальные заказы (программы), а те или иные уже заявившие о себе обычные отношения собственности превращаются в юридические. Результатом труда законодателей являются орудия политического управления - законы. Важно, что несмотря на зачастую демагогический характер заявлений политических деятелей всех времен и народов, когда дело доходит до конечных решений, в подавляющем большинстве случаев они апеллируют к закону, будь то юридический закон или норма обычного права. Другой разговор, что у демагогии есть своя важная для политиков функция - выиграть время для формулирования такой трактовки закона, которая отвечает их интересам. Эти орудия духовного политического труда производятся для непосредственного применения их в следующей отрасли.
- Правосудие (его осуществляют судебная система и гражданская юстиция - адвокатура. Это конечная отрасль политики, которая должна работать непосредственно на население, на все слои общества. Правосудие использует юридические законы для "изготовления духовных предметов потребления" любым социальным субъектом, т.е. для судопроизводства конечных решений по всевозможным отношениям собственности - от семейной и коллективной до государственной. Судебные решения и постановления "потребляются" спорящими сторонами либо по доброй воле, либо по принуждению и становятся управляющими "сигналами" к действиям по нормализации ситуации или для них, и/или для исполнительных силовых органов государства. В нормально развивающихся странах результаты деятельности системы правосудия становятся основными источниками первичной информации для политической статистики, замыкая тем самым цикл духовного политического производства. Эта информация крайне важна и для остальных отраслей политики, поскольку в системе правосудия (а не в министерских кабинетах) формируется истинная картина социальной конфликтности, т.е. статистически достоверно выясняются причины любых социальных проблем (например, см.: Петрухин, с. 86).
Функционирование государственных политических институтов современного индустриального общества адекватно моделируется в методологии принятия
государственных решений, созданной американской научной школой ситуационного нормативизма. Согласно разработанным этой школой управления процедурам, подготовка любого государственного решения должна производиться в четыре следующих этапа (Руданеевский, с. 191-197):
1. Описание проблемы. Методология ситуационного нормативизма "...стремится к получению настолько полного описания проблемы, насколько это возможно, включая притязания их участников (активных и пассивных, прямых и косвенных) и властные возможности". При этом чаще всего применяют метод Дельфи и метод моделирования процесса решения. "...Оба эти метода используются не для принятия политических решений, а лишь для построения дескриптивной модели проблемной ситуации, что составляет лишь первый этап процесса". В нашей структурно-функциональной схеме отраслей политики этот этап соответствует "экспертно-аналитической процедуре".
2. "...Нормативный анализ, в ходе которого изучается, что может или должно быть сделано в ситуации, идентифицированной дескриптивной моделью. ...Эта фаза принятия решений включает исследование тех альтернатив, которые могут быть предложены для достижения операциональных целей, но в то же время удовлетворяют ограничениям, вытекающим из неоперациональных целей". Это то, что можно назвать "министерской (идеологической) процедурой".
3. "Неспособность осуществить те или иные государственные и политические предложения может быть чаще всего прослежена в неспособности их сторонников (или политических аналитиков) рассмотреть политическую и организационную их реализуемость. Осуществление политического решения подразумевает необходимость внесения определенных изменений в социальную структуру, технологию (т.е. экономику), в сознание людей и в промежуточные цели. А чтобы эти изменения можно было претворить в жизнь, необходимо провести их через соответствующие организации... В то время, как политическая осуществимость обычно рассматривается после того, как решение принято (поскольку оно нормативно необходимо), методология ситуационного нормативизма вводит ее в рамки ранее развитой дескриптивной модели. В результате альтернативы, получаемые путем такого наложения, оказываются более рациональными: они, во-первых, получены из нормативно оцененной ситуации, во-вторых, согласованы с целями, ожиданиями и притязаниями социальных организаций... Более того, сопоставление ситуации с возможностью ее разрешения в рамках одной модели может привести к модификации нормативного решения. Там, где дескриптивная модель подвергается пересмотру, можно перепроверить и предварительно отброшенные решения, благодаря чему появляется возможность выработать дополнительные альтернативы". Этот этап можно назвать "законодательной процедурой".
4. "Теперь наступает этап рассмотрения реализации принятого решения... К этому моменту нормативное решение уже получено... Остается проверить политическую реализуемость развиваемой политики в контексте уже не модели (хотя и дескриптивной), а реального мира. ...Теперь проверяется, насколько верно решение отразило интересы тех
социальных единиц (лиц, организаций, общественных институтов), которые его инициировали. Как правило, это означает "проигрывание" решения на различных его участниках с целью выявления неточности или некорректности отнесения их интересов к тем или иным уровням притязаний. Делается это очень просто - с помощью переговоров". Это соответствует "судебной процедуре", учитывая, что наиболее древней формой права было примирительное право, или переговоры о мире.
Придерживаясь этой логики, но уже в применении к экономической деятельности, можно получить следующее отраслевое структурно-функциональное деление экономики:
- Аналитическая технологическая экспертиза (осуществляется в современных обществах в сфере маркетинга и менеджмента, а также различными государственными статистическими службами). Она добывает сырьевую информацию о потребностях населения, о состоянии рынков, различных сфер экономики вообще, ранжирует ее, группирует и, как результат анализа тенденций и проблем (спроса, предложения, распределения капиталов и проч.), "передает" в следующую сферу.
-Технология, по определению, является организацией производства (осуществляется "веберовским" промышленником-предпринимателем). Здесь перерабатывается добытая статистикой-маркетингом сырьевая информация об экономических потребностях населения, которая преобразуется (при учете эффективности тех или иных технических средств) в форму конкретных производственных программ, инвестиционных или кредитных проектов, смет и проч., используемых в следующей отрасли экономики.
- Финансы (сфера оборота ценных бумаг, осуществляемого банками, биржами, акционерными обществами и подобными структурами, оперирующими с ценными бумагами). Это сфера, использующая "технолого-стоимостную" информацию для исчисления норм прибыли, прибавочной стоимости, курсов ценных бумаг и валют, кредитных ставок, квот и проч., т.е. экономических норм ("законов" экономики). Эти орудия экономического расчета и управления являются основой для следующей отрасли.
- Торговля (осуществляется различными коммерческими субъектами и структурами). Это конечная отрасль экономики, непосредственно работающая на население - продуцирующая для него все огромное множество цен, т.е. конкретных мер и единиц мер для обмена товарами. Используя финансовые нормы в качестве неких граничных параметров - орудий своих расчетов, торговцы в рамках верхних и нижних границ норм прибылей, ставок и т.д. варьируют рыночные цены, исчисляя таким образом в конкретных процессах обмена среднестатистические стоимости товаров. Множество конкретных торговых сделок (типологически идентичных состязанию сторон в судебном процессе) предоставляет сырьевую информацию для экономической статистики.
Следует еще несколько уточнить отраслевое распределение функций экономического и политического управления:
- если экономика - это управление производством и обменом, то управление непосредственно производством осуществляется в отраслях экономической статистики (маркетинга) и технологии, а управление обменом в отраслях финансовой и торговой;
- если, в свою очередь, политика есть управление распределением и потреблением, то непосредственно распределением управляют отрасли политической статистики и идеологии, а непосредственно потреблением - отрасли законодательства и правосудия.
Очевидно, что как и должно быть в сложнейшей системе социального организма, в результате функциональных взаимодействий эти разные управляющие действия переплетаются, усложняются системами прямых и обратных связей, но сущностное содержание каждого по мере эволюции разделения труда в политике и экономике становится все более заметным.
Приведенное описание отраслей политики как сферы духовного производства отвечает на вопрос о функциях трех ветвей власти - судебной, законодательной и исполнительной (точнее, министерской, "идеологической"). Но особенно интересным сегодня оказывается первый элемент отраслевой структуры экономики и политики - аналитико-идеологическая экспертиза, - и вот почему.
Если мы готовы признать, что история обществ на цивилизационном этапе эволюции сопряжена с достаточно последовательным развитием ветвей государственной власти и отраслей политики, если современными учеными признается, что близится переход высокоразвитых стран в качественно новое - постиндустриальное - состояние, то возникает вопрос: не связано ли с этим переходом возникновение новой формы власти, ее функционально новой ветви? Оказалось, что четвертая ветвь государственной власти уже появилась в "зародышевой" форме, и ниже мы рассмотрим факты ее становления, выделения из "материнского лона" министерской отрасли. Речь пойдет о президентской (информационно-аналитической) власти, развивавшейся особенно интенсивно уже в XX в. Но ее пока еще не вполне отделяют от исполнительной власти (Фигатнер, 1993).
Взаимосвязано ли возникновение государственных институтов с потребностями развивающегося гражданского общества? Ответ на этот вопрос требует анализа функциональной зависимости между отраслями экономики и политики. Этой проблемой мы займемся в следующих главах данной работы.
На Схеме 5, отражающей современную макроструктуру государственных и гражданских институтов, мы сделали попытку одновременно представить их эволюционные и функциональные взаимосвязи. В целом с учетом сказанного эта схема показывает структуру управления социальным воспроизводством: как она складывалась в эволюционном процессе и как она представлена в институциональной системе современных высокоразвитых стран Запада. "Западный акцент" нашего исследования, как нам думается, позволит понять и специфику "восточной" ветви социальной эволюции.
В крайнем правом столбце Схемы 5 представлена структура экономических институтов гражданского общества, реализующих функции соответствующих отраслей экономики как сферы духовного производства. Расположены они "сверху вниз" в порядке, который отвечает их "технологическим" (функциональным) отношениям. Во втором столбце справа указаны отрасли политики, которые обладают функциями соответствующих ветвей государственной власти. Последовательность их расположения в вертикальном направлении "сверху вниз" на данной схеме также соответствует "технологическим" (функционирующим в режиме воспроизводства) отношениям отраслей духовного производства.
Ранее мы отмечали, что последовательное историческое освоение человечеством макроуровней самоорганизации природы шло в направлении, противоположном их собственной эволюции (Схемы 2 и 3). Теперь, сравнив уже рассмотренную историческую последовательность возникновения ветвей государственной власти (судебная власть ® законодательная ® министерская ® президентская) с приведенной на этой схеме последовательностью их технологических взаимодействий, мы увидим ту же противоположную направленность. Эта закономерность проявляется и в отношениях экономических институтов, которые будут рассмотрены ниже.
Здесь следует специально остановиться на том, что в теоретической социологии этот феномен уже сравнительно давно известен: "перевертывание причинных цепей в обратную сторону... типично для многих социальных явлений" (Тернер, с. 94; речь идет о работе американского социолога А.Л.Стинчкомба). "Труды Парсонса (его эмпирические исследования - авт.) изобилуют обратными причинными цепями, в которых существование целостных систем, предшествуя по времени возникновению подсистем, служит причиной сохранения подсистем вследствие избирательных преимуществ, полученных ими при решении проблем, с которыми сталкивается целостная система" (Тернер, с. 95). Необходимо также подчеркнуть, что обычно проявление этого феномена используется критиками структурного функционализма для "доказательства" его телеологического характера.
Представляются очень верными следующие соображения Дж.Тернера: утверждения Т.Парсонса об устойчивости социальных структур, объяснимой тем, что они, соответствуя потребностям и/или поддерживая состояние равновесия, имеют "преимущества" перед всеми остальными, "не нуждаются в незаконной телеологии, потому что существование целостных систем, вполне возможно, предшествует во времени тем структурам, возникновение и устойчивость которых должны сохранять эту целостность" (Тернер, с. 95). Общество и является такой целостной системой.
Нетрудно видеть, что в данном высказывании, как и в построениях самого Т.Парсонса, фактически защищается концепция естественного отбора: "Целостной системе совсем не нужно приписывать цели. Подобно тому как в биофизическом мире экологическое и популяционное равновесие поддерживается при помощи нецеленаправленных процессов отбора (например, количество хищников увеличивается до тех пор, пока они не начинают пожирать сами себя, а затем уменьшается до тех пор, пока не восстановятся пищевые запасы), так и социальное целое может постоянно поддерживать себя в состоянии равновесия, или выполнять требования императивов, необходимых для выживания" (Тернер, с. 95).
Обратим внимание, что в кибернетике и в общей теории систем понятие "телеология" обрело свое операциональное содержание. Н.Винер использовал его для характеристики целенаправленного поведения, напрямую не связанного с причинностью, добавляя, что "телеологическое поведение становится равнозначным поведению, управляемому отрицательной обратной связью" (Винер, с. 306-307). Это значит, что определенный тип или определенное состояние продукта системы на выходе из нее будут казаться внешнему наблюдателю той целью, ради достижения которой внутри системы происходят изменения взаимодействий ее частей, коррекции ее поведения.
Из множества природных систем с отрицательной обратной связью можно привести и такой пример, как саморегуляция продуктивности ферментной (каталитической) системы: при определенном превышении количества нарабатываемого ею вещества оно начинает ингибировать (тормозить) фермент и тем самым замедляет процесс своего образования. И наоборот, с уменьшением концентрации вырабатываемого ферментом вещества (при его утилизации другой метаболической системой) блокирование активных центров молекул фермента прекращается, и процесс продуцирования опять ускоряется. Этот механизм осуществляет авто-поддержание определенной нормы (саморегуляцию) количества тех или иных веществ в клетках и тканях живых организмов и является непреложной частью общей системы гомеостаза тел живых организмов.
Точно также общим местом в теории естественного отбора является тот факт, что при радикальных изменениях в условиях среды обитания те или иные звенья поддержания гомеостаза в телах живых существ перестают срабатывать, и соответствующие биологические виды попадают на грань вымирания. Выживают те,
у которых в результате изменчивости возникают адекватные модификации механизма саморегуляции метаболических процессов.
Анализируя принципы функционирования открытых систем (а к ним принадлежит и человеческое общество), Л. фон Берталанфи указал на свойство эквифинальности, то есть способности систем подобного рода "достигать заранее определенного конечного состояния независимо от нарушения начальных условий (из различных начальных состояний и различными путями)". По мнению Берталанфи, организм как открытая система "по истечении некоторого времени приобретает конечное состояние, "предопределенное" его структурой. Организм как бы стремится к некоторому конечному состоянию (как правило, наиболее для него благоприятному)" (Садовский, с. 168).
Упреки в телеологичности теории Т.Парсонса (а именно, введение категории "целедостижение"), таким образом, основываются на использовании критиками традиционного смысла понятия "телеология". На самом же деле эмпирические исследования привели его к обнаружению в "теле" социального организма механизмов саморегуляции, идентичных тем, которые естествознание находит на всех уровнях самоорганизации в природе - физическом, химическом и биологическом.
В рамки естественнонаучного понимания телеологии вполне укладывается и наше представление о появлении новых социальных институтов. Социальная конфликтность может иметь двоякое выражение и смысл. В определенном диапазоне ее "амплитуды" (скажем, определенной частоты и количества судебных процессов, дипломатических переговоров, восстаний или забастовок и т.п.) она отражает естественный авто-колебательный характер процессов поддержания социальных норм ("физиологически нормальное" функциональное состояние).
При чрезмерном же росте социальной конфликтности, когда старые механизмы саморегуляции (авто-поддержания социальных норм) перестают срабатывать из-за появления значительных изменений, например, в геоклиматических условиях или в материальных/духовных технологиях (сопровождающихся массовым голодом, миграциями населения, восстаниями, войнами или резкими инфляционными скачками и т.п.), эта конфликтность становится уже сигналом нужды в модификации части или целой системы саморегуляции, т.е. институциональной системы общества. В обоих случаях можно говорить о действии механизмов "отрицательной обратной связи" в теле социального организма, хотя и разных по их уровню и организации. Не случайно исследование размаха и частоты социальных конфликтов осуществляется и в рамках циклических теорий экономического развития (Полетаев, Савельева).
Мы надеемся, что естественнонаучные основания разрабатываемой феноменологии ТПР (Приложение 1) позволят не только продемонстрировать отсутствие необходимости в "незаконной" телеологии для объяснения парсонсовской модели, но впоследствии поможет объяснить и объективность самой телеологии. Мы разделяем точку зрения Т.Парсонса о "первичном отборе" и полагаем, что он действует в социальной эволюции с не меньшей силой, чем в живой природе.
В данной работе естественность социальной эволюции мы пытаемся продемонстрировать в чисто историографическом аспекте, на основе анализа исторической эмпирики. Другое дело, что обвинения в "незаконной" телеологии, как правило, справедливо объясняются недостаточностью эмпирической аргументации.
Проявление феномена "перевертывания причинных цепей в обратную сторону" целесообразно проиллюстрировать следующим высказыванием: "Таким образом, недопустимым и ошибочным было бы брать экономические категории в той последовательности, в которой они исторически играли решающую роль. Наоборот, их последовательность определяется тем отношением, в котором они стоят друг к другу в современном буржуазном обществе, причем это отношение прямо противоположно тому, которое представляется естественным или соответствующим последовательности исторического развития" (Маркс, с. 221; выделено нами - авт.).
Две вещи следуют из этого умозаключения К.Маркса. Во-первых, он констатирует то же самое перевертывание причинных цепей в применении к экономическим явлениям (финансовый капитал, отношения землевладения и многое другое), отличным от тех, которые исследуем мы. Тем самым из своей эпохи Маркс предоставляет нам дополнительные подтверждения всеобщего характера этой закономерности. Во-вторых, здесь мы находим пример того, насколько сложной являлась проблема различения процессов воспроизводства и развития, если ученый столь высокого ранга, ставивший специальной задачей исследование развития общества и подчеркивавший, что диалектический метод Гегеля является уникальным инструментом для таких исследований, заявлял о "недопустимости и ошибочности брать экономические категории в той последовательности", которая представляется естественной и соответствующей их историческому развитию. Чуть ниже мы увидим, что и Т.Парсонс столкнулся с этой сложностью, пытаясь дифференцировать процессы выживания и развития при разработке своего "системного реквизита".
Приведенное выше высказывание делается Марксом в контексте исследования воспроизводственных экономических процессов. Он таким образом поясняет, почему "поворачивает зеркало времени в будущее": чтобы "проникнуть в тайны настоящего". Иначе говоря, мы не просто находим, что "принцип О.Тоффлера" был рабочим инструментом К.Маркса. Ясно, что Маркс, еще не формулируя явление противоположной направленности процессов воспроизводства и развития, тем не менее сознательно использовал его в своем аналитическом подходе.
Для нас неприемлема современная российская манера критики К.Маркса, поскольку в ней совершенно не учитываются "условия места и времени", а главное массовая социальная психика времен его творчества и несопоставимо более бедная, чем сегодня, база эмпирических данных современных ему естественных и гуманитарных наук. Достаточно напомнить, что понятие "обратной связи" появилось благодаря кибернетике лишь в середине XX в.
На феномен инверсии причинно-следственных связей есть отсылки и в отечественной литературе. Известный историк Б.Ф.Поршнев описывает его в образной форме:
"...на заре истории человек по своим психическим характеристикам был не только не сходен с современным человеком, но и представлял его противоположность... Все в человеческой натуре было наоборот, чем сейчас...: ход истории представлял собой перевертывание исходного состояния. А этому последнему предшествовала и к нему привела другая инверсия: "перевертывание" животной натуры в такую с какой люди начали свою историю. Следовательно, история подпадает под формулу Фейербаха "выворачивание вывернутого" (Поршнев, с. 16-17).
Может показаться, что мы неоправданно много внимания уделяем в данной работе феномену "перевертывания причинных цепей". Однако на самом деле в нем скрываются те законы, которыми определяется одновременное течение двух противоположно направленных социальных процессов - воспроизводства и развития общества. Если же учесть, что чуть ли не главной проблемой современных реформ в странах СНГ является необходимость в одно и то же время как развивать новые экономические и политические структуры, так и обеспечивать социальное воспроизводство старых, то можно сказать, что потребность в детальном знании этой закономерности значительно выше возможностей данного изложения.
Вот как известный отечественный ученый, заведующий кафедрой социологии и психологии управления Академии народного хозяйства при правительстве Российской Федерации, А.Пригожин, в своей работе "Феномен катастрофы (дилеммы кризисного управления)" характеризует ту же самую проблему: "И все же предложенная выше типология среди всех источников бедствий в наиболее опасные выводит природные катастрофы. Для управления отсюда возникает вечная дилемма: распределение целей и ресурсов между сохранением и развитием общества одновременно" (Пригожин, с. 120; курсив автора - авт.).
Учитывая продемонстрированную в Гл. I тенденцию приближения общества к качественно новому способу социальной жизни - к преобладанию развитийных процессов над воспроизводственными, - мы считаем необходимым акцентировать внимание не только на обнаруженном факте противоположной направленности этих процессов. В этой ситуации, на наш взгляд, особую значимость уже не теоретического, а прикладного характера обретает "система реквизитов" Т.Парсонса, поскольку, как показывают наши исследования, она отражает именно элементарную структуру витка социального развития.
Система функциональных категорий социального действия Т.Парсонса включает: целедостижение, адаптацию, латентность, интеграцию. Приведем основное смысловое содержание этих категорий: "Адаптация затрагивает проблему охраны от воздействия внешней среды достаточного количества приспособлений, а в дальнейшем - их распространение на всю систему. Достижение целей относится к проблеме установления приоритета в системе целей и мобилизации системы средств для их достижения. Интеграция обозначает проблему координации и поддержания жизнеспособных взаимосвязей между единицами системы. Латентность охватывает две взаимосвязанные проблемы - сохранение формы и снятие напряженности. Сохранение формы имеет
отношение к следующей проблеме: как добиться, чтобы "актеры" в социальной системе проявляли "соответствующие" черты (мотивы, потребности, умение мастерски исполнять свои роли и т.д.). Снятие напряженности относится к проблеме внутреннего напряжения "актеров" в социальной системе" (Тернер, с. 73).
Мы уже дали краткое описание современных представлений о понятии социального института. Теперь, подойдя к рассмотрению методологической схемы, которую будет защищать данная работа, следует обратить внимание на то, что разрабатывая теорию социальных систем и приближаясь к открытию своих функциональных категорий Т.Парсонс прошел через стадию обобщения своих микро-социальных исследований процесса институционализации, т.е. по сути процессов развития социальных институтов. Заметим, что им проводились исследования и макро-эволюции правовых систем, на результатах которых мы остановимся в заключении раздела, посвященного институциональному анализу обществ древнего мира.
Согласно Т.Парсонсу, процесс институционализации идет в следующей последовательности: "1/ "Актеры", которые ориентированы самым различным образом, попадают в такие ситуации, где они должны взаимодействовать; 2/ Направление ориентации "актеров" является отражением структуры их потребностей и того, как эта структура потребностей изменилась благодаря интериоризации культурных образцов; 3/ Нормы возникают тогда, когда актеры приспосабливают свои ориентации друг к другу благодаря специфическим процессам взаимодействия, которые не поддаются четкому обособлению, а смешиваются с выбором, распределением и обменом ролей; 4/ Такие нормы возникают в качестве способа взаимного согласования ориентации "актеров", но в то же время они ограничены пределами общих культурных образцов; 5/ В свою очередь эти образцы регулируют последующие взаимодействия, придавая им устойчивость. Именно благодаря этому процессу институционализированные модели возникают, сохраняются и изменяются" (Тернер, с. 67).
Если отделить первый этап как исходное условие, предпосылку к началу социального действия, то нетрудно увидеть, что в остальных четырех пунктах процесса институционализации отражены рассмотренные выше "функциональные категории", которые позже и были сформулированы Т.Парсонсом: в пункте 2 лежит "заготовка" понятия "целедостижения", в пункте 3 - понятия "адаптации", в пункте 4 - понятия "латентности" и, наконец, в пункте 5 - понятия "интеграции". Подчеркнем, что представляя таким образом процесс развития институтов Т.Парсонс тем самым сформулировал и последовательность расположения составляющих его функциональных категорий: целедостижение ® адаптация ® латентность ® интеграция. В иных работах, посвященных теории социального действия, при характеристике поведения живых организмов Т.Парсонс использует определения, аналогичные по смысловому содержанию его "системному реквизиту", располагая их в той же последовательности (Парсонс,1992, с. 122).
Однако в последующих работах автора расположение функциональных категорий часто варьирует. А Дж.Тернер отмечает две трудности восприятия концепции Т.Парсонса: возможная телеологичность его построений и затруднение с различением, чему принадлежат эти его "системные реквизиты": процессу "выживания" или процессу "развития".
Возможно, поиск консенсуса с критиками "от телеологии" мешал Парсонсу выдвигать на первое место акт целедостижения - понятно, что в этом случае критика и вовсе стала бы разгромной. Однако напомним, что в практике любых научных исследований - а они являют собой самый наглядный пример социальной деятельности по развитию - постановка целей всегда выступает первым актом. Причем независимо от того, что в подавляющем большинстве случаев в конце исследований приходят к результатам, весьма отличным от их образов в изначальной цели.
Конечно, алогичным может показаться выдвижение нами целедостижения первым актом процесса развития общества как целостной системы, если при этом формулируется понятие "естественного отбора". Но именно это кажущееся противоречие, как, впрочем, и всякое противоречие, позволяет правильно поставить проблему. А именно: проблему различия между целями воспроизводства и целями развития.
Такая постановка вопроса позволяет обнаружить, что цели социального воспроизводства отличаются знанием и, если угодно, "запрограммированностью" конечного результата. Строго говоря, употребление понятия "цели" в применении к процессу воспроизводства представляется некорректным - не случайно ученые отказывают биологическим существам в целеполагании, подчеркивая инстинктивный, наследственно запрограммированный характер функционирования их организмов. Если же в поведении животных предполагают какие-то примитивные формы целеполагания, тогда ставят вопрос и о проявлении ими каких-то примитивных форм интеллекта. Но если с определенной натяжкой можно говорить о целедостижении в каком-либо из множества видов процессов социального воспроизводства, то этот акт в нем априори является... последним.
Сам по себе процесс воспроизводства (например, работы станка или завода и т.д.), поскольку он по определению осуществляется по известной технологии - т.е. совершенно определенной совокупности технических средств, способов и последовательностей действий - начинается с функционирования "жизнеспособной системы" (будь то семья, завод или земледельческое хозяйство). В приведенной выше системе "функциональных категорий" Т.Парсонса это соответствует интеграции (пункт 4).
Следующим этапом после запуска воспроизводящей системы является обеспечение слаженного взаимодействия ее "актеров", иных составных частей (см. пункт 3 о латентности) согласно системе технологических норм. Далее обеспечивается адекватность системы социальной инфраструктуре, являющейся для нее внешней средой - грубо говоря, начиная с защиты оборудования от коррозии и кончая
своевременным обеспечением ее работы ресурсами (неважно, кредитом ли, сырьем или новой рабочей силой), - учетом социальных потребностей, которые удовлетворяет система, или согласованием ее действий с соответствующими законами и др. (см. пункт 2 об адаптации). И наконец, последним этапом становится собственно достижение цели - выдача продукта со всеми сопутствующими результатами (если речь идет об экономическом воспроизводстве, то с продажей, получением прибылей и т.д.). Причем в равной мере сказанное касается не только экономических, но и иных социальных сфер.
Для описания процесса воспроизводства применение категорий социального действия (Ц, А, Л, И) некорректно потому, что репродуктивная система, если она уже существует - уже развилась, в основном адаптирована к социальной среде, имеет систему нормативов своего функционирования, интегрирована в социальную инфраструктуру, а исходная цель, ради которой она создавалась и развивалась, устойчиво регулярно достигается в процессе функционирования системы, т.е. как таковых проблем, решаемых в процессах целедостижения, адаптации, латентности и интеграции, она по преимуществу не испытывает.
С этой точки зрения, исследуя нормально функционирующую систему воспроизводства, вероятно, следует говорить не о целях, а о задачах в том смысле, в котором этот термин употребляется в математике, когда известна система операторов (законов, функций) которые связывают зависимые и независимые переменные, а также константы и параметры. И под задачей подразумевается описание ситуации, которую деятель, используя известные операторы, часть известных параметров и констант должен довести до логически запрограммированного конечного результата, каковым являются ранее неизвестные значения переменных или постоянных величин, рассчитанные известными средствами и способами.
Конечно, грань между целью как незапрограммированным, а предполагаемым результатом и задачей размыта, ибо, как и все понятия одного рода, они тоже перекрываются. Но смысловые ядра каждого, как нам кажется, можно различить: цель, даже если она четко поставлена, подразумевает неизвестность, проблематичность средств и способов достижения результата, непредсказуемость ситуаций, которые будут складываться при этом, отсутствие точного знания последствий, к которым приведет полученный результат.
Задача (или задание), наоборот, отличается набором известных средств и способов, знанием этапов процесса (ситуаций) их использования, а также следствий и сферы применения искомого результата. Простым примером частичной взаимоперекрываемости и взаимоперетекания понятий может служить формула "цель: решить задачу", которая подразумевает неизвестность для субъекта средств и способов решения. Эта неизвестность может быть двоякого рода - либо полное незнание, либо забвение. В первом случае задача превращается в цель изучения, во втором - цель превращается в задачу по извлечению из памяти (для этого существуют известная мнемоническая техника).
Понятно, что внешние возмущения могут с большей или меньшей частотой выводить систему воспроизводства из равновесия. (Социальные же системы по самой своей сути предельно изменчивы.) В каждом из подобных случаев будет вставать проблема ее внутреннего "доразвития", то есть может оказаться необходимой постановка цели восстановления производственной структуры или адаптирования ее к новым условиям, определение и введение соответствующих им новых нормативов функционирования, а далее и интеграция новшества в режим ее жизнедеятельности. Тем более любопытно и это хорошо известно техническим работникам, что процесс доразвития (устранения недостатков) идет в направлении, обратном функциональному, технологическому - от диагносцированного недостаточного звена в сторону начала технологической цепочки.
Все это означает лишь, что для полноценного анализа - а значит и для адекватного употребления "системного реквизита", инструментария социологического исследования - всякий раз необходимо тщательно отличать, имеем ли мы дело с функционирующей системой или с развивающейся. И это особенно важно, если оба процесса - воспроизводства и развития, как и происходит в условиях реформ, - совпадают по месту и времени.
* * *
Вернемся к матричной схеме институциональной эволюции. Для пояснения двух левых столбцов Схемы 5 вспомним, что политические институты есть не только в структуре государства, но и в структуре гражданского общества (крайний левый столбец). Государство же, в свою очередь, являясь доминирующим субъектом политики, тем не менее осуществляет и экономические функции (второй столбец слева).
В ходе развития институциональной структуры государства и гражданского общества происходит специализация отдельных институтов, выполняющих самостоятельные (профессиональные) функции. Мы уже отмечали, что на первом этапе эволюции в рамках одного доминирующего компонента обнаруживаются и "зародыши" последующих. Далее же происходит их вычленение из синкретически единого института предшествующей стадии социальной эволюции. Обособляется тот институт, который несет функции, доминировавшие на предшествующей стадии. Следующий же компонент тетрады, выделяясь в роль доминанты, берет на себя большую часть функций институтов, оставшихся в "зародышевом состоянии".
Эти процессы тоже могут быть выражены в матричной форме (Схема 6). На этом рисунке арабскими цифрами 1, 2, 3 и 4 отмечены стадии социальной эволюции на ее цивилизационном этапе. Буквами А, Б, С, Д обозначены основные функции социальных институтов, а римскими цифрами I, II, III, IV - сами эти институты. Жирным шрифтом выделены функции, доминирующие в данном институте. На стадии 1 мы находим синкретический макроинститут I, выполняющий функции А, Б, С и Д при доминировании функции А. На стадии 2 можно выделить макроинститут I (выполняющий функцию А) и макроинститут II (выполняющий
функции В, С, и Д при доминировании функции В) и т.д. Здесь следует также учитывать то, что не отражено на схеме, а именно, что каждый из институтов и его функция с каждым переходом общества на новую ступень эволюционной лестницы не только сохраняется, но и совершенствуется для сопряжения с вновь появившимися институтами и для оптимизации их "разделенных" функций в общем для них процессе управления.
Таким образом, мы сформулировали тетраду основных систем макроинститутов, изображенных в столбцах Схемы 5: гражданской экономики, государственной политики, государственной экономики и гражданской политики.
Приведенное в Схеме 5 расположение соответствующих столбцов стало результатом исследования двух вопросов: о функциональной взаимосвязи между экономикой и политикой и об эволюционной последовательности возникновения их институтов. Уже в предыдущем кратком анализе отдельно каждой из систем государственных и гражданских институтов было замечено, что нижние компоненты каждого столбца появлялись в обществах древнего мира, вторые снизу - в обществах феодального типа, третьи - в индустриальных, а зародыши четвертых (институты верхнего ряда) - формируются в наше время. Обнаружение этого факта, в свою очередь, поставило вопрос о том, как трактовать такое чередующееся возникновение экономических и политических институтов?
Изучение современных теоретических направлений в социологии позволило предположить, что полученная матрица отражает два макроуровня социологического теоретизирования: структурно-функциональный (теории интеграции) и конфликтологический (Смелсер, 1994, N 3). Первый, по мнению Н.Смелсера, получил наибольшее развитие в трудах Т.Парсонса и его последователей, второй - основными своими истоками восходит к положениям марксистской социологии. В действительности оба эти научные направления перекрываются и, как нам представляется, в дальнейшем изложении эволюционно-институциональная модель на Схеме 5 будет подтверждаться посредством обоих подходов.
В конечном счете, мы также приняли в качестве исходной посылки к историографическому анализу, что в вертикальном направлении сверху-вниз между институтами отражаются соответствующие отраслевые экономические и политические взаимодействия собственно управленческого характера, а в направлении снизу-вверх - тоже внутриотраслевые, но более развитийные, нежели духовно-воспроизводственные отношения. В горизонтальном, построчном направлении слева-направо, по-видимому, в большей степени взаимодействия между институтами (политэкономические или экономикополитические) представляют собой технологические цепочки "синтетического" процесса управления социальным воспроизводством в целом, а не отдельными блоками экономических и политических проблем, как в столбцах.
Если точнее, то, вероятно, именно в этих горизонтальных цепочках и происходит действительный процесс социального самоуправления, по аналогии с тем, что в направлении справа-налево происходит собственно эволюционный процесс
самоорганизации управленческих структур "тела" социального организма, движимый социально-психологическими взаимодействиями и естественным отбором, а не просто развитие отдельных его (политических или экономических) систем органов.
В рамках этих представлений можно также предположить, что соответственно сверху-вниз и слева-направо направлены процессы, которые исследуются преимущественно экономикой, политологией, политической экономией и экономической политикой. А процессы, идущие по этой нашей модели снизу-вверх и справа-налево, в основном исследуются социологическими дисциплинами. Отсюда вытекает, что в первом случае адекватным инструментарием является классическая политэкономическая тетрада категорий: производство-распределение-обмен-потребление. Для социологии же, по нашему мнению, в большей степени применимы "системные реквизиты" Т.Парсонса: целедостижение-адаптация-латентность-интеграция, что подробнее рассматривается в Гл. 4 применительно к эволюционным отношениям между государственными и гражданскими экономическими и политическими институтами древнего мира.
Представляется важным сделать следующие методологически значимые замечания, касающиеся всего дальнейшего изложения.
Во-первых, "плоскостное" изображение данной матричной схемы - результат ограниченности наших рабочих инструментов. Действительный образ социальных структур и процессов, скрывающихся за этой формализованной картиной, имеет "объемный" характер. Человеку, знакомому с современной техникой интроскопии, возможно, легче будет представить себе дело так. Эту объемную картину можно получить, если отобразить всю совокупность известных данных об историческом процессе по принципу сканирующего томографа в виде результата сложения множества срезов и, кроме того, сделать это в системах координат пространства и времени, выявив тем самым, прежде всего, динамику таких параметров, как степень сложности институциональной организации, а также сила (длина) структурно-функциональных связей. Если бы при этом мы еще учли, что каждый из макроинститутов имеет сложную и тоже "матричную" внутреннюю структуру, то в этом случае, согласно представлениям, которые дает нам ТПР-метод, мы получили бы целый набор изображений суперспиралей, весьма симметричных, хотя и с различными общими контурами для разных стран и эпох. Процесс "закручивания" спиралей обусловлен, вероятно, наличием сдвигов фаз (неравномерности) развития между разными компонентами институциональной системы.
В нашей матричной схеме спиральность эволюционного процесса, хотя и частично, но отражается в следующем. Каждая строка представляет собой исторический процесс циклического характера с его множественными "повторами" и "откатами". Существует многообразная литература по "теории цикличности", берущая начало уже в идеях Платона и Аристотеля; среди авторов, разрабатывавших эти теории, - О.Шпенглер, А.Тойнби, П.Сорокин, Н.Кондратьев и многие другие. Основной идеей в этих теориях является представление о "постоянном и периодическом прохождении различными
сосуществующими в пространстве и сменяющимися во времени общественными образованиями аналогичных замкнутых циклов зарождения, подъема, упадка и гибели" (СИЭ, т. XV, с. 771; курсив наш - авт.).
Из истории обществ древнего мира хорошо известно, что чуть ли не все известные страны той эпохи "проходили по своей строке" по многу раз, хотя лишь немногие из них дошли до ее "конца", т.е. до той полноты институциональной структуры, которой достигли Древняя Греция и Древний Рим. И только эти последние и их "прямые наследники" смогли динамично развиваться далее. Остальные же оказались в числе стран "запаздывающего" типа развития, "восточной" ветви социальной эволюции.
Переход на следующую строку (более высокую ступень исторического развития) - на схеме от левого края нижней строки к правому краю строки, лежащей над ней - всегда в истории происходил на стадии распада империи. При этом многие страны мира так и не находили выхода из ситуации "имперского вырождения", в конечном счете оказываясь в числе стран "запаздывающего" типа развития. Но в отдельных странах на этой стадии происходили как бы "разрывы циклов" и превращения их в "витки".
Во-вторых, эта статичная матричная схема не отражает реальной динамики эволюционного процесса, складывающегося из указанных выше "спирально-циклической" и "возвратно-поступательной" составляющих. Эта форма не в полной мере отражает и такие особенности социальной эволюции, как процессы рецепции политэкономической культуры, приводящие к образованию "смешанных" форм, в развитии которых накладываются друг на друга, оказываются синхронными (как бы "сжимаются" во времени) разные эволюционные этапы. Но это не только не опровергает изучаемую нами закономерность, а наоборот, подтверждает ее естественнонаучную природу, поскольку обнаруживается, что применяемая матричная схема подобна оператору для разложения спектра "белого шума" на отдельные гармоники или оператору для разложения сложной гармонической функции в ряды.
В-третьих, сейчас еще нет возможности продемонстрировать такой же "матричный" характер эволюции каждого отдельного этапа - каждого отдельного макроинститута из шестнадцати, рассматриваемых в схеме. Поэтому скрытыми оказываются и историческая последовательность возникновения и становления промежуточных форм каждого отдельного института, и их адаптационные метаморфозы на более высоких стадиях эволюции. Развитие анализируемых социальных институтов происходит как в ходе спонтанного естественноисторического процесса, так и в результате действий политиков, политических организаций и групп, которые основываются исключительно на методе проб и ошибок.
Поэтому институциональная картина любого социального организма в реальных масштабах времени представляет собой постоянно и стохастически "колеблющуюся" во всех ее мельчайших деталях структуру, порой весьма далекую
по пропорциям ее компонентов от нашей условно симметричной модели. В большинстве случаев о реальном появлении и закреплении того или иного института в социальной практике можно судить по фиксации в обычном или юридическом праве его функций и границ действия, а также по появлению действующей в нем социально-профессиональной группы.
Если рассматривать историю человечества как сумму историй отдельных стран и народов, то легко можно увидеть, что социальная эволюция осуществлялась при наличии некоего постоянно "дрейфующего" центра. Действительно, цивилизации древности возникли на Ближнем Востоке и в смежных регионах (Египет, Месопотамия), а своего расцвета достигли в странах Средиземноморья (Греция, Рим). На их развалинах возникли первые варварские феодальные королевства, но цивилизационный центр феодального общества переместился к северу (от Франции и Северной Италии к Голландии и Англии). Индустриальное общество зародилось в Голландии и Великобритании, а достигло наибольшего расцвета в Северной Америке. Здесь же были заложены и основы общества постиндустриального. Этот экскурс в историю говорит о том, что в рамках стран того или иного геоклиматического пояса (крупного региона) после достижения определенного баланса между государственными и гражданскими институтами существенно уменьшались стимулы для дальнейшего социального развития - социальная система как бы достигала "насыщения", выходила "на плато".
Из этого следует, что важнейшим механизмом социальной эволюции является рецепция: заимствование и усвоение социальных институтов иных обществ и предшествующих исторических этапов. В ходе социальной рецепции труднее достигнуть "межинституционального баланса", больше простора остается для социального творчества. Как было показано в Схемах 5 и 6, своим острием это социальное творчество всякий раз было направлено на создание нового гражданского экономического и государственного политического института.
Эти идеи подтверждаются некоторыми современными социальными философами: "Человеческая деятельность включает в себя четыре взаимосвязанные подсистемы: объективно-предпосылочную, куда входят потребности и интересы личности; субъективно-регулятивную, включающую идеальные побуждения, мотивы и цели; исполнительскую, содержащую действия с использованием средств по осуществлению цели; и, наконец, объективно-регулятивную, воплощенную в материальных и духовных продуктах деятельности" (Демин, с. 43-44).
Эта тетрада по существу отражает схему духовного производства и указывает на то, что социальные макроинституты имеют ее в качестве своей "технологической" модели. Она вполне коррелирует и с выделенной нами структурой функций основных гражданских и государственных институтов. Иными словами, можно полагать, что процесс возникновения новых социальных институтов начинается с обособления и институционализации функционально последних элементов соответствующего вида деятельности.
Таким образом, внутренний механизм социальной эволюции (на стадии цивилизации) включает такие элементы, как рецепцию и адаптацию институциональной структуры предшествующего исторического периода (или другого общества) новым цивилизационным центром; возникновение новых социальных институтов за счет обособления функционально последних элементов синкретической деятельности по управлению экономическим и политическим воспроизводством; создание системы сдержек и противовесов в институциональной структуре общества за счет развития "параллельных" государственных и гражданских институтов; передачу апробированных социальных (институциональных) инноваций другим обществам.
В следующей главе мы перейдем от политэкономического анализа к собственно социологическому, что означает, применительно к Схеме 5, перенос акцента с анализа "вертикальных" ("функциональных" и "диахронных") на анализ "горизонтальных" (или "синхронных") связей. Мы постараемся обосновать рабочую гипотезу, которая гласит, во-первых, что макроинституты государственной власти и гражданского общества формировались в исторически определенной последовательности, и во-вторых, что эта последовательность обусловлена функциональной специализацией институтов, направленностью и механизмом их социального действия. Иными словами, будет предпринята попытка показать, что существует общая закономерность институциональной самоорганизации общества, которая определяет развитие не только государственных, но и гражданских институтов. Кроме того, мы постараемся продемонстрировать, что существуют причинно-следственные связи в их взаимовлиянии на развитие друг друга.
[1] C. 303 в книге: Винер Н. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. – М.: Советское радио, 1968. — 328 с.