Метафизика как
основа понимания проблем
биологической эволюции
Доклад на Всероссийском совещании "200 лет отечественной палеонтологии". 22.10.2009г.
Палеонтологический ин-т им. А.А. Борисяка РАН; marianna@paleo.ru
Все, что мы видим вокруг, есть процессы. Процессуалность как динамика и движение в самом широком смысле есть то самое общее (инвариантиное) свойство нашей реальности, которое можно считать ее онтологией и гносеологией. Мы познаем материальную реальность мира только через ее идеальную реальность – реальность отношений, взаимосвязей, опутывающих все феноменально выраженные материальные объекты (=процессы). Более того, в физике – науке о начале процессуальности – идеализированы и сами «объекты»: сущности исключительно умопостигаемые (материальные точки, элементарные частицы). Материальность – детище идеальности, которая первична, исходна и проективна. В этом смысле исходная идеальность не есть антропоморфное существо (Бог), но сущность, несущая потенцию развертки всего материально выраженного многообразия, осуществляемой через развертку (усложнение) идеальных отношений. Это и есть идеализм – концепция первичности пространственно-временных отношений, концепция усложняющейся идеальной («божественной», по П. Тейяру де Шардену) среды, пульсация которой определила появление и эволюцию материи, в том числе – биологической.
Минимально необходимое и достаточное условие появления и понимания процессуальности – условие априорное и трансцендентное; оно было выражено в сугубо идеальной (внереферентной) Первотриаде И. Канта «Число – Пространство – Время». А у истоков европейского миропонимания стояли великие мыслители Античности, которые сформулировали два сущностно противоречивых подхода к пониманию нашего мира, которые выборочно используют в качестве архетипа миропонимания одну из двух составляющих Первотриады. Первой, а в науке преобладающей до сих пор, остается линия Пифагора–Платона, опирающаяся на диаду «Число – Пространство» как архетип миропонимания: вещи есть числа, все остальное иллюзия (мнения). Вторая линия миропонимания – линия «темного» (непонятного) Гераклита: все текуче, изменчиво, неуловимо, т. е. упор здесь делается на архетипическое (внереферентное) понятие «Время» – сущность, понятная обычно только в своем количественном аспекте (основа часов и календарей). С качественной ипостасью Времени связаны смыслы процессуальности, несводимые к Числу.
Обе линии понимания нашей реальности исходно относились к ней как к данности, и не обращали особого внимания на механизмы процессуальности. Это было сделано Аристотелем, который заложил основы понимания причинности в посюсторонней реальности. Аристотель ввел два важных понятия, которые имеют принципиальное значение не только для философского осмысления реальности, но и для решения наиболее сложных проблем в науке, особенно для проблем эволюции биологической и эпибиологической (рефлекторной). Это, во-первых, понятие «энтелехия» как движущая причина всех вещей – причинность изначальная (архе в поздней Античности), идущая из прошлого в будущее. Во-вторых, это понятие «телеология», которое предполагает конечную цель, и в этом смысле связано с причинностью «из будущего». Обе группы причин (аналоги двух линий миропонимания, см. выше) действуют совместно, т. к. взаимодополнительны и не исключают друг друга, но причинность «из прошлого» имеет отношение к инерционности, стабильности, рациональности, а значит, и научности, а причинность «из будущего» иррациональна, вненаучна, проявляется апостериорно и только на больших временных (геологических) интервалах. Наука Нового времени имела дело в основном с физическим фундаментом процессуальности, т. е. начиналась с анализа инерционной причинности «из прошлого». Инерция – понятие количественно выразимое, ее качественный аналог – преемственность, с которой имеют дело все исторические по духу науки, включая и биологию. Однако важно подчеркнуть, что преемственность – это дитя не только инерционной процессуальности («матери»), но и ее активного антипода («отца») – творчества, или новации.
Итак, исходный Архетип процессуальности – «Число – Пространство – Время» – основа и условие появления двух групп априорных, трансцендентных причинностей в науке. Эту Первотриаду можно назвать Инобытием как сущность, находящуюся между запредельным, непроцессуальным и непознаваемым Небытием (Ничто) и материально выраженным Бытием, как основой референтов в науке. Сама наука имеет дело только с Инобытием (две группы идеальных отношений), а Бытие есть экспериментальный (референтный) базис науки. Образно говоря, две группы отношений – априорных (из прошлого) и апостериорных (из будущего) – создают гносеологическую «ткань» понимания, к онтологическим узлам которой приурочены «материальные точки» как узлы и референты отношений. Кстати, «материальная точка» – фундаментальное понятие классической физики, «ткань» которой наиболее проста.
Идеальность как суть науки, или мир взаимосвязей и причин в ней, Кант впервые противопоставил идеально исходной причинности, куда сходятся все причинно-следственные цепочки, – априорный и трансцендентный мир метафизики. Тем самым философия была отделена от науки, но осталась ее понятийным базисом. Кант в лекциях по логике писал, что философия «как бы замыкает научный круг, и благодаря ей науки впервые только и получают порядок и связь».
Поле, как основа отношений, получило научный статус в физике – науке об исходных, а потому и наиболее простых отношениях, выразимых математически. Но даже там общая теория (физического) поля еще не создана. Биологические поля несопоставимо сложнее, а их научное обоснование в математической форме нереально. Дело в том, что сложность отношений в биологии («паутине жизни», по Ф. Капра) определяется возросшей долей иррационального компонента – причинностью из будущего (телеологией).
Процессуальность – термин более широкий (универсальный) по сравнению с эволюцией; он охватывает любые формы непостоянства, как материальные, так и идеальные (полевые отношения, научные идеи, переживания): начиная от механического движения в физике или процессов онтогенеза в биологии и заканчивая сложнейшими «движениями души» в глубинах нашей рефлексии.
Процессуальность гносеологическая фрактально повторила процессуальность онтологическую. Ведь исходно слитые философия и наука начинались с исследования рациональных отношений, с Числа в широком смысле (Пифагор, Платон), а к нашему времени все более актуальным становится изучение иррациональных связей в психологии и в философии экзистенциализма. Еще в Античности было осознано, что человек – это микрокосм, а в настоящее время установлено, что число связей между нейронами человеческого мозга превышает число атомов во Вселенной. У каждого из нас есть два способа восприятия окружающей нас реальности, причем оба они отражают онтологию самой реальности, т. е. процессуальность гносеологии фрактально подобна онтологической процессуальности. Первый способ восприятия реальности основан на том знании, которое мы получаем извне; это то, что я называю «горизонталью» (или причинностью из прошлого). В онтологии «горизонталь» – это пассивный, инертный механизм процессуальности, т. е. это та группа отношений, которая определяет функционирование материи «здесь и сейчас». Второй способ мировосприятия активный, внутренний, творческий, который я называю «вертикалью» процессуальности и с которым связана эволюция всей процессуальности, включая биологическую. «Горизонталь» и «вертикаль» в нашем сознании неразрывно связаны. Ведь мы получаем извне «горизонталь» (знания) не в чистом виде: знания уже как-то и кем-то структурированы, иерархизированы, и только для нас они, как внешние – чистая «горизонталь». Наша внутренняя «вертикаль» включается только в момент активной переработки полученной извне «горизонтали». В этом весь смысл научной, т. е. творческой работы. Творчество – это умение увидеть то, что никто до тебя не видел, размышляя над той же самой проблемой.
Чтобы видеть дальше других, нужно, по выражению И. Ньютона, встать на плечи своих предшественников. Такое возвышение – условие роста знаний по «вертикали». Я продолжу метафору Ньютона. Великие предшественники – это одна опора для того, чтобы увидеть новые горизонты. Другая опора, необходимая для устойчивости в любых науках, кроме математики, а отчасти и физики – это экспериментальные факты, т. е. проверка того, как новая надстройка «вертикали» вписывается в обновленную системность «горизонтали». Только вместе «вертикаль» и ее встраивание в «горизонталь» обеспечивают относительную устойчивость понимания в нарастающей пирамиде знания. Относительное потому, что любое понимание в любой науке (кроме внереферентной математики) неабсолютно, т. е. неокончательно, изменчиво, процессуально, как и все в нашем мире. Поэтому хроностратиграфическая парадигма, ориентированная на запредельный Абсолют, т. е. на внереферетное, универсальное, математическое время, методологически несостоятельна. Математика – это донаука, которой не нужны посюсторонние референты, она «божественна», но только в смысле абсолютности своих истин. Знания в чистой математике растут не за счет изменений уже известных истин, как в обычной науке, а за счет их аддитивного пополнения. Математику Античности, включая геометрию Эвклида и закон Архимеда, никто не отменял и не улучшал; просто появлялись и появляются другие «математики», все более сложные. Математика сама по себе не предполагает движения, а потому у нее не может быть и цели (Огурцов, 1988). Классическая физика – наука о сугубо количественном движении, а потому неотделима от математики и является квинтэссенцией науки о горизонтальных связях.
Две группы связей – "горизонталь" и "вертикаль" - сущности идеальные и континуальные, определяющие поведение материальных и всегда дискретных объектов. Вертикальная компонента идеальности, связанная с биологической эволюцией, есть ее центральная проблема. Относительная роль «вертикали» в процессуальности, особенно биологической, нарастала. Соответственно нарастала и роль иррационального, т. е. непредсказуемого компонента в ней. И здесь мы опять видим проявление фрактальности: мало менявшийся бактериальный мир, как фундамент биологической процессуальности, фрактально подобен физическим процессам как фундаменту (или «горизонтали») всей процессуальности масштаба Вселенной. Поэтому-то системе бактерий лучше подходит форма сетки, а не дерева, как справедливо считает Г.А. Заварзин.
И в масштабе человеческой истории рефлексия биологического функционирования фрактально подобна «горизонтали» – фундаменту и средству для рефлексии высшей, телеологической (иррациональной), которая здесь сливается с конечным смыслом (целью) всей истории процессуальности, начиная с момента Большого взрыва, где она (рефлексия) представлена "антропным принципом".
Итак, общая структура нашей реальности такова. Во-первых, есть реальность феноменально выраженная, зримая – это мир материальных объектов, в том числе – объектов нашей науки. Ведь наблюдаемы только материально выраженные качества. Во-вторых, есть невидимый мир идеальных взаимосвязей, отношений, регулирующий поведение материального многообразия и по «горизонтали», и по «вертикали». А. Эйнштейн говорил: «Мы имеем две реальности вещество и поле». Мир отношений – это и есть идеальный мир полевых, информационных связей, который не только создал энергию–материю, но и дирижировал ее поведением. В физике понятие «поле» математически (рационально) оформлено применительно к начальным и отдельно взятым взаимодействиям: гравитационным, электромагнитным, сильным, слабым. Но общей теории поля (мечта Эйнштейна) до сих пор не создано. И это несмотря на то, что все отношения в физических взаимодействиях сводятся преимущественно к «горизонтали», а потому их сложность – сложность научно выразимая, телеономическая.
В биологии основной компонентой отношений становится нарастающая иррациональная «вертикаль», что имеет отношение к конечным целям разной степени общности. А самая общая и конечная цель процессуальности вообще – цель трансцендентная, не «от мира сего», ненаучная – телеологическая в узком смысле слова. Отсюда следует, что мечта о создании сугубо научной (рациональной) теории биологической эволюции – чистая утопия, и нам нужно, наконец, это понять, чтобы не пытаться продолжить бесконечный путь столь выдающихся ученых как Л.С. Берг, А.А. Любищев, С.В. Мейен, а сейчас – Ю.В. Чайковский.
На пути осмысления биологической эволюции сделано немало, особенно в последние десятилетия. Это, во-первых, обоснование очень важного не только в биологии понятия «эпигенез» (К. Уоддингтон, И.К. Шмальгаузен и особенно - М.А. Шишкин), но применительно только к дарвиновской версии эволюции (в более широком смысле понятие использовалось еще Кантом). Эпигенетическая теория эволюции исходит из системной целостности живого, а продукт онтогенеза есть следствие его направленности к устойчивому конечному состоянию, причем изменения идут от фенотипа, как системы отношений, к генотипу, т. е. отношения первичны, а материальные (дискретные) гены вторичны. И здесь онтогенез может рассматриваться как фрактальный аналог филогенеза или даже всей процессуальности, которая тоже имеет конечную цель, но уже иррациональную, телеологическую.
Другой очень важный вклад в осмысление биологической эволюции был сделан В.А. Красиловым (1969), который ввел понятие когерентности/некогерентности эволюции, что имеет отношение к неравномерному ходу процессуальности и к понятию «прерывистого равновесия». Именно в кратковременные интервалы некогерентности, т. е. нарушения стабильности и рассогласования взаимосвязей в системах, проявляется действие «вертикали», перестройка функционирования в системах, во время которой отключается давление естественного отбора и тем самым создаются периодически кратковременные условия для недарвиновской эволюции – макроэволюции.
И наконец, нужно упомянуть еще одно важное достижение в понимании биологической эволюции на уровне биоценотической системности – анализ, проведенный сотрудниками нашего Института В.В. Жерихиным и А.С. Раутианом. Их подход я для удобства называю жераутизмом. В отличие от системности в дарвинизме, имеющей дело с функционально сходными, а потому конкурирующими особями в популяции, жераутизм обращается к более высокому уровню системности – системности ценотической, которая предполагает анализ, основанный прежде всего не на борьбе, а на сотрудничестве, кооперации и дополнительности функционально различающихся популяций. Тем не менее, и дарвинизм, и жераутизм предполагают главным образом функционирование «по горизонтали», а зачатки «вертикали» на коротких временных дистанциях тоже рассматриваются, но они не выходят за рамки микроэволюции и «самоорганизации».
По Г.А. Заварзину (2000), дарвинизм объясняет любые изменения через особь к популяции и виду, что соответствует логике «снизу вверх». В жераутизме эта логика остается, несмотря на более высокую и сложную системность. В обоих случаях преобладает структурная, инертная составляющая в процессах, т. е. «горизонталь»: в дарвинизме функционирует «эгосистема», а в жераутизме функционирует ценосистема, где главное – сотрудничество, кооперация.
Строгая логика понятия «биологическая эволюция», исключающая из анализа абиотические факторы, заставляет жераутистов отказаться от еще более общей системности, в которую были бы включены и косные (неживые) компоненты. А ведь именно с последними Красилов связывает понятие некогерентности как механизма настоящей эволюции – макроэволюции. Жерихин настаивал именно на внутрибиологическом механизме эволюции, и с этой позиции критиковал (вместе с А.П. Расницыным) книгу Красилова «Эволюция и биостратиграфия». Такая критика по сути отделяет биостратиграфию от стратиграфии. Биологический процесс, по Жерихину (1997, с. 13), это процесс «спонтанного приобретения системой необратимых и устойчиво воспроизводящихся отклонений от прежней нормы ее индивидуального развития». В этой цитате только слово «спонтанный» явно выбивается из научного лексикона. С ним можно выстроить следующий синонимический ряд: творчество, трансцендентность, иррациональность, непредсказуемость и даже антинаучность, т. е. то, что в принципе не может быть сведено к строгим законам. В конечном счете это и есть некогерентность и то, что я называю «вертикалью».
Т. о., я попытался свести в общую метафизическую систему процессуальности соответствующие ей лучшие компоненты эволюционных идей в современной биологии. Дарвинизм не отрицается, но ему как учению об эгосистемах отводится место низшего уровня биологической системности. Шишкин дополнил дарвинизм принципиальным понятием эпигенеза, суть которого выходит за рамки биологии: эпигенез предполагает активную роль и первичность отношений, которые преобразуют материальность в определенном и не совсем случайном направлении. Жераутизм показывает, что в фундаменте эволюции находятся не только простые отношения борьбы, но и более сложные отношения сотрудничества. Еще шире подход Заварзина, который вводит в механизм эволюции причинность «сверху вниз», но весь смысл эволюции сводит к функционированию «здесь и сейчас». Более последовательна концепция Красилова: системный подход «сверху вниз» он выводит за рамки функционирования «здесь и сейчас» и даже за рамки биологии: его книга «Метаэкология» затрагивает и проблему экологической рефлексии – проблему вторичной телеологии. Некоторая недосказанность его концепции, по-моему, состоит в том, что он избегает понятия «телеология». Если теперь выстроить концептуальный ряд биологической процессуальности по степени его усложнения, то мы получим последовательный ряд рефлексии биологических уровней системности: эгосистемы (дарвинизм) → ценосистемы (жераутизм) → экосистемы (основа макроэволюции) → метаэкосистема, сливающаяся с понятием ноосферы, как вторичной идеальности и активности, т.е. вторичной телеологии.