Л. Н. Любинская, С. В. Лепилин

 

 

Философские проблемы времени

в контексте междисциплинарных исследований

 

 

 

 

 

 

 

 

Москва, 2002

 

 

 

Издание осуществлено при финансовой поддержке

Российского гуманитарного научного фонда

Проект № 02-03-16080

 

 

 

 

 

 

 

 

Издательство “Прогресс-Традиция”

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Аннотация

 

 

 

В книге подробно раскрываются различные аспекты такого крайне необычного и загадочного феномена, каким является время. Важное место отводится рассмотрению философских взглядов относительно сущности и происхождения времени. Разбираются фундаментальные идеи Аристотеля, Плотина, Августина, Лейбница, Канта, Брентано, Гуссерля, Вернадского, Лосского, Бердяева, Ясперса, Хайдеггера и других. Большое внимание уделяется выявлению взаимосвязей этого феномена с человеческой субъективностью, влиянию проблематики времени на вопросы философской антропологии. В работе используются результаты, полученные в самых разных областях науки, в том числе в физике, биологии, синергетике, логике, информатике, психологии и истории. Интеллектуальное проигрывание различных концепций, так или иначе связанных с проблематикой времени, авторы рассматривают как одну из своих важнейших задач. Особое внимание в книге привлекается к теории систем и временной логике. В работе используются результаты ряда исследований, проводимых Международным обществом по изучению времени.

Предлагаемый подход, по замыслу авторов, должен способствовать налаживанию более тесных взаимосвязей между представителями естествознания и гуманитариями в целях более глубокого изучения различных аспектов временной реальности, нахождения оптимальных стратегий исследования времени в рамках междисциплинарного подхода. Книга рассчитана на студентов, аспирантов, преподавателей ВУЗов и широкий круг читателей, интересующихся проблемами философии и естествознания.

 

 

 

 

 

 

Оглавление

Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 1. Формирование традиционной концепции времени и современность.

Взгляды Аристотеля, Плотина и других мыслителей античности . . . . . . .

Глава 2. Средневековье и Ренессанс. Субъективное время Августина

и время как вещь Альберти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 3. Анализ времени в немецкой классической философии.

Темпоралистика Лейбница. Единство времени и сознания в философии Канта.

Глава 4. Концепция времени Франца Брентано и современность . . . . . . . . .

Глава 5. Учение Эдмунда Гуссерля о категории времени и проблемы

интеллекта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 6. Идея длительности Анри Бергсона и ее развитие . . . . . . . . . . . . .

Глава 7. Проблема асимметрии времени в наследии В. И. Вернадского и

негеометрическая модель времени. Роль функциональной асимметрии мозга

в восприятии временной реальности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 8. Взгляды Н. О. Лосского на природу времени. . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 9. Проблема “преодоления” времени в философии С. А. Аскольдова (Алексеева)

Глава 10. Н. А. Бердяев: в поисках утраченного времени. Время и творчество.

Глава 11. Концепция овладения временем В. Н. Муравьева . . . . . . . . . . . .

Глава 12. Время в наследии Карла Ясперса и некоторые проблемы теоретической

истории . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 13. Представление времени в экзистенциальной аналитике Мартина

Хайдеггера . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 14. Моделирование и интерпретация времени в логике и информатике.

Время и кенограмматическая логика Г. Гюнтера . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глава 15. К вопросу о парадоксальности времени . . . . . . . . . . . . . . . . .

Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А.Уёмов. Послесловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Именной указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Предметный указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В различных областях современной науки уделяется пристальное внимание изучению проблематики времени. Эти исследования весьма разноплановы как по своим непосредственным целям, так и по методикам и исходным концепциям. Для консолидации усилий исследователей в этой области созданы специальные организации, издаются журналы и другие периодические издания. Еще в 1935 г. в Швейцарии было образовано Международное общество по изучению биоритмов. В 1971 г. его преобразовали в общество хронобиологии с центром в США. В 1966 г. в Нью-Йорке возникло "Международное общество по изучению времени". Оно создано по инициативе известного американского ученого Д. Т. Фрейзера, ставшего его бессменным секретарем. Общество регулярно проводит международные конференции, посвященные междисциплинарному изучению времени. На конференциях обычно публикуется от 30 до 50 докладов. Многие конференции носили тематический характер. В частности, состоялись конференции по таким темам как “Время, наука и общество в Китае и на Западе” (1986г.), “Время и мысль” (1989г.), “Время и процесс” (1991г.), “Время и жизнь” (1996г.), “Время, порядок и хаос” (1998г.), “Время тысячелетия: изменения и преемственность” (2000г.). Материалы этих конференций представлены в солидных коллективных трудах под общим названием "Изучение времени" ("The Study of Time"). Издаются серии публикаций под общим названием "Перспективы в изучении времени" (ред. Д. Т. Фрейзер). Несомненную ценность представляет обширная библиография исследований опубликованных по проблеме времени за период с 1900 по 1980 гг. ("The Study of Time", IV, 1981). Многие материалы Международного общества по изучению времени можно найти на сайтах Интернета.

Особое значение представляет работа Д. Т. Фрейзера "Генезис и эволюция времени", в которой автор излагает глобальную концепцию временных отношений – темпоральности [178]. Эта работа вызвала интересную дискуссию. Вскоре после выхода в свет указанной работы появился сборник Лувэнской синтез-группы "Время и развитие" (1984 г.) [39].

В нашей стране большая роль в формировании интереса к проблеме времени принадлежит В. И. Вернадскому, который в 30-е годы исследовал вопрос об особых свойствах пространства, присущему живой природе. Эти свойства он соотносил, прежде всего, с дисимметрией пространства. В этой связи им было предложено понятие биологического времени. В период с 1974 по 1978 годы вопросы времени в сфере биологии (хронобиологии) рассматривались на нескольких всесоюзных конференциях, проходивших в городах Фрунзе, Новосибирск и Владивосток, а также на германо-советском симпозиуме в городе Галле (бывшей ГДР). Всестороннее обсуждение проблемы биологического времени было проведено на Всесоюзном симпозиуме "Фактор времени в функциональной организации деятельности живых систем" (Ленинград, 1979). Симпозиум был организован Научным советом АН СССР по проблемам прикладной физиологии человека и Научно-исследовательским институтом экспериментальной медицины АМН СССР.

Проблема времени является объектом систематического изучения в ряде научных коллективов нашей страны, в том числе в Институте биологии развития РАН, в лаборатории экспериментальной эмбриологии (Т. А. Детлаф) и в других научных центрах [54], [93].

В МГУ им. М. В. Ломоносова на протяжении ряда лет работает Российский междисциплинарный семинар по изучению времени. Руководит семинаром д. биол. н. А. П. Левич [187, 71, 183]. К участию в работе семинара привлекаются известные ученые. Многим участникам семинара запомнились выступления таких, к сожалению уже ушедших из жизни, корифеев науки как Л. Н. Гумилев, Р. И. Пименов (создатель теории анизотропного пространства-времени) [114] и др.

В общем мировоззренческом плане ситуация по выработке современной cтратегии в исследовании феномена времени сложилась весьма неоднозначная. С одной стороны, всё ещё продолжают выискиваться аргументы в защиту тезиса о том, что феномен времени окружен тайнами, загадками и современная культура не обладает необходимыми средствами для раскрытия этих тайн. С другой стороны, многие исследователи продолжают попытки раскрыть эти тайны. В частности, появились основания утверждать, что категории времени принадлежит одна из ключевых ролей в выработке форм нового рационализма.

Сравнительно недавно в рамках современной логики возникла специальная область знания – временная логика. Ее задача – найти достаточно совершенные формальные средства, необходимые для отражения т. н. "овремененных" суждений. Другими словами, эта наука занимается изучением формальных временных структур мыслительных процессов. Временная логика – только один из примеров "сращенности" таких процессов как совершенствование предельно общих познавательных средств и поиск новых свойств феномена времени, что убеждает нас в особой роли категории времени в сфере рационального. Можно утверждать, что свойства феномена времени определенным образом соотносятся с познавательными процессами. С другой стороны, чем совершеннее становятся формы современного рационализма, тем больше возникает предпосылок для раскрытия тайн и загадок феномена времени.

Предлагаемая работа построена главным образом на историко-философском материале. Но в ней широко используются и суждения современных ученых и философов, основываясь на которых можно глубже осмыслить многие положения, высказанные мыслителями прошлого, по-новому их прокомментировать и дополнить. К числу довольно интересных новаций такого рода, как нам представляется, относится работа В. И. Фалько "Информация и рефлексия". Наиболее важными нам представляются следующие положения автора.

1. Новые формы рационализма характеризуются появлением новых категорий и новых идей относительно связи между этими категориями и теми, которые можно назвать традиционными. Новые категории не просто "появляются", но ищут и находят свое место среди тех категорий, которые использовались раньше и, в ряде случаев, могут инициировать "перекомбинацию" устоявшихся соотношений между этими категориями. Обогащение категориального аппарата и изменение взаимозависимостей между категориями – закономерный процесс в сфере гносеологии.

2. К числу таких, в известном смысле, новых категорий автор относит понятия “информации” и “рефлексии”. Он пишет, что понятие “информация” обозначает "особый тип реальности, обладающий пространственными характеристиками и не имеющий временной формы бытия. Этот критерий позволяет отличить информацию от материи, обладающей и пространственной, и временной формами существования, а также от идеального вида бытия, не обладающего ни временными, ни пространственными характеристиками, и от психической реальности, существующей лишь во времени" [145, с. 67].

Исходя из предложенной характеристики информации, можно построить определенную схему отношений между категориями материи, информации, мысли (сознания), идеальной реальности, пространства и времени. Для этого разобьем большой квадрат на четыре малых квадрата. В верхнем левом квадрате поместим информацию. Она обладает пространственным бытием. В нижнем левом квадрате – материю. Она обладает и пространственным, и временным бытием. В верхнем правом углу – идеальную реальность. Она не обладает ни пространственным, ни временным бытием. В нижнем правом квадрате поместим мысль, которая обладает только временным бытием.

В ряде работ, появившихся в последние годы, правда, высказывается предположение о том, что мысль связана не только со временем, но и с пространством. Однако при всей спорности выводов В. И. Фалько, мы посчитали возможным использовать его схему для демонстрации сложности такого феномена как время и нетривиальности его связей с иными феноменами, прежде всего с пространством, материей, мыслью, идеальным и информацией.

Описанная выше схема, по крайней мере в первом приближении, по-видимому, имеет некоторые достоинства. Прежде всего, ее автор полагает, что такие “слои” реальности, как информация и мысль, находятся за пределами пространства или за пределами времени. Из допущения существования таких "слоев", природа которых связана или только с пространством, или только со временем, следует, что обычное для философии противопоставление материального и идеального является узким, ограниченным и потому, скорее всего, несостоятельным. Выясняется также, что бинарная оппозиция "материальное – идеальное" не охватывает полностью всей реальности. Для полноты характеристики реальности необходимо использовать дополнительные "звенья". Всего таких звеньев должно быть, по меньшей мере, четыре. Это реальность, связанная и с пространством, и со временем (материя); реальность, связанная только с пространством (информация); реальность, связанная только со временем (мысль) и реальность не связанная ни с пространством, ни со временем (идеальная реальность).

Известны и другие работы, в которых предложены в чем-то подобные концепции взаимосвязи между категориями материи, времени, пространства и идеальной реальности. Г. Гюнтер, например, предлагает ввести дополнительный логический "локус", т. е. своеобразное "место", куда следует "поместить" время и пространство. Это "место" отлично и от материи, и от идеальной реальности [50]. В главе 14 мы подробно проанализируем концепцию Г. Гюнтера.

Отметим также, что В. И. Фалько не только дает характеристику категории информации, но и раскрывает содержание важного для нас понятия рефлексии. Он пишет, что с рефлексией необходимо связывать, прежде всего, способность человеческой психики создавать образ себя как чего-то иного, как объекта, и делать этот образ предметом своей отображающей и преобразующей активности или, иначе, добавим мы, предметом манипуляции. Рефлексия это взгляд на себя, на свои отражательные способности и на создаваемые образы как бы извне, т. е. как на вещи; это возможность различения их между собой как бы путем выхода за пределы самого себя. Для сравнения укажем и на противоположную способность психики человека самосозерцание – взгляд на себя через самососредоточение, погружение в себя по типу восточной медитации, восприятие себя как данности, не подлежащей манипуляциям (это взгляд на самого себя как бы изнутри).

Рефлексия возможна, очевидно, благодаря наличию в сознании человека определенных информационных структур и предполагает образование их конкретных форм. Важно отметить, что в процессе общения у людей наряду с рефлексией формируется также способность к взаиморефлексии. Историю зарождения и развития разных форм рефлексии и информационных структур можно проследить, рассматривая историю человеческого общества и его отдельных культур.

Известно, что обмен информацией играет исключительную роль в социальных процессах. Этот обмен связан с символическими формами. Одной из особо значимых символических форм является язык. Некоторые исследователи полагают, что ввиду особой "сращенности" представлений о времени с символическими формами культуры, следует ввести особое специфическое понятие времени, а именно понятие о "человеческом" времени. В этом отношении показательной является концепция, предложенная известным французским философом Полем Рикёром (род. в 1913г.). Согласно П. Рикёру, существует как различие между “космическим” и “человеческим” временем, так и взаимосвязь между ними [132].

П. Рикер является крупным представителем философской герменевтики. Особое внимание он уделяет проблеме времени в разрабатываемой им концепции интерпретации. Рикер стремится раскрыть содержание понятия истолкования как преимущественный способ включения индивида в целостный контекст культуры, как одну из существеннейших основ его деятельности в культуре. Задачу герменевтического постижения Рикер видит в том, чтобы обосновать роль человека как субъекта культурно-исторического творчества, в котором и благодаря которому осуществляется связь времен, и которое зиждется на активной деятельности индивида.

В своих работах Рикер сравнивает два специфических представления о времени. Одно он называет космическим временем. В этом времени происходят постоянные повторения через гигантские циклы лет. Рикер подчеркивает, что человек осознает необъятность космического времени. Другое время Рикер называет человеческим временем. В этом времени протекает быстротечная человеческая жизнь. Далее он пишет, что “для овладения безмерностью космического времени и быстротечностью людской жизни человечество создало символические структуры” [167, с. 12]. Для исследования причин существования указанной Рикером несоразмерности двух времен, очевидно, необходимо определить теоретические основы, на которых строятся две метафоры: быстротечность и всеобъемлемость. Рикер приходит к выводу, что различие космического и человеческого времени не только количественное. Язык цифр убеждает, что единицы, с помощью которых могут быть охарактеризованы космические циклы, с одной стороны, и изменения в быстротечной жизни человека, с другой, это различные по своим масштабам величины.

Далее Рикер рассматривает вопрос о качественном различии космического и человеческого времени. Феномен человеческого времени протекает как мгновение. С точки зрения космического времени – мгновение лишь нарушение непрерывности движения или последовательности изменений в динамической системе. Но можно рассматривать мгновение как сейчас, как точку на ординате времени. Рикер отмечает, что для того, чтобы было это сейчас, оно должно быть постигнуто сознанием. Он пишет, что сознание воспринимает мгновение как движение будущего к прошлому через настоящее. Мгновение, сейчас невозможно выразить количественно, считает Рикер, поскольку мгновение переживается, а переживание нельзя выразить количественно. И делается вывод о том, что если принять за точку отсчета этот феномен несоразмерности, то становится возможным оценить силу символических структур, которые, примиряя время космическое и проживаемое, способствуют культурному осознанию времени.

Статья Рикера называется “В согласии со временем”. Она опубликована в журнале ЮНЕСКО в 1991 году, но была написана несколько раньше. Вместе с тем, ещё в 70-е годы была опубликована работа У. Матурано и Ф. Варелы “Аутопоэз” [181]. В этой работе они пишут о том, что время принадлежит к числу тех объектов, с помощью которых возможно дать количественную характеристику процессов, происходящих внутри нас, в нашем сознании. Один из небольших разделов их работы так и называется “Время как фактор измерения”, имеются в виду измерения, относящиеся к внутреннему миру личности, к психическому миру, миру эмоций и переживаний [181, с. 133]. Важны также суждения авторов по проблеме истоков и первичных форм функций познания в мире живого, и это нашло отражение в самом названии их труда. К сожалению, эта работа у нас ещё не нашла широкого отклика, и труды только переводятся.

Недавно появились работы, в которых было показано, что еще в древних мифах исключительная роль принадлежала отражению того, что было желаемым для человека. В некоторых языках с древности существовал даже специальный глагол для отражения одновременно и желания, и представлений о будущем. Об этом речь впереди.

Отметим, что суждение П. Рикёра о том, что понятие "настоящее" может использоваться только тогда, когда речь идет о "человеческом" времени, должно быть переосмыслено за счет новых выводов, сделанных некоторыми современными учеными. Работающие в рамках нового синергетического взгляда на мир физики и математики показали, что представления не только о прошлом и настоящем, но и о будущем могут быть целесообразно использованы при описании физических процессов. Это означает, что суждение "будущее временит настоящее", как бы отбрасывая на него свою тень, каким-то образом детерминируя его, скорее всего, справедливо не только для описания эволюции живых и социальных объектов, но и для описания поведения объектов неживой природы. Недавно была создана модель "темпомира", в которой указанные зависимости подробно рассматриваются (см., например, [18]).

Несколько слов скажем об этой модели. Для решения ряда проблем, поставленных в синергетике, оказалось необходимым непрерывно совершенствовать математические методы исследования сложных самоорганизующихся систем. В ходе этого совершенствования были выявлены новые специфические временные зависимости, характерные для данного класса сложных систем.

Как пишет известный математик П.С. Курдюмов, в современной математике интенсивно развивается аппарат, с помощью которого оказалось возможным ответить на следующие вопросы: куда идут процессы, каковы внутренние тенденции развития процессов, когда пройдет достаточно много времени. Для некоторых классов нелинейных уравнений удалось установить, что развитая стадия процессов приводит к возникновению структур различных типов, описываемых т.н. инвариантно-групповыми решениями. Для нас представляет интерес то обстоятельство, что в этих структурах “…пространство и время не свободны, а связаны инвариантами. Для определенных типов инвариантно-групповых решений показано, что процессы вблизи центра сегодня идут, как шли бы во всей структуре в прошлом, а на периферии структуры-сейчас идут, как пойдут по всей структуре в будущем” [76, с. 40].

Подчеркивается при этом, что речь идет об определенном виде процессов и их математическом описании. Далее П.С. Курдюмов отмечает, что не исключено и наличие таких кажущихся невероятными явлений, как попятное движение во времени некоторых открытых диссипативных систем. В общем виде речь идет об исследовании не только актуальной действительности того, что уже нашло свое проявление, но и об изучении потенциальных возможностей того, что еще себя не проявило.

Суммарно подобного рода идеи П. С. Курдюмов соотносит с термином темпомир и отмечает, что современная наука дает основания для обогащения наших представлений о категориях пространства и времени [там же].

Отметим также суждение, которое еще в 1953 году высказал известный физик В. А. Фок в одной из своих статей [165], посвященных анализу категорий пространства и времени. Анализируя понятие относительности одновременности, В. А. Фок пишет: "Относительность понятий одновременности и длины часто дает повод к ложным толкованиям теории относительности.

С одной стороны, основоположник теории относительности А. Эйнштейн, а за ним и другие авторы при изложении относящихся сюда следствий говорят о восприятии неких воображаемых наблюдателей, или, в лучшем случае, о результатах, произведенных этими наблюдателями измерений. Тем самым ощущения или измерения наблюдателей как бы принимаются за первичное. Между тем здесь речь идет об объективных отношениях материальных тел между собой и об объективных свойствах пространства и времени.

С другой стороны, некоторые наши философы, забывая о диалектике, становятся на метафизическую точку зрения и требуют, чтобы изменения длины движущегося тела (лоренцовы сокращения) и другие подобные эффекты объяснялись материальными процессами внутри движущегося тела. Требовать этого столь же нелепо, как требовать, чтобы уменьшение видимых (угловых) размеров предмета при его удалении объяснялось материальными процессами внутри предмета, или (пример А. Д. Александрова) чтобы изменение цены товара объяснялось только процессами внутри товара. Выставлять подобные требования означает полностью игнорировать философскую категорию о т н о ш е н и я " [165, с. 18].

Конечно, речь идет не просто об интересном сравнении, о ярком убедительном примере, речь идет об анализе глубинных зависимостей, которые существуют между природой исследуемого объекта и природой тех методов, с помощью которых данный объект исследуется.

Исследование причин изменений в оценках длительности процессов, происходящих в системах, движущихся со скоростями, близкими к скорости света, и изучение причин колебаний рыночной цены одного и того же товара, – это анализ причин заведомо различных по своей природе процессов. Но в тех методах, которые используются для изучения этих процессов, существуют общие черты. Это обстоятельство имеет место потому, что в ряде случаев для познания сути происходящего важно знать природу отношений между объектом и той средой, в которую данный объект погружен. В. А. Фок указывает, что в теории относительности перед исследователями выдвигается требование анализа отношений, которые имеют место между объектом и той средой, с которой объект взаимосвязан. Эти отношения являются внешними для исследуемого объекта. Если обратиться к такому понятию как "системное свойство", то можно увидеть, что речь идет о таких познавательных ситуациях, при которых проявляются свойства объекта, обусловленные не столько его внутренней природой, сколько свойствами той среды, в которую он погружен. Фок не использует при этом такие термины как "логика отношений", "реляционный синтез" и т. п., характерные для современной науки, но, по сути, речь идет о тех же сложных методологических проблемах.

В заключении выскажем гипотетическое суждение об одной из причин, в силу которой имеют место принципиальные трудности в транслировании знаний о природе времени из одной науки в другую. Причина заключается в том принципе, на котором построена вся традиционная классификация наук. Эта классификация строится на основе выделения различных форм движения материи, а также на учете иерархии структурных уровней ее организации. Сейчас же предложены и другие подходы к классификации наук. Разработана, например, классификация, в которой учитываются, прежде всего, два наиболее важных для любой области знаний фактора: предмет и метод, тот метод, с помощью которого исследуется выделенный данной наукой предмет (см.: [92]). Одно из преимуществ данного подхода заключается в том, что в нем сравнительно легко находятся средства для трансляции знаний из одной области науки в другую, конечно, при условии общности методов исследования, принятых в этих областях. Здесь может возникнуть ситуация, когда по своему предмету области знаний отличаются друг от друга, а по методам, используемым для исследования, они сравнимы [145, с. 87 – 101].

Так соотносятся между собой, скажем, такие области знания, как математическая логика и математическая лингвистика. Логика – это наука о способах доказательств и опровержений, а лингвистика – наука об общих законах строения и функционирования человеческого языка. Добавим, что лингвистика анализирует символические структуры, т. к. язык – это одна из символических структур. Несмотря на различие предмета исследования в таких науках как логика и лингвистика, можно сравнивать между собой методы, которые используются в математической логике и в математической лингвистике. Это математические методы.

Возможно, что "наведению мостов" между естественнонаучным и гуманитарным знанием в значительной степени будут способствовать концепции, основанные на компьютерных, а не на геометрических моделях времени [8]. Сошлемся на следующий факт. В компьютерных моделях существенную роль играют представления о времени как о ресурсе. Понятие ресурсного времени – одно из центральных в этих моделях. Естественно предположить, что компьютерная модель времени в большей степени приспособлена для отражения "физического" и "человеческого" времени, чем геометрические модели.

Значительный вклад в процесс достижения все более полного взаимопонимания между представителями естественнонаучного и гуманитарного знания следует ожидать и от тех новаций, которые предлагает информационная физика.

Важную роль в анализе сущности времени призван сыграть системный метод. Однако его и не следует рассматривать как единственно возможное средство такого анализа. Кроме того, на пути использования системного метода возникают немалые трудности. В частности, понятие "системный метод" является слишком общим. Этот метод в различных ситуациях, при решении конкретных задач может выполнять те или иные функции, он имеет разные аспекты и грани. В нашей работе мы остановимся только на некоторых моментах, связанных с постижением сущности времени за счет привлечения системного метода.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Несколько лет назад в МГУ выступал лауреат Нобелевской премии И. Р. Пригожин, который был приглашен в связи с избранием на должность почетного директора Научного института, работа которого связана с применением математических методов к исследованию сложных систем. Известно, что идеи И. Пригожина в области самоорганизации сложных систем (синергетики) определенным образом соотносятся с “переоткрытием” времени. В частности, он показал целесообразность использования понятий виртуального и статистического времени [123]. При этом Пригожин приводит довольно принципиальное суждение Е. Мейерсона о категории времени [124, с. 365]. Нам кажется, что это суждение достойно быть предметом нашего специального рассмотрения.

Как пишет Е. Мейерсон, время по своим свойствам является чем-то настолько нестандартным, что его суть не может быть раскрыта с помощью средств, имеющихся в современной культуре [185]. Аргументация Мейерсона сводится к следующему. При попытке представить историю современной науки как постоянную реализацию того, что считается основной категорией человеческого разума: сведение различного и изменяющегося к тождественному и неизменному, – время подлежало бы полному исключению.

Рассмотрим приведенное суждение более подробно. Утверждение о том, что время состоит из бесконечного множества различных моментов, не вызывает сомнений. Очевидно, сомнение у Е. Мейерсона вызывает сама возможность использования тех средств, которые имеются в современной науке для исследования времени. Сомнения возникают уже при попытках соотнести различие и изменение (имеются в виду моменты времени) с чем-то тождественным и неизменным. Эта задача по отношению к анализу такого феномена как время действительно является сложной. Но в современной науке уже сделаны определенные шаги для ее решения. В частности, интересные результаты получены при рассмотрении феномена времени как ресурсной системы [8].

При системном подходе феномен времени не подлежит полному исключению из числа объектов, для исследования которых имеется соответствующий инструментарий. Дело в том, что человек живет в информационном мире. Информация всегда основывается на выделении различий между объектами или их свойствами и отношениями между ними. Поскольку каждый момент времени неповторим, а таких моментов в принципе бесконечное множество, то справедливым является суждение о том, что такое множество как все моменты времени обладает бесконечно большой информационной емкостью.

Возникает вопрос: а что же является тождественным и неизменным в свойствах феномена времени, если все его моменты неповторимы и неуловимы? Существуют ли инварианты, основываясь на которых эти исчезающие и неуловимые моменты времени могут быть соотнесены и сопоставлены с чем-то устойчивым? Ответ оказывается вполне утвердительным: у феномена времени такие "устойчивые" особенности имеются.

Для выделения инвариантов следует вспомнить, что феномен времени в познании выполняет определенные функции. Одна из его функций заключается в том, что время как функциональная система является также системой стационарной. Стационарная система непрерывно обновляется, так как меняются сами моменты времени. При этом собственно процесс изменения является вполне устойчивым, неизменным, стационарным.

Для более глубокого осмысления специфики стационарных систем, на наш взгляд, целесообразно было бы привлечь идеи реляционного синтеза. Однако об этом мы будем говорить несколько ниже.

Здесь же отметим, что несколько ослабленный и в какой-то степени промежуточный вариант осмысления особенности феномена времени предложен в работах Ричарда Рорти. Этот современный американский философ не исключает феномен времени полностью из числа других феноменов, но предлагает для него некоторое "промежуточное местоположение" (подробнее см.: глава 2, с. 80). По поводу приведенной Р. Рорти классификации заметим, что далеко не все физические объекты могут быть охарактеризованы с помощью категории времени.

Так, специалисты в области системных исследований при анализе специфических особенностей системного мышления выделяют две основные парадигмы. Классическую парадигму, которая основана на идее равновесия открытых систем. И новую парадигму системного мышления, которая стала формироваться в 70 – 80-е годы XX века и ознаменовала собой переход от исследования равновесных систем к анализу неравновесных систем и их необратимых состояний. Более того, в последние годы исследованы "специфические черты потенциального существования, представляющего собой форму целостности, в которой отсутствуют выделенные объекты и взаимодействия между ними, их пространственно-временные характеристики. Появление пространственно-временных и причинных связей становится возможным в результате нарушения исходной симметрии и "обмена устойчивости" в потенциальной структуре" [160, с. 2].

“Новое” открытие разделенности бытия на две части: актуальную, для характеристики которой можно использовать представления о времени, и потенциальную, при характеристике которой теряют смысл представления о части и целом, о времени и пространстве, о причинности и т. д., – оценивается как настолько весомый фактор, что уже один он обуславливает необходимость перехода к новой парадигме, т. е. новому взгляду на мир, новым методам его изучения.

Описание природы некоторых физических объектов, для характеристики которых не используются представления о времени, дает и Д. Т. Фрейзер в работе "The Genesis and Evolution of Time" [178]. В этой работе высказывается также идея о целесообразности использования представлений о темпоральных уровнях. По мнению Д. Т. Фрейзера, каждый интегративный структурный уровень организации материи обнаруживает свою собственную темпоральность, и иерархии уровней организации материи соответствует иерархия связанных с ними темпоральностей.

Поскольку теория темпоральных уровней создавалась во многом под влиянием идей Якова Джоана Иикскюля, скажем несколько слов о нем и о его творчестве. Я. Д. Иикскюль (1864 - 1944) изучал зоологию и теоретическую биологию, а также науку о поведении животных – этологию. В Эстонии с 1884 по 1903 год он преподавал в университете, затем переехал в Гейдельберг. Он много путешествовал по различным странам и регионам Африки, включая центральную Африку. В 1925 году Я. Д. Иикскюль был назначен директором института Umweltforschung в Гамбурге и был оплачиваемым профессором в университете.

В работах Иикскюля конкретный естественнонаучный материал органично соотносится с некоторыми философскими идеями. Особенно подробно он останавливается на анализе позиции Канта по вопросам теории познания.

Исследования, проводимые на сопоставлении идей Канта и данных биологии, относительно протекания процесса познания привели его к выводу о том, что каждое животное живет в уникальном, своем собственном окружающем мире – Umwelt. Умвельт определяется типом организации данной живой особи и в первую очередь особенностями или спецификой рецепторов и аффекторов. Именно указанные органы определяют, что может стать стимулом для данного животного. Совокупность возможных стимулов для каждого животного есть его “знаковый мир”. Сумма возможных ответов или ответных реакций составляет его “активный мир”. Вместе эти два мира составляют его умвельт или окружающий мир. Согласование стимулов, поступающих из внешнего мира, с внутренним миром живой особи осуществляется посредством внутреннего “направляющего” аппарата. Эта ориентация включает в себя саморегуляцию поведения, благодаря которой животное выбирает стимулы из внешнего мира и отвечает на них соответствующим образом. Ответные реакции животного направлены на поддержание стабильного состояния, согласованного взаимодействия с окружающей средой.

Согласно концепции Иикскюля, человек подобно другим живым существам имеет свой умвельт. Человеческая чувствительность определяется характером мира, который познает человек. Для человека вся реальность является субъективной. Иикскюль тем не менее не исключает того обстоятельства, что человек мысленно, исходя из наблюдений за поведением других живых особей, может делать заключение о наличии структурно по-другому “сконструированных” умвельтов у организмов, отличных от него самого [189].

Предложенная Д.Т. Фрейзером концепция темпоральных уровней находится в соответствии с общепринятой эволюционной схемой мира, согласно которой мир представляет собой самоорганизующуюся систему.

Д.Т. Фрейзер предлагает принять положение о том, что время есть симптом или коррелят структурной и функциональной организации мира. Поскольку общепринятой является гипотеза, согласно которой динамика мира заключается в неорганической и органической эволюции, то из этого, вероятно, следует, что время само по себе развертывается в соответствии с иерархией естественных систем.

Автор выделяет шесть стабильных уровней материи и соответствующих им темпоральных уровней:

1. Мир частиц без массы покоя, которые всегда двигаются со скоростью света, – атемпоральность (эти частицы, по-видимому, находятся вне времени).

2. Мир частиц с ненулевой массой покоя, двигающихся со скоростью ниже скорости света – прототемпоральность (время “массивных” частиц, время микромира).

3. Мир масс, складывающихся в звезды, галактики, группы галактик – эотемпоральность (космологическое или астрономическое время).

4. Мир живых организмов – биотемпоральность (биологическое время).

5. Человек – ноотемпоральность (человеческое, психологическое, личностное время).

6. Коллективные институты человеческого общества – социотемпоральность (историческое и социальное время) [178, с. 36].

В некоторых работах отмечается, что Д. Т. Фрейзер не исследует механизм перехода с одного уровня на другой (см., например: Г. П. Аксенов Причина времени. М., 2001, с. 285).

Каждый из указанных темпоральных уровней описывается соответствующей теорией:

1. Частицы нулевой массы покоя – атемпоральность – описывается специальной теорией относительности.

2. Частицы ненулевой массой покоя – прототемпоральность – описывается квантовой механикой.

3. Космические тела – эотемпоральность – описывается общей теорией относительности;

4. Мир живых организмов – биотемпоральность – описывается биологией;

5. Человек – ноотемпоральность – описывается психологией;

6. Человеческое общество – социотемпоральность – описывается социологией.

Д. Т. Фрейзер отмечает при этом, что хотя все эти структурные уровни и различны, но все же соседние уровни родственны как по существу, так и по темпоральности, и все вместе образуют иерархическое единство.

Наряду с указанными стабильными уровнями имеются нестабильные мезоформы, заключенные между соседними стабильными уровнями. При описании одной из разновидностей мезоформ автор пишет, что “…достаточно населенные прототемпоральные системы вступают на эотемпоральный путь”, но их нельзя отнести ни к одному из названных стабильных уровней [178 , с. 93].

В предложенной Д. Т. Фрейзером концепции имеются определенные трудности. Например, он отмечает, что не знает, куда отнести виртуальные и короткоживущие объекты [там же, с. 173].

Многие данные относительно различных свойств времени, имеющиеся в физико-математическом естествознании, в сжатом виде представлены в специальной теории, получившей название "хронодинамики".

Что касается области гуманитарных наук, то, насколько нам известно, здесь темпоральный аспект социальных процессов не выделен в отдельную область знаний, и открытым остается даже вопрос о самой необходимости такой интегративной синтетической работы.

В этой связи необходимо отметить, что в науке и философии для описания многообразия исследований времени, относящихся к разным дисциплинам и направлениям, сравнительно недавно нередко стал употребляться термин “темпоралистика” или, иначе, “темпорология”.

Является ли применение этого термина законным? Одним из признаков научности термина является наличие связей между данным термином и другими категориями, используемыми в соответствующих областях знания.

На наш взгляд, во многих конкретных науках имеются категории, использование которых обогащает наши представления о времени. Сюда относятся понятия пространство, метрика, скорость, событие, интервал пространства-времени, одновременность, порядок, обратимость, необратимость, вектор, синхрония, диахрония (два последних понятия введены специалистами в области лингвистики) и т. д. Таким образом, если исследователь привлекает в своих работах, посвященных изучению свойств времени, соответствующий категориальный аппарат, то можно говорить о том, что он работает в области темпоралистики.

Есть и такие области знания, в которых, с одной стороны, факторы времени играют исключительную роль (история, экономика и т. п.), но, с другой стороны, эти науки не используют в своем творчестве весь упомянутый категориальный аппарат. Однако возникают и такие новые области знания как эконометрика, “клиометристика” и т. п., которые относятся к сфере междисциплинарных исследований. Это означает, что к анализу временных аспектов исторических или экономических процессов могут быть привлечены средства математики и естествознания.

Философия также обладает мощным категориальным аппаратом для описания и анализа временной реальности. Рассмотрению результатов этого анализа будут посвящены многие страницы книги.

Вначале же проанализируем некоторые современные исторические исследования с точки зрения наличия в них темпоральной проблематики. В этих исследованиях прежде всего указывается на необходимость нахождения оснований для построения "теоретической" истории [64, с. 64], которая в свою очередь, несомненно, должна строиться на базе той или иной концепции времени. Для более подробного рассмотрения данного вопроса несколько слов скажем о специфике самой исторической науки.

В большинстве наук, прежде всего в естествознании, изучаемый объект расположен во внешнем по отношению к исследователю пространстве, поэтому последний может как бы "дистанцироваться" от этого объекта. В исторической науке событие дается всегда вместе с его оценкой как со стороны участника (или очевидца), так и со стороны самого историка.

Эта специфика любого исторического исследования представляет определенные трудности для анализа, так как аналитику приходится помнить, что любая оценка события даже со стороны непредубежденного очевидца является субъективной. Но в этой ситуации есть и положительный момент. Тот, кто оценивает события как очевидец, уже включен в материал исследования, “живет” в нем, погружен в него. В то время как, например, математику необходимо приложить особые усилия для "погружения" в "сухой" мир абстрактных сущностей. Известно, что в таком теоретическом мире нельзя жить, т. к. это мир одних только сущностей. А вот в том мире, который был заново воссоздан (представлен) историком или летописцем, очевидно, в какой-то степени “жить” можно, поскольку этот мир причастен человеку, человекоразмерен, наполнен человеческими страстями, ценностями, смыслами и целями. Так что теоретический мир историка, несомненно, имеет свои особенности.

Получается, что история представляет собой как бы колоссальный гипертекст. (Это понятие было введено в употребление в 1965 году программистом, математиком и философом Теодором Нельсоном и обозначает документ, составленный из относительно небольших фрагментов текста, причем таким образом, что эти фрагменты можно читать не в одном, раз и навсегда определенном (например, по номерам страниц, как в обычном книге) порядке, а разными путями – в зависимости от интересов читателя, – причем эти пути вполне равноценны. Читатель сам волен “прокладывать маршрут” по документу или системе документов с помощью гиперссылок (линков), т. е. указаний на другие фрагменты текста, “привязанных” ко всему текущему фрагменту или к какому-нибудь его конкретному месту (см.: [36]).) И подобно тому, как обычный текст воспринимается всегда субъективно, через призму внутреннего мира читателя, так и исторические события всегда "окрашены", определяются тем "настроением", в котором находится участник или очевидец. Поэтому одна из задач теоретической истории, по всей вероятности, должна заключаться в том, чтобы научиться создавать модели, основанные как на знании самих событий, так и на знании их интерпретаций. Возможно, что в создание таких моделей со временем внесет свой вклад т. н. "информационная" физика.

Особую остроту в работах некоторых современных историков приобрел вопрос о том, иллюзорно или реально время. Что собой представляет процесс изучения событий, которые имели место в прошлом, но которых уже нет сейчас? – примерно так историки формулируют эту проблему. Поскольку прошлого нет, а есть только настоящее, то историки, следовательно, изучают события как исчезнувшие объекты, т. е. изучают то, чего нет. Получается парадокс [135, с. 668]. Но не только историческая наука сталкивается с необходимостью изучения того, чего нет сейчас, в настоящем, но что является как бы продолжением событий, имевших место в прошлом. Разными науками изучаются, например, такие процессы, как происхождение Вселенной, человека, его сознания и т. д.

Даже в такой науке как криминалистика, когда следователи в ряде случаев могут идти по "горячим следам", все равно приходится изучать, как правило, "исчезнувшие события", т. е. изучать то, чего нет в настоящем. Генезис – это всегда погружение в прошлое, поиск в нем причин и оснований для настоящего. Подходы к решению подобных задач ищет, в частности, феноменология – философское направление, методом самосозерцания исследующее “чистое” сознание и пути его достижения. Но как нам представляется, для разрешения сформулированного выше парадокса целесообразно, прежде всего, использовать системный подход.

Системный подход или метод в свою очередь должны основываться на той или иной общей теории систем (к сожалению, в действительности это происходит еще далеко не всегда). Среди общих теорий систем мы остановимся на т. н. параметрической общей теории систем [125], [154], [151], [136]. Общая параметрическая теория систем (ПТС) разработана А. И. Уёмовым. В настоящее время эта теория продолжает активно развиваться, вокруг нее возникла целая школа. ПТС нашла своё применение во многих областях знаний, в том числе в ряде разделов философии. Последнее обстоятельство является для нас принципиальным, т. к. несмотря на то, что исследованием сущности времени занимаются специалисты разных наук, сама проблема в ее наиболее глубоких аспектах по-прежнему остаётся подлинно философской.

Основные положения этой теории состоят в следующем. Рассматриваемая концепция системологии делит реальность на системы и не-системы лишь интенсионально, т. к. всякая вещь может быть понята как система в одном отношении и как не система – в другом. Всё, что изначально воспринимается как нечто бессистемное, начинает рассматриваться как система, когда оказываются выявленными отношения, удовлетворяющие определённому свойству, или свойства, находящиеся в определённом отношении. Вещи, свойства и отношения образуют базисную триаду категорий, каждая из которых представляет собой особый частный случай противоположности категорий [147]. С помощью категорий "вещь", "свойство" и "отношение" можно обобщить предлагавшиеся различными авторами определения понятия системы в виде двух двойственных друг другу определений этого понятия. Вопрос о том, что представляют собой двойственные друг другу определения системы, раскрывается в работе А. Ю. Цофнаса [171]. Автор пишет, что в результате реляционного обобщения, при котором выявлялась инвариантная структура разных определений и применения формального аппарата, было получено два словесных определения, смысл которых сводится к следующему.

Определение 1. Системой является произвольная вещь, когда какие-то ее отношения удовлетворяют определенному свойству. (Данное определение называется атрибутивным.)

Определение 2. Система – это произвольная вещь, какие-либо свойства которой удовлетворяют определенному отношению. (Это определение именуют реляционным [там же, с. 53].)

Представление системы двумя двойственными способами даёт две разные системы, дополняющие друг друга. Оба определения системы задают порядок представления вещи как системы по единой схеме: от фиксации некоторой определённости, т. е. от выбора смыслового поля, в котором рассматривается интересующий нас произвольный объект, к поиску некоторых, заранее не определённых аспектов (отношений или свойств) данного объекта, соответствующих этой определенности, которые позволили бы увидеть его в качестве системы.

Обобщение этих шагов находит выражение в понятии ДЕСКРИПТОРОВ, т. е. в понятиях КОНЦЕПТА, СТРУКТУРЫ и СУБСТРАТА системы. Концепт – это определённое свойство или определённое отношение, с которого начинается системное представление. Чаще всего оно не фиксируется явно, а рассматривается как что-то само собой разумеющееся и известное еще до формирования системного представления. Структурой обычно называют системообразующие отношения или свойства. В системе могут быть обнаружены и другие отношения (свойства), которые могут как-то влиять на характеристики системы. Это – структура в широком смысле слова. Именно на структуру, главным образом, и направлено внимание исследователя. Тем не менее, системный подход отличается от структурализма, т. к. при системном подходе структура рассматривается не отдельно от вещей. Но в принципе, структуру можно абстрагировать от той системы, в которой она установлена (так, например, делается в алгебре). Субстрат системы – эта та вещь, на которой реализуется структура. Понятие "субстрат" не совпадает с понятием "элементы". Из элементов, например, не состоят системы, структурой которых выступают рефлексивные отношения. Понятие элемент оправдано для расчленённых систем.

Таким образом, в параметрической теории систем даётся общая схема системы. Системным представлением называется процедура (как и её результат) превращения любого объекта в субстрат для некоторой структуры, соответствующей заранее выбранному концепту.

Параметрическая ОТС рассматривает отдельные системные свойства. Эти свойства не связаны только с философскими категориями, они характеризуются тем, что их не бессмысленно приписывать какой угодно вещи. Значительную роль играют представления о системных параметрах. Системный параметр – это такой признак, который может служить основанием деления объёма понятия "система" на классы в соответствии с обычными в логике правилами: соразмерности, единого основания, непересечения классов, непрерывности деления. Знание системного параметра указывает на тот класс, к которому может быть отнесена вещь, если она рассматривается как система [см.: там же, с. 52 - 57]. Различным классам систем сопоставляются свои значения системных параметров, между которыми имеют место корреляционные связи – общесистемные закономерности. На основе таких закономерностей строится параметрическая общая теория систем.

Логико-математическим аппаратом параметрической общей теории систем является язык тернарного описания (ЯТО). ЯТО представляет собой формализацию определенного истолкования категорий "вещь", "свойство" и "отношение", а также понятий "определенное", "неопределенное" и "произвольное". С помощью формализма ЯТО возможен дедуктивный вывод одних значений системных параметров из других, т. е. дедуктивное построение параметрической общей теории систем. Язык тернарного описания и параметрическая общая теория систем находят широкую сферу применения в экономике, экологии, горной геомеханике и т. п. На базе ЯТО предлагается нетривиальное построение системы философских категорий [152]. С помощью ЯТО дается формальное выражение процедур понимания и объяснения [143].

Язык тернарного описания – это логический язык особого рода, позволяющий описывать свойства систем на качественном уровне.

Подход с позиций параметрической общей теории систем дает возможность шире и разностороннее осмыслить суть проблематики, в частности, исторической науки и используемого этой наукой исторического метода. У историков в центре внимания находится понятие "событие". Но внимания достойны и отношения между событиями. Поскольку события исчезают, то оправданными являются поиски инвариантов в поле отношений между событиями.

Для того чтобы дальнейшее изложение сделать более ясным, обратимся к примерам. Выше было отмечено, что в параметрической теории систем характеристики системы даются на основании ее свойств. Свойства эти могут быть самыми различными.

Выделим класс стационарных систем. Стационарными называются системы, в которых могут заменяться составляющие их элементы, но сами системы при этом не разрушаются [154, с. 171].

Стационарной системой является, например, жилой дом, хотя состав жильцов может меняться. Стационарной системой является также транспорт с потоком пассажиров, магазин – с потоком покупателей и т. д. В этих примерах мы видим, что понятие таких систем, как жилой дом, транспорт и магазин, органически связано с представлениями о функциях, которые выполняют эти системы.

Если применить системный подход к характеристике феномена времени, то мы должны констатировать тот факт, что время – это стационарная система. Все моменты настоящего, все "теперь" непрерывно заменяются одно другим, "бегут", "текут", "исчезают". Неизменной же остается только функция, – функция самой замены одних событий другими. Такую систему можно отнести и к классу ресурсных систем. В некоторых исследованиях поэтому используется понятие "ресурсное время" [8, с. 61- 63].

Перенесение внимания от изменяющихся элементов субстрата на инвариантность отношений между элементами системы и на инвариантность функций системы предполагает соответствующую ломку в самой логике исследования. Аналитик должен четко представлять, что для изучения стационарной системы нельзя использовать элементаристский подход. Понимание ограниченности элементаристского подхода – это сравнительно новое завоевание в методологии. В культуре Древней Греции только намечались подходы к системному представлению феномена времени, но они не получили своего развития. Известно, что милетцы обращали внимание на универсальный динамизм вещей, а Гераклит глубоко раскрыл эту тему. Хорошо известный фрагмент Гераклита: "Мы входим и не выходим в одну и ту же реку, мы те же самые и не те же самые" [166, 12 DK b¹, c²] свидетельствует о том, что в творчестве Гераклита намечался релятивистский подход. Однако модель стационарной системы все же не была прорисована в культуре Древней Греции достаточно четко и определенно.

Попытаемся выяснить причины. Если мы сошлемся на то, что имела место недооценка роли категории "отношение", то это будет не совсем так. Аристотель, например, включал категорию "отношение" в число наиболее значимых категорий. Но все же с категорией "отношение" дело обстоит довольно сложно. Вначале, очевидно, должна была созреть идея "реальности" самих отношений, а потом уже идея о том, что определенный вид отношений (для стационарных систем – это функциональные зависимости) могут представлять собой системные параметры, которые были бы гарантом стабильности системы даже при условии непрерывной замены ее элементов.

Идея о том, что в качестве исходного "материала" для построения системы могут быть взяты не сами по себе элементы, а те отношения, которые существуют между элементами системы, говоря другими словами – идеи реляционного синтеза, – это, как мы уже отмечали, довольно поздний продукт культуры. Для возникновения этих идей должны были иметь место свои особые предпосылки [146].

Вместе с тем, для построения системы далеко не любые отношения целесообразно брать как исходные. Отношения должны быть фундаментальными, значимыми. В качестве примера рассмотрим концепцию, выдвинутую американским историком М.А. Капланом в работе "Система и процесс в международной политике" [66]. М.А. Каплан пишет, что историю можно рассматривать как процесс, в котором почти все основные моменты определены волей сильнейших держав мира. Сильнейшие державы действуют в известной степени согласованно, т. к. они принимают одинаковые правила игры. Если какая-то из стран содружества перестает следовать установленным правилам, то она неизбежно исключается из этого содружества.

Рассмотрим описанную ситуацию подробнее и зададимся вопросом о том, меняются ли на протяжении истории сами правила игры? Очевидно, что так или иначе, быстро или медленно, но они все же меняются. Если какая-то из стран "нарушает" сложившиеся правила игры, то это может означать лишь то, что она противопоставляет этим правилам какие-то другие правила. Игры без правил просто не существует. Для стран содружества всегда имеются два варианта. В работе же М.А. Каплана рассмотрен только один из них, а именно тот, при котором страна, нарушающая данные правила игры исключается из содружества. Но возможен и другой вариант, когда в "нарушениях" находят ценные новации, новые подходы к имеющимся правилам игры и всё содружество или его большинство согласны внести изменения в существующие правила и сохранить страну, выступившую как инициатор этих изменений, в числе "великих держав".

Аналогия между исторических процессом и "игрой", несомненно, представляет собой ценность в методологическом плане. Можно несколько расширить эту аналогию. "Играют" (в смысле взаимодействия между собой) не только страны, державы, но и различные народы, конфессии и т. д. Понятие "игры" интересно в том смысле, что ее "правила" органически связаны с функциями игроков. "Игра" – это, по определению, функциональная система. Поскольку могут меняться, "эволюционировать" и сами правила игры, то внимание привлекается к анализу отношений между отношениями. Происходит как бы "конкурс" игр, за счет сравнения между собой правил, на которых основываются данные игры.

Для более подробного осмысления темы "время в истории" рассмотрим феномен времени в аспекте ряда других функций, которые выполняет данная категория. Именно историки обратили внимание на такую функцию времени как "отражение внешних событий" и уже в далеком прошлом была создана хронология как "хранилище", своеобразная социальная память о событиях. Но время в функции отражения требует специального рассмотрения.

В современной культуре все больше внимания привлекается к анализу тех аспектов философских категорий, в которых выявляется их служебная, оперативная, инструментальная сущность. Выступая именно в роли познавательных средств, философские категории наиболее полно выявляют свои роль и значение для решения более конкретных научных проблем.

Исследование феномена времени с точки зрения его роли в познании бытия целесообразно, как нам кажется, осуществлять исходя из рассмотрения функций этого феномена, которых, как мы уже отмечали, у него достаточно много. Некоторые авторы утверждают, что время можно назвать условием "хранения информации". В работах К. Маркса отмечается, что “к экономии времени сводится в конечном счете вся экономия” [99, с. 117]. Обратим внимание на слова “в конечном счете”. Эти слова, несомненно, указывают на то обстоятельство, что время является базовой, исходной характеристикой экономических процессов. В суждении акцент делается также на том обстоятельстве, что время – это стационарная ресурсная система. Но у феномена времени есть и ряд других функций.

Среди различных функций времени особо следует выделить функцию отражения. Изучение этой функции сопряжено со многими "ловушками". Одна из причин трудностей в изучении функции отражения связана с тем, что время выполняет не только функцию отражения зависимостей, происходящих во внешнем мире, но и функцию упорядочения мыслей и чувств, возникающих в мире внутреннем. Обе эти формы или специфические виды отражения, органически связаны друг с другом. Глубина постижения внешнего мира человека определенным образом зависит от глубины осмысления своей собственной сущности или, точнее, от глубины понимания своей собственной "причастности" этому внешнему миру, своей "со-бытийности". Отметим, что именно эта отражательная, "зеркальная" функция времени представляет собой своеобразный стержень, вокруг которого группируются мысли по этой проблеме у одного из крупнейших философов XX века М. Хайдеггера.

М. Хайдеггер особо выделяет “расхожие” суждения относительно времени, которые, по его мнению, обобщают, прежде всего, представления о процессах, происходящих во внешнем мире, и связаны в основном с исследованиями физиков. Тогда как подлинная сущность времени может быть постигнута в результате анализа сложнейших отношений между присутствием человека в мире и пониманием сути его бытия. "Присутствие есть таким способом, чтобы существуя понимать нечто подобное бытию. При удержании этой взаимосвязи должно быть показано, что то, из чего присутствие вообще неявно понимает и толкует нечто подобное бытию, есть ВРЕМЯ. Последнее как горизонт всякой понятийности бытия и всякого толкования должно быть выведено на свет и генуинно* осмыслено. Чтобы дать увидеть, потребна исходная экспликация** времени как горизонта понятийности бытия из временности как бытия понимающего бытие присутствия. В целости этой задачи лежит вместе требование отграничить добытое так понятие времени от расхожего понимания времени, эксплицированного в толковании времени как оно сложилось в традиционной концепции времени, которая сохраняется от Аристотеля до Бергсона и далее. При этом надлежит прояснить, что – и как – эта концепция времени и расхожая понятость вообще возникают из временности" [168, с. 17 - 18].

Следовательно, с представлениями о времени необходимо соотносить образ или механизм "двойного отражения" или "параллельного постижения" и самого бытия, и того отражения, которое дается этому бытию субъектом – это "двойное" отражение представляет собой загадку и источник многих недоразумений. Получается нечто отдаленно напоминающее поведение человека в комнате с зеркальными стенами. На что человек должен реагировать? На собственные движения или на отражение этих движений в зеркалах? Известно, что многие артисты репетируют перед зеркалом.

Некоторую "поддержку" при рассмотрении отражательной функции феномена времени может оказать анализ такого понятия как "самореферентность". Рассмотрение содержания этого понятия начнем с примеров. Бывают такие ситуации, когда имеет место совпадение того объекта, который отражается нами, и тех средств, с помощью которых это отражение осуществляется. Например, мы хотим раскрыть содержание такого понятия как "слово". Если мы используем соответствующие слова для характеристики понятия "слово", то получается, что с помощью слов мы характеризуем, раскрываем содержание самого понятия "слово". Это не тавтология. Слово в одном смысле является объектом изучения, а в другом – средством, с помощью которого отражается суть этого изучаемого объекта.

Приведем другой пример. Представим себе, что перед нами стоит задача осмыслить механизмы нашего мыслительного процесса, тогда мы станем мыслить о том, как мы мыслим. Снова происходит как бы сближение сути и содержания самого отражаемого объекта и тех средств, с помощью которых это отражение происходит. Таких примеров можно приводить множество. Время относится к числу объектов, которые, с одной стороны, могут быть предметом отражения, исследования, а с другой – сами могут быть средством отражения, активно участвовать в отражательном процессе.

Свойство самореферентности достойно быть предметом специального исследования. Именно в этой связи особое значение имеют суждения М. Хайдеггера о том, что время выполняет функцию отражения. Это обстоятельство выделяется Хайдеггером как принципиальное. Тот факт, что время в своей функции отражательного средства может быть в свою очередь предметом исследования, само собой разумеется. Вопрос о том, каким образом при изучении времени как отражательного средства мы должны привлекать и то содержание, которое отражается временем – это особый вопрос. Может иметь место слияние, органическая взаимосвязь между содержанием отражаемого и временем как отражательным средством.

Что мы переживаем: событие, происходящее в настоящем или само "настоящее время"? Обратимся к анализу следующей ситуации. Представим себе, что человек является участником какого-то события. Когда событие происходит в настоящем времени, оно как бы состоит из ряда "теперь". Но что такое "теперь"? "Теперь" – это актуальное бытие, оно познается в опыте. Одновременно "теперь" – это граница между бытием и небытием. Следовательно, строго говоря, человеку в опыте дана только "граница", сами моменты времени непрерывно ускользают, их нельзя остановить, удержать в настоящем. "Теперь" состоит как бы из двух половинок. Одна половинка – это кусочек "недавнего прошлого", оно только что было актуальным; другая – это "ближайшее" будущее, то, которое вот-вот сейчас, сию минуту наступит. Прошлое – сохраняется в нашем сознании с помощью механизмов памяти, будущее – с помощью воображения. Следовательно, время – это не только граница между бытием и небытием, но оно включает в себя, "состоит" из двух видов отражения: отражения в виде памяти и отражения в виде воображения.

Память и воображение имеют свою специфику. В данной связи нам важно зафиксировать только сам факт, что это – отражение. И особенно важно отметить, что это отражение "располагается", "находится" внутри субъекта. (Для сравнения – тень от предмета: это не сам предмет, а его отражение, но это отражение, которое принадлежит объективному миру, т.е. тень можно измерять, фотографировать и т.д.). Такие виды отражения как память и воображение также имеют объективную основу. Особенно когда речь идет о памяти. С другой стороны, эти виды отражения принадлежат субъекту. Следовательно, познание внешнего мира зависит и от таких способностей субъекта как память и воображение.

Подчеркнем еще раз, что время как отражательное средство используется не только для отражения событий, происходящих во внешнем мире, но и для установления определенной соотнесенности между событиями в нашем "внутреннем" мире. Более того, два эти вида направленности отражения – на внешние объекты и на внутренний мир – соотнесены между собой таким образом, что отражение внешнего происходит только благодаря наличию внутреннего отражения. Рассмотрение времени как отражения проясняет в известном смысле вопрос, который ставится во многих исследованиях: реально или иллюзорно время?

Еще Аристотель писал, что различные модусы времени познаются с помощью различных способностей человека. В опыте познается реальность, настоящее. Настоящее – это тот модус или та "часть" времени, которая убеждает нас в реальности самого этого феномена. Что касается прошлого, то оно отражается с помощью памяти, а память, как известно, "может подвести", какая-то часть информации может оказаться стертой. В этом случае познающий субъект начинает строить догадки, высказывать гипотетические предположения и таким образом пытаться "реанимировать" изучаемый объект. Сам процесс воспоминаний представляет собой сложнейший синтез "реальных следов" и идеальных домыслов.

Модус будущего – это исключительно сложный модус времени. Психологи показали, что имеются реальные механизмы, обеспечивающие протекание процесса "построения моделей будущего". Что касается содержания самих моделей, то они также представляют собой синтез, определенную соотнесенность образов реальности и чисто идеальных построений. Поэтому и о феномене времени в его целостности, учитывая взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего, можно сказать, что этот объект носит интегративный или синтетический характер, в нем сочетаются реальность и иллюзорность. Нельзя относить феномен времени только к чисто "реальным" или только к "чисто" иллюзорным объектам.

Перспективы использования системного метода при исследовании свойств времени, на наш взгляд, довольно благоприятные. Яркий пример этого – история построения моделей человеческой памяти, которая, как известно, неразрывно связана с феноменом времени. Ученые убедились в необходимости отказа от "элементаристского подхода" и в перспективности использования иного – системного подхода. Время, как оказалось, является синтетическим объектом и поэтому для его исследования должны одновременно привлекаться различные науки. Это и физика, которая имеет отношение к изучению объективного мира, и психология, которая изучает определенные аспекты познавательной деятельности. В компетенцию последней входит рассмотрение уже не только объективной основы познавательных механизмов, но и процессов идеального воспроизведения реальных объектов. Для изучения механизмов памяти привлекаются также данные из области физиологии, биологии и других наук.

На протяжении многих десятилетий проводились исследования с целью найти "внутри" изучаемого живого объекта наиболее элементарные объекты, являющиеся носителями такого интегративного свойства как память. Но этот "носитель" так и не был найден, а естествоиспытателям пришлось столкнуться с серьезной методологической трудностью – проблемой соотношения свойств частей и целого. Решение этого вопроса лежит в сфере методологии. Еще Аристотель был убежден, что целое может обладать свойствами, которые отсутствуют у частей, составляющих это целое. На современном языке это означает признание наличия у целого неких эмерджентных свойств, т. е. свойств, которые не присущи отдельным частям целого, но обусловлены взаимодействиями между ними.

К сожалению, мы не можем подробно охарактеризовать всю "драму идей" разыгравшуюся вокруг феномена памяти и ограничимся только кратким изложением некоторых суждений известного английского ученого Стивена Роуза [134]. С. Роуз пишет, что при изучении памяти взаимодействуют специалисты в области морфологии, биохимии и физиологии, и соответственно, он вводит представление о трех "языках": морфологическом, биохимическом и физиологическом. Но ни один из этих уровней нельзя считать более фундаментальным, чем другой. Поэтому С. Роуз высказывает предположение о том, что возможен перевод с одного языка на другой. Все они дают описание особенностей в поведении животных, которые связанны с приобретенным опытом. Исследования проводились над определенными видами животных. Опыты с поврежденным мозгом животных свидетельствуют, что энграмма* не может быть локализована в какой-то одной его области. С. Роуз утверждает, что в некотором смысле память и вовсе не заключена в каком-то небольшом наборе нейтронов, а должна пониматься как свойство всего мозга и даже целого организма [там же, c. 360].

Книга С. Роуза оценивается как популярная, но все же и для ее постижения нужно обладать определенными знаниями в области биологии. Одна из причин, в силу которой мы предлагаем в исследованиях времени использовать системный подход, как раз и заключается в том, что этот подход – довольно общий и может быть использован как специалистами в области естествознания, так и гуманитариями.

Для более полной характеристики отражательной функции времени нельзя обойти стороной такую область знаний как лингвистика. Отношение лингвистов к проблеме времени – это особое отношение. Мы укажем только на некоторые принципиальные обстоятельства.

Существует мнение, что наиболее важная причина, в силу которой возник язык, заключается в том, что свою экзистенцию, т. е. внутреннюю сущность, воспоминания, планы на будущее, мироощущение человек может передать другому человеку только с помощью языка. Предметы, существующие во внешнем мире, можно увидеть, нарисовать или показать другому. Но содержание внутреннего мира: настроения, желания и т. п., – это всё можно выразить только в языке. Вполне возможно, что такое средство как язык обладает системно-структурными свойствами именно потому, что такими же системно-структурными свойствами обладает феномен времени, для отражения которого в первую очередь и возник язык.

Для понимания причин, в силу которых именно для отражения времени появилась необходимость создания такого сложного образования как язык, следует более подробно рассмотреть два "образа времени" [51, с. 196 – 203]. Под этими "образами" имеются в виду Хронос и Эон. У Хроноса и Эона есть ряд отличий, каждый имеет свою специфику. Хронос “выражает действие тел и созидание телесных качеств. Эон – это место бестелесных событий и атрибутов” [там же, с. 200]. Хронос ограничен, но бесконечен. Эон – безграничен, как будущее и прошлое, но конечен, как мгновение. Хронос неизменно цикличен и не отделим от происшествий типа ускорений, взрывов и застываний. Эон простирается по прямой линии в обоих смыслах-направлениях, в прошлое и будущее. Эон – это чистая пустая форма времени, освободившаяся от телесного содержания настоящего, развернувшая свой цикл в прямую линию и простершаяся вдоль нее. Эон – это мир бестелесных эффектов. И именно этот мир бестелесных эффектов делает возможным язык. В этом мире язык хорошо различим и не смешивается с шумом, который исходит из тел. Чистые события являются основанием языка, они ожидают его, они обладают чистым сингулярным, безличным и до-индивидуальным существованием только внутри выражающего их языка. Именно выражаемое – в своей независимости – дает основание языку и выражению, благодаря ему (языку) звуки обретают метафизические свойства, способность обладать смыслом и служить сигнафикацией*, манифестацией** и денотацией***.

Наряду с лингвистикой большое внимание изучению феномена времени уделяет также логика, в которой выделена даже специальная область знаний – временная логика. Для рассмотрения проблем временной логики привлекают специальный формализованный аппарат.

Много новых неожиданных решений возникает и в такой тематике, которую обобщенно можно назвать "образом времени в искусстве".

Тема времени неисчерпаема, однако в ней всё же можно выделить основной лейтмотив. Древние сформулировали изящный вопрос: почему мысль о вещи может сказать о ней больше, чем взгляд на эту вещь? В современной культуре происходят дискуссии о формах рационализма, о том, можно ли создать единую универсальную теорию познания, о том, что такое истина и ряд других. Во всех этих дискуссиях прослеживается стремление свести знания к "видимому", и это стремление фиксируется в таких словах как "очевидное", т. е. видимое. Мы не собираемся умалять значение визуальной информации, но все же сводить все знания к пространственным геометрическим моделям нельзя. Поэтому хотя при изучении времени используются геометрические модели, причем некоторые геометрические образы могут существенно помочь в постижении сути идеального, всё же феномен времени, это тот объект, который нам не дан в нашем зрительном восприятии, и его постижение возможно, если "думать" о его сущности.

Нам казалось целесообразным обратить внимание в книге на сопоставление системных представлений о времени, представлений, которые выработаны в математике, физике, психологии, истории и других науках, с теми подходами, которые имели место в истории философии. История философии – это наука, в которой в значительной степени представлена история методологии частных наук, как естественных, так и гуманитарных. В истории философии в определённой степени получили отражение многочисленные дискуссии по вопросу о том, что собой представляет категория времени. С другой стороны, время столь сложный объект познания, что его сколько-нибудь глубокий анализ был бы невозможен на основе только современных, или только древних источников, а требует систематического сопоставления самых разных философских (в том числе историко-философских) концепций, моделей и догадок относительно его природы с темпорологическими представлениями многих частных наук и подходов. В этом состоят некоторые причины, в силу которых в данной работе мы обращаемся, прежде всего, к историко-философскому материалу.

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1.

Формирование традиционной концепции времени и современность. Взгляды Аристотеля, Плотина и других мыслителей античности

 

 

Среди причин, в силу которых мы обратились к наследию античных мыслителей, в частности, Аристотеля, анализу их суждений о категории времени, выделим две, на наш взгляд, достаточно важные. Первая связана с тем, что после появления ряда новаций в науке и культуре, оценка взглядов Аристотеля и других мыслителей античности по вопросу о времени может быть несколько расширена или даже изменена. Это обстоятельство само по себе представляет несомненный интерес.

Другой причиной является возможность извлечь новую информацию из анализа ошибок, неувязок, тупиковых ситуаций, имевших место при исследовании феномена времени в культуре Древней Греции, и использовать этот материал для нового осмысления некоторых ситуаций в многотрудной истории постижения сущности времени в более поздний период.

Вначале укажем некоторые из тех новых воззрений, которые имеют непосредственное отношение к осмыслению стратегии исследования времени. В этой связи напомним точку зрения М. Хайдеггера, согласно которой расхожие представления о времени в основном обобщают наши знания о процессах, происходящих во внешнем мире, и связаны, прежде всего, с исследованиями физиков. Но подлинная сущность времени, по его мнению, может быть постигнута лишь в результате анализа сложнейших отношений между присутствием человека в мире и пониманием сути его бытия. "Присутствие есть таким способом, чтобы существуя понимать нечто подобное бытию" [168, с. 17]. Другими словами, присутствуя в мире, человек вынужден так или иначе понимать его. Без этого невозможно было бы ни действовать в мире, ни адаптироваться в нем. В этой связи выскажем предположение, что если сама физика будет принципиально переориентирована и наряду с изучением неживой природы сделает объектом своего изучения также и самого человека, его интеллект, феномен идеального, то тем самым возникнут очевидные предпосылки и для более полного постижения сущности времени.

Об этом же говорил один из основателей новой науки синергетики, лауреат Нобелевской премии И. Р. Пригожин. Он сказал, что нужно делать не физику Бога, а физику человека (газета "Известия", 1993г., 24 июля, с. 10).

Многочисленные исследования в области самоорганизации и нелинейных процессов в самых разных областях действительности убеждают, что для такой постановки вопроса имеются достаточно серьезные предпосылки, в частности, успехи в математическом моделировании мыслительных процессов.

Некоторые авторы пишут даже о резком изменении самого предмета физики. Физика, с их точки зрения, состоит как бы из двух "половин". Одна часть физики изучает чисто пространственно-метрические свойства целого спектра объектов неживой природы, начиная от кварков и глюонов, и кончая квазарами, многопарсековыми "Великими стенами" и "черными пустотами" между скоплениями галактик; эта половина – наука о протяженном. Другая "половина" – наука об организованном и, что особенно важно отметить, – наука о высокоорганизованном; здесь физика (прежде всего речь идет о современной биофизике) становится наукой о "предидеальном". Эта половина физики нам приоткрывается только сейчас [5].

Суждение о том, что временная организация мыслительной деятельности человека и вообще всей его жизнедеятельности является наиболее сложной, не вызывает сомнений. Так Д. Т. Фрейзер, как мы уже отмечали, считает, что все объекты действительности следует располагать на определенных уровнях (этих уровней шесть) в зависимости от специфики темпоральной организации. Наиболее сложноорганизованной является жизнедеятельность человека [188].

Некоторые авторы также утверждают, что не только физика, но и другие науки могут быть привлечены для изучения сущности такого феномена, как время. Но дело не только в том, одна ли наука, и какая именно, или множество наук (или даже искусство!) должны изучать природу времени. Возникает другой, не менее важный вопрос, – о методах изучения такого сложного объекта, каким является феномен времени. Существуют ли в современной науке и философии методы достаточно совершенные, апробированные, "достойные", если можно так сказать, пригодные для работы с таким многоаспектным объектом, как время?

Сейчас уже более или менее ясно, что при исследовании отдельных свойств времени и сущности этого феномена в его целостности, перспективно использовать системный метод [62]. Вместе с тем достаточно последовательно, глубоко и, что наиболее важно, сознательно этот метод к решению данной проблематики к настоящему времени, по-видимому, пока никем не применялся. По крайней мере, такие попытки нам не известны.

Идея времени и предпосылки системной методологии в Древней Греции. При рассмотрении вопроса о формировании традиционной концепции времени, обратим внимание в частности на то, использовали ли древнегреческие мыслители системную методологию при исследовании сущности времени. Вопрос этот достаточно сложен. С одной стороны, свидетельства о том, что греки делали, по крайней мере, первые шаги к рассмотрению времени как вещи или системы, привести нетрудно. Известно, например, что Гераклит уподоблял время потоку воды в реке. Другой пример: стоики широко использовали такой конструкт как Хронос, который мыслился ими как непрерывная сериация отдельных "теперь". Каждое "теперь" сразу же после своего рождения "пожирается" или уничтожается Хроносом, но на смену этому уничтоженному "теперь" моментально приходит другое, новое "теперь". Сам Хронос, однако, остаётся вечным и неизменным.

Вместе с тем очевидно, что наличие подобного рода примеров ещё не даёт нам права полагать, что в культуре Древней Греции имелась четкая и определённая программа, нацеленная на исследование феномена времени в русле системной методологии. Дело в том, что само понятие "система" включает не только характеристику системы и её частей, т. е. свойств этих частей и отношений между ними, но и процедуру включения элементов системы в её состав, основанную на знании определённых свойств частей самой системы. Элементами данной процедуры, в частности, являются такие операции как сериация и классификация. Эти весьма элементарные логические операции в той или иной мере способны осуществлять уже дети, причем в довольно раннем возрасте, а также племена, находящиеся на низком уровне развития.

Процедура классификации, несомненно, использовалась и в Древней Греции. Так, например, Аристотель разработал классификацию животных в зоологии. Что же касается вопроса о применимости процедуры классификации к такому объекту, каким является время (уже безотносительно к Аристотелю), то здесь дело обстоит довольно сложно. Например, некоторые племена индейцев в Америке, в частности, хопи и нутка, в своём языке не используют представления о том, что время состоит из частей, которые можно считать подобно отдельным предметам. Для них время – это нечто целостное, нерасчленённое.

Какие же имеются трудности в представлении времени как вещи или системы? Остановимся на рассмотрении только некоторых обстоятельств.

Прежде всего на мировоззрение мыслителей Древней Греции значительное влияние оказал тот факт, что они признавали существование богов. Присутствие богов в делах людей в качестве одного из следствий приводило к тому, что "...человеческая участь в мифологическом сознании ещё не предстаёт как необходимость жить во времени. Это обстоятельство отражено в гомеровском эпосе в виде абсолютного преобладания настоящего мгновения. Даже в тех случаях, когда повествуется "предыстория" событий "настоящего", перед нами оказывается лишь "предшествующее настоящее". В результате время в эпосе по сути не идет, оно не имеет глубины, грани между его измерениями стёрты. Все события изображены в одной плоскости. Время растяжимо и, в известном смысле, обратимо. Боги могут всё” [17, с. 44].

Прокомментировать это утверждение можно следующим образом. Время в мифологии лишено двух из трех своих основных модусов: прошлого и будущего, используется только модус настоящего, т. е. то, что принято называть словом "теперь". Но вещь, лишённая многих своих свойств, – это вещь вырожденная. На этом основании, очевидно, можно утверждать, что древнее, особенно мифологическое сознание, скорее всего, было лишь квазисистемным.

Другое обстоятельство. Ряд мыслителей относились ко времени недоверчиво, если не сказать настороженно. Платон, например, высказал суждение о том, что от времени можно ждать только неопределённости, несущей вечную угрозу равновесию сущего. С другой стороны, Платон рассматривал время как нечто лишенное какой-либо самостоятельности, считал, что человеческие судьбы меньше всего зависят от него. Истинную, – идеальную, – действительность он усматривал во вневременных формах.

Возможно, что именно это свойство времени, его способность быть наполненным определёнными конкретными процессами, обуславливает, с одной стороны, некоторую трудность в восприятии времени как отдельной вещи, а с другой, – поток междисциплинарных исследований, где свойства времени органично сопоставляются с закономерностями течения во времени самых разнных по своему качеству процессов объективного мира и нашего сознания.

Другой аспект проблемы формирования предпосылок системного мировоззрения и взглядов на время в Древней Греции связан с процессом становления истории как науки. При анализе этого процесса обратим внимание на те выделяемые историками свойства времени, которые тесно связаны с представлением о том, что время – это вещь или система.

Большую роль здесь играет тот факт, что история как наука должна не просто воссоздать прошлое, необходимо достичь его рационального реконструирования. Афористическое суждение о том, что время – это условие сохранения прошлого, отражает в определенном смысле сущность истории как науки. Выделение фактов для их освещения в историческом повествовании характеризуется как особая группировка, как особый способ сцепления. Но для любой выборки необходим инструмент. Даже, казалось бы, простая анналистика (т. е. чисто описательный подход к истории, характерный для школы анналов) была бы невозможна без хотя бы самого примитивного инструмента – “системы предпочтений, опираясь на которую она в цепи событий выбирала “достопамятные” [там же, с. 18]. Писать историю во все времена означало соотносить отдельные события как часть с целым.

Термин “анналистика” произошел от греческого слова annus – год, откуда и “анналы”, которое означает летопись, запись событий по годам. Анналисты – первые римские историки, излагали в основном события погодно. Известными анналистами были Каннт Фобий Пиктор (III в. до н. э.), Катон Старший (II в. до н.э.). Существенно и следующее обстоятельство. В 1990 г. в Мадриде состоялся XVII Международный конгресс исторических наук. В опубликованных материалах конгресса имеется раздел под названием: “Концепт времени в европейских и азиатских работах по истории”. В указанном докладе среди выделенных двенадцати концептов содержится описание и такого концепта как “время анналов” или “время анналистов” (annalist`s time) или “летописное время”. В исследованиях анналистов описываемое событие подается как происшедшее в какой-то момент, или в “точке” времени. Вопрос о предшествующем или последующем времени не ставится. Время анналистов беднее исторического времени. “Историческое время” или “время истории” – это такое время, когда событие подается как имеющее предысторию и последующую историю, также известную пишущему, у события есть большая глубина, как прошлое так и последующее.

В качестве примера историка, который чисто рационалистически реконструировал прошлое и в чьих конструкциях хронология играла не более чем подчиненную роль, обычно приводят Фукидида. Фукидид (ок. 460 – 4Я00 гг. до н. э.) – древнегреческий историк, автор “Истории”, сочинения в 8-ми книгах. Его труд посвящен истории Пелопоннесской войны (до 411 г. до н. э.) и считается вершиной античной историографии. Фукидид считал, что такое событие как война, – наиболее достойная историческая тема, поскольку она обнажает, делает наглядными скрытые в другие времена события, сплетения событий, способствует раскрытию характера причин. И хотя война – это потрясение, на ее примере все же можно проследить логику событий.

Другой древнегреческий историк Полибий (200 – 120 гг. до н. э.) – автор еще одной “Истории”, рассматривал историю Греции, Македонии, Малой Азии и Рима. Полибий считал, что история как наука должна открывать регулярности, которые управляют жизнью общества. Он впервые явным образом выразил идею круговорота истории. Опираясь на естественные временные циклы в жизни человека, и проецируя их на историю государства, он предсказал, что вслед за возвышением Рима когда-нибудь неизбежно последует его закат и падение.

В работах ряда современных авторов (см., например, [103, с. 16]) Полибий характеризуется как историк, который при моделировании исторического процесса (а, соответственно, и исторического времени) для достаточно полного обзора имевших место вариантов выбора включает в него и нереализованные во времени альтернативы, а также исторические события, так и оставшиеся незавершенными. В качестве примера приводится предположительное суждение Полибия о том, что если бы брат спартанского царя Клеомена Эвклид оказался порасторопнее, или сам Клеомен на несколько дней отложил решительное сражение с Антигоном, то не было бы и поражения греков при Селласии и последовавшей за ним гегемонии над Элладой [118, главы 65 – 67].

Историк Л. П. Карсавин (1882 – 1952) о событиях, на которые ссылается Полибий, пишет: “Может быть, и раньше Клеомену удалось бы подчинить себе Пелопоннес, не напейся он сперва холодной воды по пути в Лерну, и не потеряй он голос” [67, с. 33]. Другой русский историк В. Г. Василевский в этой же связи пишет: “…греки увлекались иногда теориею, объясняющею великие события малыми причинами, чего так не любит серьезная история. На этот раз, однако, можно почти согласиться с греками, что простуда Клеомена довершила судьбу греческого мира” [31, с. 285].

В заключение этого краткого экскурса в область становления истории как науки в условиях Древней Греции нельзя не отметить, что Аристотель тем не менее отказал современной ему историографии в статусе науки, а как род литературы он ставил ее даже ниже поэзии из-за отсутствия в ней истин непреходящих, философских. История была структурирована, по его оценке, не как цепь организованных и вытекающих одно из другого событий, а как совокупность эпизодов. Такой принцип организации событий не требовал их генетической связности. Именно эта сосредоточенность античной истории на частном “мешала” Аристотелю причислить историю к науке. Аристотель считал, что частное безгранично и не может быть предметом науки. Замечания Аристотеля в какой-то мере позволяют отнести к историческим исследованиям того времени все тот же упрек в отсутствии временной глубины, который наиболее характерен для мифа.

Продолжая рассмотрение вопроса о том, были ли при жизни Аристотеля и его предшественников факты, свидетельствующие об элементах системного подхода, о предпосылках возникновения этого подхода, обратим внимание также на то, почему эти "ростки" не получили тогда должного развития.

Одним из предшественников Аристотеля, который довольно близко подошел к идеям, созвучным идеям системного метода, был Гераклит. Известно, что милетцы обращали внимание на универсальный динамизм вещей, но лишь Гераклит глубоко раскрыл эту тему. В его фрагментах читаем: "Нельзя войти в одну и ту же реку дважды и нельзя тронуть дважды нечто смертное в том же состоянии, но, по причине неудержимости и быстроты изменения, все рассеивается и собирается, приходит и уходит" или "Мы входим и не выходим в одну и ту же реку, мы те же самые и не те же самые" [166, 12DK b¹,c²].

Вопрос о трактовке категории времени в наследии Гераклита, безусловно, является предметом специального исследования. В данной связи важно подчеркнуть, что Гераклит был "философом-мудрецом", который, так сказать, сопереживал бытие ("со-бытийствовал") и именно в результате такого подхода он признавал наличие органической связи между мыслью и временем, отдавая преобладающее значение времени. Для Гераклита "...мысль и время неразделимы; мыслить для него означает мыслить время" [69, с. 54]. Рассмотрим рассуждения, приводимые Гераклитом по отношению к такой системе, как река. С позиции параметрической общей теории систем (ПТС) систему, подобную системе "река", следует относить к числу так называемых "стационарных систем", т. е. систем, которые не разрушаются при замене их элементов.

Но в силу каких причин система остается устойчивой при непрерывной замене составляющих ее элементов? Какой фактор обуславливает такое своеобразное сочетание свойств: непрерывное изменение отдельных элементов и устойчивость системы в целом? Для ответа на этот вопрос нам необходимо привлечь к рассмотрению еще одну довольно существенную характеристику стационарной системы, а именно характеристику этой системы с точки зрения ее функций. Функция дома – это обеспечение условий для проживания жильцов; функция системы "река" –"нести воду". Функция для такого типа систем как стационарная система – это инвариант, гарант ее стабильности, ее существования.

Еще Б. Спиноза в одной из своих работах писал: "Если несколько отдельных вещей таким образом согласуются друг с другом в каком-либо действовании, что все вместе составляют причину этого действия, то я смотрю на всех них, как на одну отдельную вещь" [137, с. 403]. (Иными словами, причинные отношения можно рассматривать как частный случай функциональных отношений). Под отдельными вещами Спиноза понимал “вещи конечные и имеющие ограниченное существование” [там же]. Говоря о соотношении вещей, идей и чувств он писал: “Такие модусы мышления как любовь, желания и всякие т. н. аффекты души могут существовать только в том случае, если в том же самом индивидууме существует идея вещи любимой, желаемой и т. д. Но идея может существовать и в том случае, если бы никакой иной модус мышления и не существовал бы” [там же].

Продолжим дальше аналогию между рекой и временем. Общим у них является то обстоятельство, что они представляют собой стационарные системы. Обе эти системы являются также ресурсными системами. Вопрос об источнике ресурсов – это уже дополнительный вопрос: ресурсы могут быть связаны, например, с процессом самообновления (у регенеративных систем и т. п.).

Модель стационарной системы не была прорисована в культуре Древней Греции достаточно четко и определенно. Попытаемся выяснить причины. Если мы сошлемся на то, что имела место недооценка роли категории "отношения", то это будет не совсем так. Аристотель включал категорию "соотнесенного" в число наиболее значимых понятий. И все же с категорией "отношение" дело обстояло довольно сложно. Вначале, очевидно, должна была созреть идея о "реальности" самих отношений, а потом уже идея о том, что определенный вид отношений (в рассматриваемом случае – функциональные зависимости) может представлять собой системные параметры, быть гарантом стабильности системы. Идея о том, что в качестве исходного "материала" для построения системы могут быть взяты не сами по себе элементы, а те отношения, которые существуют между элементами системы, другими словами, идеи реляционного синтеза – это довольно поздний продукт культуры. Для возникновения этих идей должны были сложиться свои особые предпосылки.

Перейдем к анализу наследия Аристотеля. В его время при написании работ было принято сообщать, какие суждения по тому или иному вопросу были высказаны его предшественниками. Аристотель, например, с полным правом мог заявлять, что именно ему принадлежит заслуга в разработке основ новой науки – теоретической логики. "Что же касается учения об умозаключениях, – писал Аристотель, – то мы не нашли ничего такого, что было бы сказано до нас, а должны были сами создать его с большой затратой времени и сил" [11, 34, 184 а 9 – 184 b2].

Когда же речь идет об исследовании феномена времени, то Аристотель не пишет, какой конкретно вклад он внес в рассмотрение этой проблемы; более того, в его суждениях чувствуется неудовлетворенность в связи с тем, что в самой проблеме много неясного и неопределенного. Он пишет: "А что такое время и какова его природа, одинаково неясно как из того, что нам передано от других, так и из того, что нам пришлось разобрать раньше" [16, IV 10, 218 а 31 – 35]. Как и в случае с Платоном, можно говорить об осторожном отношении к этой категории и со стороны Аристотеля. В подтверждение этой мысли приведем еще одно суждение: "...время, скорее всего, представляется каким-то движением и изменением" [Там же, IV 10, 218 b 9 – 10]. Слова "скорее всего", "каким-то" свидетельствуют о некоторой неуверенности, о предположительности данного высказывания.

Несмотря на такую принципиальную общую оценку состояния проблемы времени в тот период, когда Аристотель писал свои работы, этой проблеме он все же уделил значительное внимание. Прежде всего, Аристотель сопоставил категорию времени с другими категориями бытия. "Из сказанного без какой-либо связи каждое означает или сущность, или "сколько", или "какое",… или "когда", или "находиться в каком-то положении", или "обладать", или "действовать"…", – писал Аристотель. И далее: "..."когда" – например, вчера, в прошлом году..." [10, 4, 1 b 25 – 27].

Наряду с этим Аристотель подчеркивал, что единичные предметы достаточно полно проявляют свое единство, когда они совпадают, по крайней мере, в трех значениях: "что", "в чем", "и "когда" совершается. "Что" связано с обнаружением единства качеств, "в чем" – раскрывает место и состояние бытия единичных предметов, "когда" – схватывает единство бытия во времени [16, VIII 8, 262 а 1 – 5].

Категорию времени Аристотель считает тесно связанной с категорией движения, которую понимает достаточно широко – как любые изменения. Время не тождественно движению, но время есть количественная характеристика движения. “Время есть число движения”. Заметим, что Аристотель не пользуется категорией пространства. Вместо этого он вводит категорию “место”. Место есть внешняя граница тела, определяемая соседствующими телами. Таким образом, пространственные и временные характеристики Аристотель рассматривает через призму взаимных отношений материальных тел и процессов. В таком подходе можно видеть элементы системного метода. Через 20 веков эти идеи получат свое развитие в философии Г. Лейбница (см. главу 3).

В отличие от Платона Аристотель был гораздо более эмпиричен, ему удалось выделить ряд атрибутов времени и дать им подробную характеристику. Он высказал суждение о том, что время – это не движение, хотя оно постоянно ассоциируется с движением. Аристотель сопоставляет время с числом или мерой движения, рассматриваемого с точки зрения "раньше – позже", и привлекает измерение изменений для характеристики перехода (во времени) потенциального бытия в актуальное бытие.

Время неотделимо от движения, но не тождественно движению. Это видно, замечает Аристотель, из того, что скорость движения может меняться, и мы можем сравнивать различные скорости. Отсюда он делает вывод о том, что имеется единственное время и оно абсолютно [там же, IV 14, 223 b 5 – 12]. Именно движение как атрибут времени даёт возможность сравнивать длительность процессов в его единицах (в единицах времени). Поэтому время Аристотель и определяет как число или меру движения. Рассматриваемое само по себе время – это течение, а каждое "теперь" – это конец прошлого и начало будущего.

Бытие во времени, по Аристотелю, означает одно из трёх: 1. быть измеряемым временем; 2. быть частью времени; 3. быть временным [там же, IV 12, 221 а 10 – 30]. Отметим, что все перечисленные свойства суть свойства единичных вещей. Действительно, если мы измеряем нечто, то то, с помощью чего мы его измеряем, является вещью иной природы, чем та вещь, которая подлежит измерению. Это означает, что Аристотель рассматривал время как вещь и соотносил представление о нем не только с процедурой измерения, но и с числом. Ибо любая процедура измерения предполагает возможность выражения измеряемого (точнее, определенного выделенного свойства измеряемого) с помощью числа. Длину мы измеряем в метрах или сантиметрах – это всё вещи, а вот градуировка этих измерительных средств связана с сопоставлением отметок на измерительных приборах, с определенными числами.

Вместе с тем наряду с Платоном Аристотель признавал существование атемпоральных сущностей и рассматривал их в качестве единственного источника совершенного знания. Поэтому он был согласен с Платоном по вопросу о том, что первопричина, источник конечного смысла времени находится вне времени [там же, IV 11, 219 b 1-5].

Эта точка зрения имеет своих сторонников и сегодня. Например, представление о темпоральных и атемпоральных сущностях использует в одной из своих работ Д. Фрейзер. Нам важно подчеркнуть, что наличие атемпоральных объектов может рассматриваться как одно из подтверждений того, что время – это вещь. Одно из важнейших свойств любой вещи – ее выделенность по отношению к другим вещам.

Особое внимание при анализе категории времени Аристотель уделяет понятию "теперь". Аристотель писал: "...во времени ничего нельзя ухватить помимо теперь". "Теперь" рассматривается им как граница между будущим и прошлым, как нечто неделимое: "...во времени имеется нечто неделимое, что мы называет "теперь" [там же, VI 3, 234 а 24]. Единственным средством "закрепления", "сохранения" такого ускользающего объекта, каким является "теперь", может быть только память. А для того чтобы это "сохраненное богатство" имело смысл не только для отдельного индивида, но и для окружающих, человек должен обладать средствами, с помощью которых он мог бы делать свою собственную экзистенцию обозримой для других людей. (Экзистенция – это личностное переживание человеком самого себя, своей самости и внешнего бытия в своем внутреннем мире.) Но собственный индивидуальный опыт и сохраненные в памяти переживания человек может сделать достоянием других людей только с помощью языка. Однако такая функция языка, как его способность делать обозримой личную экзистенцию, является весьма сложной и обусловленой определенными свойствами самого языка. Если в собственно переживании все "теперь" преходящи, ускользающи, то в языке это "ускользание" как бы задерживается за счет его, ускользания, специального языкового воплощения. Устные и письменные рассказы можно сохранять и передавать от поколения к поколению. В языке и только в языке могут получить свое выражение такие модусы личности как желания, планы на будущее и т. п. Благодаря языку звуки обретают метафизические свойства: обладать смыслом и служить сигнификацией, манифестацией и денотацией, и при этом не принадлежать телам в виде их физических качеств [51, с. 26 – 38].

В работе "Физика" Аристотель пишет об этом так: "Достойно рассмотрения также то, каково отношение времени к душе и почему нам кажется, что во всем существует время..." [16, IV 14, 223 a 16 – 17], и далее: "Ведь мы вместе ощущаем и движение и время; и если даже темно и мы не испытываем никакого воздействия на тело, а какое-то движение происходит в душе, нам сразу же кажется, что вместе с тем протекло и какое-то время. И наоборот, когда нам кажется, что произошло какое-то время, вместе с тем, представляется, что произошло какое-то движение" [там же, IV 11, 219 a 5 – 8]. На наш взгляд, серьезной заявкой на научный, логически оправданный и, в каком-то смысле, системный подход к проблеме времени является попытка Аристотеля сделать предметом специального рассмотрения те познавательные средства, с помощью которых осуществляется отражение различных модусов времени.

При этом существенно подчеркнуть, что отношения между событиями и их отражениями в нашем сознании имеют свою специфику в ситуации прошлого и в ситуации будущего. События прошлого обязательно должны прежде произойти, а потом уже запечатлеться в нашей памяти. Память как идеальный феномен вторична по отношению к материальным процессам. Что касается модуса будущего, то здесь имеет место так называемая "инверсия". Это означает, что вначале возникает мысль о желаемом событии, а потом уже совершаются действия для его достижения. В модусе будущего идеальное (замысел) предшествует его реальному воплощению. Когда событие "проходит" – оно становится достоянием истории, а в истории материальные события предстают в своем идеальном воплощении. "Местом", "точкой", где оппозиция "идеальное – материальное" (феномен будущего) заменяется оппозицией "материальное – идеальное" (феномен прошлого) является настоящее.

В геометрической модели времени отношения между его модусами представляются следующим образом: берется ось, на ней откладываются точки. Если фиксируется момент настоящего, то слева наносятся событий прошлого, а справа – событий будущего. Можно выстроить следующую логическую последовательность: будущее, настоящее, прошлое. Все события прошлого когда-то были событиями будущего, потом они стали событиями настоящего, а потом стали достоянием истории.

Зададим вопрос: что собой представляют память, опыт и воображение, с помощью которых происходит отражение отдельных модусов времени? Какова последовательность их генезиса? Сведения о том, как целесообразно ранжировать эти способности, в какой хронологической последовательности они возникли, что собой представляет их генезис, мы можем почерпнуть из новейших исследований физиологов.

При изучении сна как фактора, оптимизирующего организацию времени познавательной деятельности, было установлено, что при длительном лишении сна у подопытных добровольцев возникали серьезные изменения в отражении времени, которые в свою очередь вызывали познавательные и поведенческие нарушения. "С психологической точки зрения, выявленные на уровне мышления при продолжительном лишении сна познавательные нарушения, прежде всего, затрагивают воображение, память, внимание, относящиеся к сквозным (интегрирующим) психическим процессам, непосредственно связанным с переводом физического времени в психическое.

...сначала выпадает будущее, проявляясь в нарушении воображения, потом выпадает прошлое, выявляя расстройство памяти, и, наконец, искажается восприятие настоящего, свидетельствуя об ослаблении внимания" [75, с. 88].

В указанной работе приводится схема нарушения организации познавательной деятельности при поэтапном лишении сна. На первом этапе, когда лишение сна у испытуемых осуществлялось на сравнительно небольшом промежутке времени, выпадала или существенно ослаблялась реакция на будущее, затруднялся процесс воображения, в поведении исчезала инициативность, снижалась обратимость психического времени вперед от актуального момента. На втором этапе, при более длительном лишении сна происходило выпадение прошлого, нарушалась память, появлялась забывчивость, снижалась обратимость психического времени назад от актуального момента. И на последнем, третьем этапе, когда более значительно увеличивался период длительность лишения сна, терялась ориентировка уже в самом настоящем, действительность представлялась фрагментарно, ослаблялось внимание, снижалась способность одновременного восприятия ряда происходящих событий. Таким образом, мы получаем информацию о зависимости между ослаблением определенных видов познавательной деятельности (воображение, память, внимание) и ориентировкой в модусах времени (будущее, прошлое и настоящее).

В данных исследованиях использовались тесты типа ТАТ (тематически апперцепционный тест) и некоторые другие. Опыты показали, что по мере увеличения продолжительности воздействия, направленного на лишение сна, закономерно изменялась организация времени рассказов по картинам ТАТ. Сначала в них выпадало будущее, – сюжеты заканчивались моментом, изображенным на картине. В дальнейшем исчезало прошлое – рассказы сводились к описанию непосредственно изображенного на картине. И, наконец, на высоте познавательных нарушений, вызванных лишением сна, – настоящее, прошлое и будущее хаотически перемешиваются между собой, обуславливая потерю последовательности течения времени в развертывании сюжета, нелепость, алогичность рассказов. Отдельные стороны сюжета выхватываются фразами рассказа, не развиваясь в дальнейшем.

Модусы времени: прошлое, настоящее и будущее настолько специфичны, что о них целесообразно сказать еще несколько слов. Прошлое и будущее, точнее, знания о прошлом и будущем, играют несколько различную роль в процессе выработки наиболее эффективных средств приспособления человека к среде существования, нахождения оптимальных путей использования энергии внешней среды. Знание прошлого увеличивает опыт. Чем больше человек знает о событиях прошлого, тем больше его "банк данных", он может более эффективно взаимодействовать с объектами окружающей среды. В ряде работ встречаются суждения о том, что время – это условие хранения информации. В известном смысле такой подход оправдан. По сути, при таком подходе происходит отождествление времени и памяти. Будущее воплощается в настоящем, а настоящее становится прошлым, все проходит.

Из сказанного можно сделать вывод о существовании, по крайней мере, двух последовательностей в расположении модусов времени:

1. В геометрической модели – прошлое, настоящее, будущее. Если мы расположим события в виде точек на прямой линии и эту линию представим как ось, вектор, то этот вектор будет устремлен в будущее.

2. В генетической модели – другая последовательность. Наиболее жизненно важной и простой является реакция на непосредственно происходящее. Такая реакция формируется у новорожденного, затем постепенно включаются все более совершенные механизмы памяти, самым сложным из которых становится механизм построений моделей будущего.

Знание будущего способствует оптимизации поведения, но сам процесс построения моделей будущего является очень сложным. О специфике событий будущего Аристотель писал: "...будущие события имеют своим истоком и решения, и некоторую деятельность, и что вообще у того, что деятельно не постоянно, возможность быть и не быть одинакова; у него возможно и то и другое, т. е. быть и не быть, а потому и произойти, и не произойти" [9, 9, 19 а 8 – 1 2]. Об этом же говорил поэт Борис Пастернак: "Будущее – это худшая из всех абстракций. Будущее никогда не приходит таким, каким его ждешь. Не вернее ли сказать, что оно вообще никогда не приходит? Если ждешь А, а приходит Б, то можно ли сказать, что пришло то, чего ждал? Все, что реально существует, существует в рамках настоящего" [56, с. 166].

Представления о механизмах построения моделей будущего в настоящее время обогащаются за счет привлечения данных относительно феномена функциональной асимметрии мозга человека. Установлено, что за построение моделей будущего у правшей (у левшей – с точность до наоборот) "ответственно" левое полушарие мозга. Долгое время считалось, что функциональная асимметрия имеет место только у человека. Однако последние исследования показали, что данная асимметрия наблюдается также и у разных животных, особенно у птиц. У людей при определенных врожденных дефектах мозга, функциональная асимметрия оказывается выраженной очень слабо, при этом человек лишается возможности осуществлять какую-либо сложную деятельность. Деятельность полноценного, здорового, нормального человека обязательно должна быть связанной с адекватной реакцией на все модусы времени.

Напомним в этой связи, что Хайдеггер также проводит некоторую аналогию между временем и способами отражения бытия. Но сама функция времени как особого рода отражения по-разному проявляется в ситуациях различных модусов времени (прошлое, настоящее и будущее). В ситуациях прошлого и будущего всегда закономерно имеется та или иная, обычно достаточно высокая, степень неопределенности. В настоящем, если иметь в виду временной аспект самого понятия "неопределенность", такой искаженности, как правило, не бывает.

Если продолжить аналогию между воображаемым зеркалом и временем, то вырисовывается следующая модель: у нас есть зеркало, в котором одни участки в той или иной мере искажают изображение, подобно тому как это имеет место в "кривом зеркале", – это соответствует модусам прошлого и будущего; другие участки, наоборот, как правило, дают адекватное отражение, – такая ситуация имеет место в настоящем. В этой модели именно "теперь" почти не допускает искажений, а прошлое и будущее – это такие участки, на которых заведомо будет иметь место та или иная степень неадекватности. Другими словами, понятие "неопределенность", на наш взгляд, в большей степени может быть соотнесено с представлениями о прошлом и будущем, чем с настоящим. Настоящее – это момент, текущие события; прошлое – уже исчезнувшие, не существующие более, но запечатленные в памяти события; будущее же вначале моделируется в нашем сознании при помощи воображения, а лишь потом, с той или иной мерой вероятности, может реализоваться.

Для уменьшения степени неопределенности в суждениях о событиях прошлого используются многообразные средства: записи, фотографии, кинодокументы и т. п. Более подробно вопрос о том, что собой представляют методы переработки информации, относящиеся к различным модусам времени, рассматривается в работах [94], [95].

Для прогнозирования событий будущего стало возможным широко использовать т. н. "виртуальную реальность". Технические средства, называемые "виртуальной реальностью", стали использоваться прежде всего в авиации и других областях. Оказалось, что при подготовке пилотов было целесообразно зафиксировать их поведение в экстремальных ситуациях, смоделированных в "виртуальной реальности". Погружение в "виртуальной реальности" даже в ситуацию аварии и катастрофы гарантирует сохранность самолета и пилота. Используется "виртуальная реальность" и в градостроительстве. Многие сооружения, такие, как памятники, дома, жилые застройки и т. д., могут быть представлены в "виртуальной реальности" реально обозримыми. После просмотра экспертами в единстве как уже существующих застроек, так и возможных сооружений ими делается вывод о целесообразности или нецелесообразности реализации того или иного проекта.

Ряд ценных суждений Аристотель высказал по вопросу об особенностях и роли фактора времени в искусстве. В период начавшегося кризиса античного рабовладельческого общества (когда завоевания Александра Македонского вызвали процесс взаимопроникновения греческой и восточной культур), Аристотель стремился найти средства сохранения его наиболее важных культурных ценностей. К числу величайших культурных ценностей, созданных афинской рабовладельческой демократией периода ее расцвета, Аристотель относил афинский театр. При этом повышенный интерес он проявлял к трагедии. Греческая трагедия свои сюжеты брала из мифологии, но она находила средства отражать с помощью этих сюжетов наиболее существенные стороны современной ей жизни демократических Афин.

Особую роль фактору времени Аристотель придавал потому, что на сцене действие очень часто охватывает только небольшие промежутки времени. В этой связи нам необходимо сделать два примечания. Первое – следует различать трагедию и эпический состав событий. Эпическое произведение может охватывать различные по своей продолжительности промежутки времени, и в эпическом сюжете может быть много фабул. Второе примечание – сам Аристотель не выдвигал требований трех единств в трагедии: единства действия, времени и места.

Известный специалист в данной области А. А. Петровский пишет по этому вопросу: "...для Аристотеля единство действия есть требование безусловное, – непререкаемая, вытекающая из самого существа поэтического произведения норма..." И далее: "...желание подтвердить искусственные теории построения драмы авторитетом знаменитого философа привело к тому, что Аристотелю приписали в позднейшее время требование для драматических произведений двух других "единств" – единства времени и единства места" [113, с. 28].

Аристотель писал, что "определенность и четкость характера – это требование имеет большое значение для сцены, где действие очень часто охватывает и небольшой промежуток времени и жизни людей... действие большей частью происходит в пределах одного круговорота солнца" [12, 14, 49 b]. Исключение Аристотель сделал только для трилогии, в которой могут быть обозримыми и различные по своей длительности во времени сюжеты.

Из ограниченности времени сценического действия в драме вытекают далеко идущие следствия. Прежде всего, это аналогия с реальной жизнью одного отдельно взятого человека, индивида. Человек всегда глубоко эмоционально переживает тот факт, что его жизнь ограничена во времени, и единственная подлинная ценность, данная ему, – это тот промежуток времени от рождения до смерти, которым он может распорядиться по своему усмотрению. Этот промежуток конечный, подобно временной перспективе драмы.

Развертывание сюжета трагедии на ограниченном промежутке времени – это, по сути дела, моделирование или показ "растянутого" (или, как недавно стали говорить, дилатированного, т. е. замедленного) времени. Представление о том, что время может "растягиваться", и изучение закономерностей этого процесса стало возможным в культуре в связи с появлением теории информации и сопоставления категорий времени и информации.

Одной из причин, в силу которых характеры героев трагедии неизбежно являются предельно выразительными, яркими и вырисовываются во всей полноте, несомненно, является тот факт, что герои поставлены в ситуации если не полностью экстремальные, то, по крайней мере, в "полуэкстремальные"; при этом героям трагедии для выражения своей сущности отводится не так уж много времени. Подобно тому, как в афоризмах за счет краткости достигается предельная глубина мыслей, так и в трагедии ее герои всесторонне и ясно выражают себя в силу “краткости”, непродолжительности своей "сценической жизни". В трагедии даже речь героев "концентрированная". Многие "крылатые слова", взятые из трагедии, в дальнейшем живут своей самостоятельной жизнью, в культуре они используются как образцы красноречия.

Но может сложиться и такая ситуация, когда события в трагедии никак не хотят умещаться в отведенное для ее показа время. Тогда автор прибегает к такому приему, как рассказ участников или очевидцев этих событий. Обычно используется рассказ о событиях прошлого (показ событий из "параллельных миров" в театре и кино стал применяться значительно позже). В рассказе можно предельно кратко, в сжатом виде описать события, которые в реальном времени имели достаточно большую длительность. И в этой связи может происходить инверсия времени. Рассказ о прошлых событиях как бы "встраивается" в настоящее, и зрителю предоставляется возможность "путешествовать" во времени, перемещаться из настоящего в прошлое и обратно.

Проблема инверсии времени в произведениях драматургии – это большая, очень интересная и неисчерпаемая тема. По поводу данной проблемы уже имеется большое количество исследований, и проявляются все новые и новые публикации. Мы ограничимся сравнительной характеристикой трактовки роли фактора времени в плане инверсии времени в концептуальных подходах Аристотеля и Бертольда Брехта.

Б. Брехт (1898 – 1956) – известный немецкий писатель, драматург и режиссер, был активным антифашистом. Его произведения по своему смыслу глубоко философичны. Брехт разработал специальную теорию так называемого "эпического театра". Для того, чтобы более ясно представить суть предлагаемого Брехтом нового подхода к трактовке драматических произведений, несколько слов скажем о том, почему свой театр он назвал "эпическим". Эпопеей обычно называют крупные литературные произведения, повествующие о значительных исторических событиях. При этом отмечается, что личность самого автора-повествователя формально устраняется до предела. В своем театре Брехт акцентирует внимание на значительных исторических событиях. Что касается "устраненности" автора, то это обстоятельство Брехт в ряде случаев игнорирует. Для него принципиальное значение приобретает именно "авторское время".

Свою позицию в драматургии Брехт называл социально-критической. Его отношение к аристотелевской традиции характеризовалось стремлением сохранить все ценное и полезное для нового театра, не перечеркивать традиции, не пренебрегать ими, а расширять и дополнять раннее используемые средства ради решения проблем современности [179]. Основываясь на анализе ряда работ, можно предложить следующую сравнительную таблицу.

Время как фактор,

определяющий отличия "аристотелевской" драмы

от эпической

"Аристотелевская"

драма

Эпическая драма

Б. Брехта

 

1. Одна завязка, кульминация и

развязка.

1. Несколько кульминаций и развязок.

2. Единство драматического действия.

2. Время драматического действия

и авторское время.

3. Сцена воплощает событие.

3. На сцене рассказ о событиях.

4. Завершенное действие.

4. Открытый финал.

5. На сцене события прошлого.

5. На сцене временная транспектива.

6. Определенная хронологическая

упорядоченность.

6. Свободное оперирование пластами

времени.

 

 

Брехт утверждал, что в традиционном театре жизнь видимая, но неясная. В своем театре для разъяснения жизни он использует дополнительные возможности сценического времени: у него появляется авторское время, посредством которого автором дается оценка событий. Брехт смело смещает действие из одного временного пласта в другой. Вместе с тем необходимо отметить, что у Аристотеля были свои глубокие основания для утверждения соответствующих театральных принципов. Следует, прежде всего, иметь в виду, что в театре, как и в других видах искусства, осуществляется синтез правды и вымысла. Аристотелю важно было, чтобы зритель верил тому, что происходит на сцене. Именно для этого подбирались соответствующие сюжеты из прошлого, из мифов; артисты выступали в роли героев, известных зрителям. Главным образом, именно поэтому в драме раскрываются события прошлого. Оценивая сложившуюся ситуацию, Аристотель писал, что веры заслуживает только возможное, "...в возможность того, что не случилось, мы еще не верим, но что случилось, то, очевидно, возможно, так как оно не случилось бы, если бы было невозможным" [12]. И далее он отмечал: "...трагедия лучше всего потому, что в ней есть всё то же, что в эпопее... …цели подражания она достигает при наименьшем объеме, а (всё) сосредоточенное бывает приятнее, чем растянутое на долгое время: что, если бы кто-нибудь переложил Софоклова "Эдипа" в эпос величиной с "Иллиаду"?" [13, 26, 1462 а 15 – b 2].

Из таблицы видно, что в "аристотелевской" драме отношение ко времени более осторожное, регламентированное, нерешительное. Поэтому естественно возникает вопрос о том, не испытывали ли сами авторы, создатели древнегреческих трагедий, потребности выйти за рамки существующих традиций? В этом плане исключительный интерес представляет трагедия Софокла "Царь Эдип". В своем творчестве и мировоззрении Софокл стремился к синтезу старых традиций и новаторства. С одной стороны, он славил мощь свободного человека, с другой, – предостерегал против нарушения "божественных законов". Софокл мыслил возможным следовать одновременно и религиозным, и гражданским нормам жизни. По пьесе "Царь Эдип" имеется большое количество аналитических исследований. Для нас важно подчеркнуть следующее обстоятельство: хотя формально, внешне в ней соблюдаются все нормы и требования, предъявляемые к греческой трагедии, но по существу автор нашел средства, с помощью которых он совершает инверсию времени, относительно свободно оперирует временными пластами; "манипуляции" временем осуществляются не путем использования непосредственных сценических действий, а в результате обращения к рассказам свидетелей, показаниям тех людей, которые были причастны к событиям, имевшим место в жизни Эдипа в младенческом возрасте и о которых он сам естественно ничего не знал.

Жизнь Эдипа уже с самого раннего возраста оказывается насыщенной невероятными событиями. Началось всё с того, что оракул предсказал его отцу Лаю, что, когда Эдип вырастет, он убьет своего отца и женится на своей матери. Лай приказал старому слуге проколоть пятки ребенку и оставить младенца в диком месте. Но старик пожалел мальчика и отдал его коринфскому пастуху. Пастух отвез ребенка к царю Коринфа Полибу. Полиб не имел своих детей, и он с радостью усыновил Эдипа. Эдипа любили как родного сына, а он долго не знал, что Полиб в действительности не является ему отцом. Но постепенно до Эдипа доносятся слухи о тех событиях, которые произошли с ним в его раннем детстве.

Трагедия во временном плане построена таким образом, что в первом же действии мы видим зрелого Эдипа, Эдипа царя Фив, мужа своей матери, убийцы своего отца, о чем он не знает. В последующих действиях пьесы раскрываются тайны жизни Эдипа.

Важно отметить, что тайна Эдипа включает несколько уровней. Получилось так, что Эдип сначала узнал только одну часть тайны, а другая – осталась от него скрытой, и он совершил ряд поступков, исходя из знания только одного уровня обстоятельств. Схематично ситуацию можно представить следующим образом. Первый уровень обстоятельств – отцом Эдипа был царь Лай, матерью – Йокаста; второй уровень обстоятельств – оракул предсказал, что Эдип убьет своего отца и женится на своей матери. Вначале Эдип узнал только вторую часть тайны, а именно то, что он по предсказанию оракула должен убить своего отца и жениться на своей матери. Он любит своих родителей, не хочет совершать предсказанных оракулом действий. Ведь в этот период свой жизни Эдип не знает еще первой части своей тайны, не знает о том, что родители, у которых он живет – не родные. После того, когда Эдип их покидает, он долго скитается. В период своих скитаний он встречает группу людей и в драке случайно убивает старика (как оказалось, это и был его родной отец). Эдип приходит в Фивы, женится на Йокасте, не зная, что это его мать. От этого брака рождаются дети, и он всё еще не знает первой части своей тайны. Но народ в Фивах живет плохо, свирепствуют болезни и нищета. Многие люди причину этого видят в том, что упадок имеет место в силу того обстоятельства, что Эдип, их новый правитель нечестный человек, совершивший злодеяния. Когда тайна жизни Эдипа раскрывается полностью, он ослепляет себя, а его мать-жена кончает жизнь самоубийством.

Важно подчеркнуть, что в этой трагедии драматург смело оперирует пластами времени, зритель перебрасывается из настоящего в прошлое благодаря рассказам очевидцев. Трагедия "Царь Эдип" выпадает из серии других древнегреческих трагедий, она стоит в стороне от них, её структура, её построение не типичны.

Среди причин, обусловивших своеобразие трагедии, целесообразно выделить особую функцию категории времени, и при этом отметим, что между категорией времени и информацией существует непосредственная, тесная связь. В данном случае речь идет о сюжетном времени. Известно, что если человек пережил какие-то события и хочет, чтобы знания о них стали достоянием другого человека, то у него существует единственное средство – использовать рассказ или сюжетное время.

Однако может сложиться совершенно особая ситуация. Если в обычной ситуации событие переживает какой-то определенный человек и рассказывает о нём тому, кто это событие не пережил, то в младенческом возрасте всё меняется местами. Чтобы ни случилось с младенцем, он не в состоянии рассказать об этом, а может лишь позже воспринять информацию от другого лица, бывшего очевидцем происшедших с ним событий. Если же в младенческие годы не происходит каких-либо существенных событий, которые бы имели в дальнейшем серьезные последствия, то на это обстоятельство может и не быть обращено внимание.

В данном случае судьба Эдипа – это особая судьба. То, что произошло с ним в раннем детстве и что было скрыто от него, повлекло за собой дальнейшие события, имеющие существенное значение как для него, так и для граждан того царства, которым он управлял. Эдип стойко, мужественно борется за своё достоинство, за своё гражданское лицо. Он не хочет совершать действий, предсказанных оракулом, и уходит от своих родителей, но он не знает, что рос у приемных родителей. Боги все же посылают ему встречу с его подлинным отцом, которого он и убивает. Проблема примирения божественного и гражданского – это основная социальная проблема трагедии.

Интерес к этой трагедии стремительно возрос за последние двести лет, эта пьеса имеется в репертуарах почти всех крупных театров мира. В Италии в 1967 г. по сюжету этой трагедии известным кинорежиссером Пьером Паоло Пазолини поставлен фильм. Возможно, что вопрос о моральном облике людей, стоящих у власти, – это вопрос острый в современной действительности, и в этом одна из причин актуальности трагедии Софокла. Это – социальный аспект пьесы. Наряду с этим трагедия Софокла представляет интерес в философском, гносеологическом плане, в ней получили свою специфическую трактовку такие проблемы, как соотношение времени и тайны, времени и бытия, времени и информации. Не случайно М. Хайдеггер, Х. Г. Гадамер, Ж.П. Сартр и ряд других философов уделяли большое внимание анализу текста именно этой трагедии.

Специальное исследование нетривиальности временной организации трагедии Софокла "Царь Эдип" осуществил в одной из своих исключительно интересных работ грузинский философ Гиви Титович Маргвелашвили [98].

Трагедия Софокла "Царь Эдип" привлекла внимание студентов Московского инженерно-физического института. Они создали компьютерную программу, в которой реализована версия сюжета трагедии с хронологическим воспроизведением событий. Строго хронологическая последовательность исключает инверсию времени. Пользователи могут оценивать эту программу, сравнивать ее с подлинным текстом.

Дополним краткий обзор суждений о времени и методах его исследования в Древней Греции некоторыми положениями школы стоиков.

Представления о времени у стоиков. Стоики использовали для характеристики времени такие конструкты или модели как Хронос и Эон. Одна из особенностей этих конструктов заключается в том, что в понятии Хронос время рассматривается как непрерывная смена “телесных” эффектов, а согласно модели Эона время – это совокупность “бестелесных” эффектов. Отсюда предположение, что предпосылки для формирования представлений о времени как о феномене, сущность которого не является ни материальной, ни идеальной (например, как у Р. Рорти, Г. Гюнтера и других – о них речь впереди), следует искать именно у стоиков. Вместе с тем мы находим в “Философском энциклопедическом словаре” и не только там суждения о том, что согласно концепции стоиков “реально существуют только тела (бестелесными считались значения слов и предложений, пустота, место и время)” [164, с. 754].

Рассмотрим, прежде всего, вопрос о том, как строились представления о времени как Хроносе, с одной стороны, и как Эоне – с другой. Иногда эти представления называют двумя несводимыми друг к другу сериями. Сериями их называют потому, что речь в них идет о совокупности событий. Следует отметить, что в серии “Хронос” имеют место только события настоящего, непрерывная смена одних “теперь” другими. Одно “теперь” сразу же после своего рождения пожирается Хроносом, а ему на смену приходит другое (если иметь в виду под словом “теперь” событие). Слово “теперь” представляет собой указатель, аналогичный слову “это”. С помощью этого слова фиксируется, что происходит данное, определенное, именно это событие.

В модели Эона эти события являются бестелесными эффектами, они расположены на прямой линии и простираются в разные стороны в бесконечность: события прошлого – в одну сторону, а события будущего – в противоположную. Очевидно, причины, в силу которых события в настоящем и события в прошлом и будущем описываются при помощи разных моделей, заключаются в том, что такой модус времени, как настоящее – с одной стороны, и прошлое и будущее – с другой, расположены в различных когнитивных (познавательных) полях.

Выделяются, таким образом, два когнитивных поля, связанные с различными когнитивными практиками: поле имманентности и поле трансценденции. Объекты, расположенные в поле имманентности могут быть (становиться) предметом эмпирического исследования. Объекты, расположенные в поле трансценденции, не могут быть исследованы эмпирически. В процессе познания трудности во многих случаях возникают в силу того обстоятельства, что могут существовать объекты весьма своеобразной природы, которые специфическим образом ориентированы в этих полях.

Сопоставим эти поля с модусами времени. Оказывается, что специфика модусов такова, что они могут целиком располагаться только в каком-то одном когнитивном поле: настоящее – в поле имманентности, прошлое и будущее – в поле трансценденции.

Наряду с этим нам представляется целесообразным использовать для характеристики модусов времени своеобразную классификацию понятия “представление”, предложенную известным римским стоиком Эпиктетом (ок. 50-135 гг. н. э.). Эпиктет ставил задачу классификации “представлений”, исходя из следующего основания: представления могут быть как о том, что существует, так и о том, чего не существует. В классификации Эпиктета рассматриваются четыре позиции: 1. что-то существует и так представляется; 2. не существует и не представляется, что существует; 3. существует, но не представляется, что существует; 4. не существует, но представляется, что существует [23, с. 83].

Анализ этой классификации показывает, что автор стремился выделить возможные сочетания, с одной стороны, факта существования самого объекта, а с другой, – факта существования представлений об объекте. Нам важно подчеркнуть, что если использовать предложенную Эпиктетом классификацию при исследовании таких модусов времени как прошлое, настоящее и будущее, то отсюда вытекают весьма нетривиальные следствия.

В основе любых представлений о времени лежит идея об отношении “раньшепозже”, а в любых концепциях времени понятие “теперь” связано с понятием “локального между” – между прошлым и будущим. Одна из особенностей модусов времени заключается в том, что при характеристике этих модусов принципиально по-разному сочетаются такие понятия, как “существующее” и “представимое”. (Отметим, что стоики большое внимание уделяли понятию “представимости”.)

Для характеристики модусов времени обратимся к схеме, предложенной Эпиктетом. По этой схеме модус настоящего связан с первым вариантом сочетания существующего и представлений об этом существующем. Настоящее ЕСТЬ, оно существует в реальности и есть средства для того, чтобы составить представление о настоящем – это опыт. Опыт убеждает в достоверности представлений о настоящем. Что касается модусов прошлого и будущего, то здесь следует обратиться к четвертой позиции. Это тот случай, когда самого объекта нет (прошлого уже нет, а будущее еще не наступило), но представления о событиях прошлого и будущего существуют. Не следует, однако, проводить здесь полной аналогии между такими теоретическими конструктами как, например, идеальный газ или абсолютно твердое тело (они также попадают в четвертую позицию: их нет, но представления о них существуют) и нашими представлениями о прошлом. Прошлое познается при помощи памяти, а память – это особая способность ума. В современной науке известно, что механизмы памяти связаны с деятельностью такой функциональной системы как мозг. Именно благодаря памяти проявляется “сращенность” человека со временем, со своим прошлым.

Среди современных философов особое внимание анализу понятий Хронос и Эон уделял Ж. Делез [51, с. 200]. Причины, в силу которых серия событий в модели Хроноса не сводима к той серии событий, которую составляет Эон, Делез не раскрывает, но отмечает сам факт, что бывают такие ситуации, когда объекты, составляющие одну серию, никоим образом не пересекаются с объектами, составляющими другую серию, хотя обе серии используются для характеристики одного и того же феномена (в данном случае используется представление о времени).

Позиция Делеза, на наш взгляд, может получить свое объяснение, т. к. иногда оправданным является самостоятельное рассмотрение структуры, в отрыве от природы субстрата, на котором эта структура реализуется. Так обстоит дело во многих математических построениях, например, в алгебре. Иногда такая отстраненность может привести к тому, что суть самой структуры в отрыве от анализа субстрата, его природы становится непонятной. Такие ситуации характерны для структурализма.

Может возникнуть и такая ситуация, когда субстрат представляет собой сложную структуру, тогда выстраивается как бы иерархия структур. Структура на более низком уровне может представлять собой субстрат для структурирования на более высоком уровне.

Анализ представлений стоиков о Хроносе и Эоне, классификация принципов соотнесенности таких исключительно важных для постижения сущности времени понятий, как “существование” и “представимость” (Эпиктет), свидетельствуют об умении осуществлять классификацию на достаточно высоком уровне, а это одна из важнейших процедур, направленных на построение системы.

Отметим, что в античности отношение к категории времени было весьма своеобразным. Легко видеть определенную отстраненность, дистанцированность от него. Всему текущему, приходящему, тленному противопоставлялось нечто вечное и неизменное, например, бытие Парменида, мир идей Платона и др. Категория вечности как вневременная сущность в эту эпоху была оценена гораздо выше принципа временности.

Попытаемся ответить на вопрос, почему такое отношение к категории времени имело место. Известно, что противопоставление изменяющегося и неизменного, инвариантного, может быть снято. Сравнение течения времени как процесса с таким процессом, как течение воды в реке, убеждает в том, что могут быть системы, в которых изменяется субстрат, но неизменной остается структура. Такие системы могут отличаться высокой устойчивостью и стабильностью. Однако в античности ещё не были сформированы такого рода воззрения.

Но не только в необходимости синтеза представлений об изменяющемся и неизменном лежат трудности в постижении времени. Оказывается, что хотя уже в античной культуре были созданы определенные предпосылки для содержательного анализа принципиальных трудностей, возникающих при постижении времени, сами мыслители Древней Греции осознавали это не всегда достаточно ясно.

Анализируя специфику античной философии, М. Хайдеггер выделяет особый признак, характерный именно для категорий античной онтологии, – их НЕПРИСУТСТВИЕРАЗМЕРНОСТЬ. Имея в виду, что категории античной онтологии были безразличны к человеку, к его присутствию в мире [168, с. 44].

На наш взгляд, такое безразличие связано, в частности, с тем, что мыслители Древней Греции не имели в своем категориальном аппарате понятия “субъект”. Однако, как писал Хайдеггер, опыт всегда наделял “мировое время” исключительным отношением к душе и духу. При этом, он приводил цитаты из работ Аристотеля и Августина Аврелия. Вместе с тем, по мысли Хайдеггера, их произведения были созданы в тот исторический период, когда “до выраженной и первичной ориентации философского вопрошания на “субъект” было еще далеко” [там же, с. 427].

Категории, которыми пользовались философы Древней Греции, Хайдеггер в этой связи называет традиционными и отмечает, что такие понятия как экзистенциалы, точнее, структура экзистенциалов в принципе “неуловима через традиционные онтологические категории” [там же, с. 54-55]. Приведем в этой связи данное Хайдеггером определение экзистенции: “Присутствие есть сущее, которое, понимая в своем бытии, относится к этому бытию. Тем самым заявлено формальное понятие экзистенции. Присутствие экзистирует” [там же, с. 52-53]. Возможно, что анализ феномена времени осуществляется Хайдеггером средствами экзистенциальной аналитики именно потому, что традиционные категории не улавливают закономерностей этого феномена. (Подробнее этот вопрос будет рассмотрен в главе 13, посвященной М. Хайдеггеру.)

Пока же, учитывая данное выше обстоятельство, рассмотрим вопрос о том, каким образом может быть раскрыто содержание понятия времени как категории. Традиционно представление о времени принято соотносить с представлениями о событиях. Время характеризуется как последовательность событий в диахронии и как одновременность событий в синхронии. Что касается содержания понятия событие, то Хайдеггер отмечает, что “...присутствие сущности само по себе есть событие. Феноменологическое высказывание: присутствие по сути есть событие, имеет экзистенционально-онтологический смысл” [там же, с. 120] и далее: "...присутствие ...имеет сущностную структуру события" [там же, с. 121]. Аналогичных суждений относительно понятия событие в указанной работе можно найти еще немало.

Со-бытие, таким образом – это какое-то изменение, которое понимается субъектом, в котором человек начинает присутствовать.

Вырисовывается следующая ситуация. Поскольку время определяется при помощи понятия событие, а событие имеет экзистенционально-онтологический смысл, то категорию времени нельзя отнести к числу неприсутствиеразмерных понятий. Следует добавить, что в античной философии выявляются средства, с помощью которых может быть схвачено неприсутствиеразмерное сущее, т. е. сущее категорий. Считается, что способом доступа к нему является логос. Быть может, следует рассмотреть и какие-то новые возможности в самой логике для нахождения консенсуса между НЕПРИСУТСТВИЕРАЗМЕРНЫМИ понятиями и понятиями, имеющими экзистенциально-онтологический смысл.

Следующий шаг в анализе проблематики времени был сделан Плотином. Школа Плотина значительно отличалась от ранее существовавших философских школ. Если Аристотель готовил своих учеников для ведения научного поиска, а Пиррон, Эпикур и Зенон желали сообщить людям покой души и стабильность духа, то школа Плотина преследовала совсем другие цели: подняться над земным измерением жизни, воссоединиться с божественным, которое внутри нас, с божеством, которое есть универсум.

В своей философии Плотин строил систему всего сущего, в рамках которой он пытался прояснить отношения между душой, духом и телом. Особое внимание в этих отношениях уделяется, прежде всего, “отражению”, “рефлексии”, выражению "самого себя через себя".

Согласно Плотину, любое существо остается собой лишь благодаря своему единству: отними единство – существа нет. Форма единства есть на разных уровнях, но все они подчинены высшему принципу единства, которое именуется Единым. У Плотина Единое – бесконечно. Если предшествующие философы-натуралисты бесконечное начало соотносили только с физическим измерением, то Плотин открывает бесконечное в его нематериальном измерении, рассматривает как ничем не ограниченную продуктивную потенцию.

Важно подчеркнуть, что именно соотнесение наших знаний о бесконечности как таком понятии, в котором синтезируются представления о реальных материальных процессах, с представлениями о бесконечности в ее нематериальном измерении, как ничем не ограниченной продуктивной потенции, является принципиальным для понимания природы времени. Вопрос о том, является ли время реальным или иллюзорным, поскольку обладает свойством бесконечности, автоматически трансформируется в вопрос о том, является ли сама бесконечность реальной или иллюзорной. Плотин отвечает, что бесконечность имеет и материальное, физическое, и нематериальное измерения. Это обстоятельство получило выражение в терминах "Хронос" и "Эон".

Но поскольку нас в первую очередь интересуют отношения между внешним и внутренним, между объективным миром и миром субъективным, между временными упорядочениями этих миров, мы обратимся к трактовке понятия “души” в учении Плотина. Напомним, что исходным первоначальным понятием в этом учении является понятие Единого. Единое – самопродуцирующая активность, творящая свобода, причина себя и то, что существует в себе и для себя, “трансцендентное себя самого”.

В "Эннеадах" [116] дается ответ на следующие вопросы: Почему и как из Единого происходят вещи? Если Единое во всем обязано самому себе, то почему оно не остается в себе? Ответ заключается в том, что хотя Единое покоится, но при этом имеется действующая сила, природа которой двойственна: одна закрыта в бытии, а другая сила изливается из обособленного бытия каждой вещи. Другими словами: одна принадлежит бытию, благодаря чему всякое нечто активно; другая сила необходимым образом стоит за каждой вещью, не совпадая с ее отдельностью. Следовательно, есть как бы две активности: а) внутренняя активность Единого, благодаря которой Единое есть и остается Единым, и б) активность, исходящая из Единого, благодаря которой из него проистекает все прочее. Активность второго типа проистекает из активности первого типа.

Вопросы об активности Единого мы рассматриваем для того, чтобы раскрыть суть таких понятий как "Дух" и "Душа". Рождение Духа Плотин описывает следующим образом: активность, исходящая из Единого, – это сила неоформленная, чтобы оформиться она должна, во-первых, обернуться для "созерцания" своего первоначала, напиться и наполниться им; во-вторых, эта сила должна вернуться к себе самой и исполниться собой. На первом этапе рождается субстанция – бытие, или содержание мышления; на втором, – собственно мысль. Дух, вглядываясь в себя, наполняется Единым, видя в себе тотальность вещей, а значит тотальность Идей. Если Единое – "потенция всех вещей", то Дух становится всем, обнимая всё идеальным образом. Идеи – это не только мышление Духа, но и сами Дух и Мышление. Подобно Единому, которое стало миром Форм и Мышления, а значит, Духом, для того, чтобы создать универсум и физический космос, необходимо было статься Душе.

Душа проистекает из Духа таким же образом, как Дух проистекает из Единого. Это не материальное, а идеальное истечение, которое Плотин назвал эманацией. Душа есть активность Духа, которая делает его таковым, и она же есть активность, вытекающая из Духа. Подобно тем отношениям, которые существуют между Духом и Единым, а именно, Дух как потенциальная активность разворачивается к созерцанию самого себя, Душа обращается к Духу, обретая собственную ипостась, видя в Духе Единое.

Специфическая природа Души заключается не в чистом мышлении (оно составляет суть Духа), но в даровании жизни всему чувственному, в упорядочении его, в поддержании и управлении им. "Пока Душа взирает на то, что было до нее, она мыслит; когда она взирает на саму себя, она хранит себя; по отношению к тому, что после нее, душа несет порядок, поддерживая и направляя" [128, с. 246].

По сути, подробное изложение системы Плотина нам было необходимо лишь для того, чтобы понять вышеприведенный фрагмент. Из этого фрагмента видно, какими средствами, по мнению Плотина, отражаются такие модусы времени как прошлое, настоящее и будущее, с какими способностями души связаны эти средства.

Сравним указанные суждения Плотина с суждениями Аристотеля, который, напомним, считал, что прошлое познается при помощи памяти, настоящее – в опыте, а будущее – благодаря фантазии. Противоречат ли суждения Плотина и Аристотеля друг другу? В каком отношении они находятся? Нам представляется, что суждения Плотина в известном смысле дополняют по этому вопросу суждения Аристотеля. Конечно, основанные на памяти воспоминания – это сложный мыслительный процесс, но мыслить необходимо и при восприятии настоящего, и прогнозировании будущего. Что касается суждений Плотина о том, что "когда душа взирает на себя, то она при этом хранит себя", – это прекрасное дополнение к суждениям Аристотеля о том, что настоящее познается при помощи опыта. Под опытом следует иметь в виду не только средства познания событий внешнего мира и их "со-бытийствования", но и познание самого себя.

Что касается познания будущего, то подчеркнем, что по Плотину душа склонна "вносить порядок в те области бытия, что лежат ниже её [116, IV, 8, 5 (с. 119)], “проявляет свою заботу о вселенной в двух формах: в форме управления всей системой в целом…, а также в форме управления каждой отдельной личностью” [там же, IV, 8, 2 (с. 115)], “делая мироздание целостным во всех его проявлениях” [там же, IV, 8, 1 (с. 114)]. Эти мысли Плотина во многом созвучны современным идеям о том, что наше мышление всегда стремится к системности, а одним из важных критериев системности является целостность [150], [171]. Какими бы фантастическими ни были бы наши представления о будущем – они всегда системны. Однако упорядоченными должны быть не только наши представления о будущем, но и представления о прошлом и настоящем.

В этой связи может возникнуть вопрос о том, выступает ли понятие порядка понятием, в котором отражаются взаимосвязи между объектами, упорядоченными согласно тому или иному представлению о порядке. Порядок может относиться к системообразующим свойствам объекта, если он будет удовлетворять определенным требованиям. В [153] приводится следующее толкование порядка: “…беспорядок в квартире, где произошло преступление, будет системой для следователя, если этот беспорядок удовлетворяет заранее сформулированному определенному свойству – совпадать с тем, что было в момент преступления. И следователь не будет доволен, если к моменту его прихода в квартире будет наведен другой порядок” [там же, с. 61].

Нам в этой связи важно подчеркнуть, что современная культура широко использует такие представления о времени, в которых структура времени допускает аналогию с натуральным рядом чисел и значительную роль играет представление о порядке. Это не что иное, как элементы системных представлений времени.

Вместе с тем возникают предпосылки для выработки и такого представления о времени, как системе, в котором сама структура времени была бы представлена на основе более богатых понятий, чем понятие о порядке, определенном на натуральном ряде чисел.

Но насколько вообще структура времени может ассоциироваться с представлением о порядке? Как можно увидеть из вышеизложенного, взгляды Плотина в этом отношении выгодно отличаются от представлений, например, Августина, к изложению идей которого мы, собственно, сейчас и переходим. В качестве примера сошлемся на работу Н.И. Иконниковой [58]. Характеризуя взгляды Августина Блаженного на время, Н.И. Иконникова пишет, что Августин при характеристике времени не учитывает того, что время – это, помимо прочего, и “…некоторая познавательная вспомогательность, позволяющая упорядочивать факты и впечатления” [там же, с. 23]. В центре нашего внимания будет суждение автора о том, что время позволяет осуществлять процедуру “упорядочения” нашего сознания. В этом обстоятельстве мы видим факт соотнесенности понятий времени и системы: как и время, система также практически всегда предполагает упорядоченность (Исключениями являются, например, толпа – социальная система, в которой нет порядка, или электронный газ.). Возможно, именно в силу того, что при представлении времени как системы, структура самого времени обычно соотносится только с представлением о порядке, который имеет место в натуральном ряде чисел, и возникла потребность введения представлений о множественности времен, разделение его на биологическое, психологическое, историческое, экзистенциальное, социальное время и т. п.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2.

Средневековье и Ренессанс. Субъективное время

Августина и время как вещь Альберти

Августин Аврелий (345—430), христианский теолог и философ, внес неоценимый вклад в разработку проблемы времени. В своем учении он следовал неоплатонизму, но старался по-новому подойти к старым идеям, исходя уже не из объекта, а из субъекта, из самодостоверности человеческого мышления. Особенно ясно психологизм Августина проявился в его учении о времени. Время у него выступает как коррелят (т.е. взаимная связь, взаимная зависимость) помнящей, созерцающей и ожидающей души. Если сравнить эти суждения Августина с идеями Аристотеля о том, что прошлое познается с помощью памяти, настоящее—в опыте, а будущее познается за счет привлечения воображения, то окажется, что и Августин, по сути, пишет о тех же свойствах души, с помощью которых познаются различные модусы времени.

В современной психологии показано, что когда происходит распад личности, то прежде всего ослабляются память, восприятие и воображение, т. е. те способности, с помощью которых в норме осуществляется адекватная реакция на модусы времени.

Августин, акцентируя духовный аспект восприятия времени, считал, что время существует лишь в духовом мире человека, который склонен разделять время на прошлое, настоящее и будущее. Он пишет, что в собственном смысле правильнее было бы вести речь о трех временах: это настоящее прошедшего, настоящее настоящего, настоящее будущего. Настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – это непосредственное созерцание; настоящее будущего – это ожидание [2, кн. 11, гл. XX, с. 297]. Время хотя и связано с движением, но не совпадает с движением и движущимся (об этом писал Аристотель), скорее оно принадлежит душе, поскольку структурно связано с памятью, интуицией и ожиданием [там же, гл. XXIV – XXVI].

“…Как расходуется будущее, которого еще нет, или прошлое, которого уже нет, если не через душу, какова и есть причина факта, что эти три состояния существуют? Ведь именно душа надеется, имеет намерения, вспоминает: то, что она ждала, посредством ее намерений и действий, становится материалом воспоминаний… Никто не может отрицать, что настоящее лишено протяженности, ведь его бег – лишь мгновение. Не так уж длительно и ожидание, ведь то, что должно быть настоящим, ускоряет и приближает пока отсутствующее. Не так длительно и будущее, которого нет, как его ожидание. Прошлое, ещё менее реально, совсем не так продолжительно как воспоминание о нем” [там же, кн. 11, гл. XXVIII, с. 306].

Здесь мы должны сделать пояснение. Между подлинной длительностью событий и представлениями о длительности этих событий существует следующая зависимость. Если мы вспоминаем день, на протяжении которого произошло много событий, и сравним длительность этого дня с другим днем, на протяжении которого произошло мало событий, то мы увидим, что воспоминания о первом дне “длиннее”, чем воспоминания о втором дне. Всё дело в том, что информация о том дне, на протяжении которого произошло больше событий, богаче. Но в тот исторический период, когда Августин писал свои сочинения, не было известно понятия информации в том смысле, в каком это понятие используется в современной науке.

Глубокий анализ сути взглядов Августина по вопросу о сущности времени дается известным английским историком философии Фредериком Чарлзом Коплстоном (1907 – 1994) в книге “История средневековой философии”. Коплстон пишет о том, что Августин “…высказывает предварительное предположение о том, что время не есть нечто объективное, существующее “вовне”. Прошлое существует в памяти, а будущее в ожидании. Мы могли бы сказать, следовательно, что есть “три времени – настоящее прошлого, настоящее настоящего и настоящее будущего… Настоящее прошлого – это память, настоящее настоящего – это узрение, настоящее будущего – это ожидание”. Другими словами, время может быть объяснено в терминах трех умственных функций: памяти, внимания и ожидания, хотя Августин все же сомневается, действительно ли он знает природу времени” [72, с. 52]. На этом мы прервем цитату из книги Коплстона, чтобы сделать следующее небольшое дополнение.

В ряде работ современных авторов в отношениях между модусами времени раскрываются все новые и новые черты. Бесспорный факт, согласно которому различные модусы времени воспринимаются при помощи различных способностей нашего ума (памяти, опыта и ожидания), вполне логично может приводить к мысли о том, что у самих модусов имеются различия. В некоторых концепциях это различие, а именно различие самих модусов времени, может рассматриваться в том или ином аспекте в зависимости от того, какие более общие, принципиальные проблемы являются предметом анализа в соответствующей концепции. Так, например, известный современный ученый, создатель одной из теорий адаптологии, Ю.А.Урманцев пишет в своих работах о том, что детерминация настоящего прошедшим, как и будущего настоящим, носит однонаправленный характер. Модус настоящего выполняет различные функции, в зависимости от того, в какой именно бинарной “связке” он рассматривается. В связке настоящее – прошлое модус прошлого выступает как акцептор, а модус настоящего как воспреемник этого прошлого. Прошлое может влиять на настоящее, но обратной связи, т. е. влияния настоящего на прошлое не может иметь места. В связке настоящее – будущее настоящее выполняет функцию своеобразного донора. Именно настоящее является ресурсом, базой для реализации тех или иных возможностей в будущем. Подобного рода трактовка убеждает, что представления о времени как ресурсе следует соотносить прежде всего с модусом настоящего, а не только с модусом будущего [159 , с. 47].

Продолжим далее суждения Колпстона о творчестве Августина: “Размышления Августина о времени, независимо от того, согласны мы с ними или нет, очень ясно показывают мощь этого мыслителя. Неудивительно, что Бертран Рассел, хоть и выражая несогласие с теорией Августина, замечает, что она является “большим шагом вперед по сравнению со всем тем, что можно найти на эту тему в греческой философии” [127, с. 331]. Однако, когда Рассел далее заявляет, что Августин предлагает более продуманное и ясное изложение субъективной теории времени, нежели предложенное много позднее И. Кантом, то это утверждение (хотя, может быть, и верное) в какой-то мере вводит в заблуждение. Ведь тем, что августиновская теория времени предвосхищает в новой философии, являются, видимо, не столько кантовские теории, сколько истолкования времени, предложенные такими философами, как Хайдеггер и Сартр” [72, с. 52]. Отличие трактовок времени в наследии Канта и Хайдеггера будет рассмотрено нами в дальнейших главах. В данной связи отметим, что отношения между духовным миром человека и категорией времени выявляются не только тогда, когда используются три умственные функции (память, внимание и ожидание) для постижения модусов времени – прошлое, настоящее, будущее.

Сам Августин осуществлял анализ не только многообразных видов зависимостей между модусами времени, но и анализ различных переживаний людьми природы этих зависимостей. Августин отмечал, что необратимость времени мучительно тяжело переживается человеком. Автор аналитической статьи к одному из современных изданий Исповеди Августина известный ученый В.Л. Рабинович пишет, что текст этого труда может быть по-разному прочтен, например, поэтом и логиком. Логик заведомо обратил бы внимание на попытки Августина соотнести между собой свойства циклического и линейного времени. Циклическое время вечного школярства – линейное время вечного приближения ко всему снимающему (даже и самого себя) абсолюту. Круг и прямая. Разрыв круга, обнаруживающий разрыв меж приемом-словом и смыслом, который должен быть оконтуренным дидактической хитростью. Зазор меж знанием об умении – научении – быть и просто знанием о том, что есть быть” [126, с. 241].

В более общем виде взаимосвязь категории времени с другими категориями, имеющими непосредственное отношение к содержанию внутреннего мира личности, раскроется, когда мы обратимся к анализу самой структуры ментальности. Ментальность – это всеохватывающая психологическая среда. В исторических и особенно в культурологических исследованиях при изучении сознания и поведения людей прошлого необходимо должна раскрываться специфика ментальных структур того или иного сообщества. Ментальные структуры представляют собой своего рода центр, в котором фиксируются все аспекты мировоззрения человеческой личности.

К ментальным структурам относятся восприятия времени, пространства, природы, смерти и потустороннего мира, возрастов человеческой жизни, права, труда, собственности, богатства, бедности, соотношение естественного и сверхъестественного.

Анализ структуры ментальности убеждает нас не только в том, что восприятие времени открыто и непосредственно включено в содержание категории ментальности как ее элемент, но и в том, что роль категории времени может быть выявлена опосредовано, через смысл других категорий, составляющих содержание понятия ментальности. Так, например, когда речь идет о восприятии человеком природы, то, несомненно, подразумевается и восприятие человеком природных ритмов; когда речь идет об отношении человека к труду и богатству, то в скрытом виде здесь могут содержаться и знания человека о роли экономии времени для преумножении богатств общества в условиях высокой степени обобществления труда и т. д.

Дополним вышесказанное следующим суждением. Именно основываясь на исследовании отдельных элементов в структуре ментальности, получают свое довольно неожиданное объяснение некоторые детали относительно представлений о времени в условиях средних веков. Так, например, оказывается, что представления о специфике возрастных особенностей в средние века были весьма ограниченными, примитивными (по сравнению с представлениями наших современников). По сути, самого понятия детства как социальной и психологической проблемы ещё не существовало. “Дети носили ту же одежду, что и взрослые, только меньшего размера, играли в те же игры и, главное, выполняли ту же работу (иногда используя уменьшенные копии “взрослых” орудий)” [108, с. 165]. “Открытие детства” произошло только в ХУII веке: ребенок из недоразвитого человека стал превращаться в актуально и потенциально другого, и функция этого другого заключается в том, что он является носителем лучшего будущего.

В ряде исследований этот мировоззренческий перелом связывают с Реформацией и Контрреформацией. Реформацию и Контрреформацию рассматривают как своеобразную защиту от пессимизма и безнадежности, свойственные позднему Средневековью (см.: [65]).

Вопрос о соотношении между уровнем ментальности и представлением о времени в средние века рассматривается в некоторых работах в связи с анализом механизмов измерения времени. Так, в статье Д. В. Никулина “Основоположения европейской рациональности и проблема времени” указывается, что в становлении и развитии европейской рациональности значительную роль сыграл акт переключения из видения мира в свете Единого в видение мира в свете бесконечного [110, с. 93]. Мир античности – это конечный, замкнутый космос. Христианский мир средних веков – это бесконечная вселенная. В этой связи время следует рассматривать как конструируемое и составляемое, как процесс.

При анализе процедуры измерения времени отмечается, что “…время перемеривается временем единичного движения, и тогда время этого единичного движения перемеривает целое время ” и далее “…у времени как бы две единицы: непрерывная, вычленяемая во времени временем единичного движения – и дискретное, “теперь”, кладущая предел непрерывной единице” [там же, с. 108].

Время конструируется посредством простого сложения последовательных моментов, или конструируется непрерывным течением одного момента. Поэтому мы и определяем величину времени длиной проведенной линии. При этом можно сказать, что время – это след непрерывного течения мгновения. В этой связи возможно напомнить, что Бергсон при характеристике такого свойства времени как длительность использует две модели. Одна модель – это моток ниток, непрерывный поток длящихся процессов или, точнее, характеристика сменяющихся изменений с точки зрения их взаимосвязи, тотальной сцепленности, отсутствия перерывов. Другая модель – это нитка, на которой нанизаны бусы. Здесь тоже непрерывность, но над бусами возможно осуществлять операцию счета, отделять внутри ожерелья одну бусинку от другой, метить их соответствующим образом; ожерелье возможно охарактеризовать как состоящее из отдельных изолированных бусинок. В такой модели, как клубок ниток, нет оснований для выделения того или иного участка в непрерывной нити, которая представляет собой клубок. (О взглядах Бергсона речь будет идти в главе 6.)

Для познания сути времени и использования этой категории или этого конструкта в процессе постижения закономерностей бытия следует вводить метрику. Важно не только знать, что процессы протекают во времени, но уметь сопоставлять по своей временной протяженности процессы друг с другом.

Процедура деления такого непрерывного потока, коим является время, необходима для сопоставления времени с числом, с величиной. При этом необходимо учитывать, что величина – это ограниченное количество. Другими словами, речь идет о том, что необходимо использовать представление о единице измерения. В известной степени нам может помочь аналогия между измерением длины линии и измерением величиены времени. В связи с этим Д. В. Никулин приводит следующее высказывание Исаака Барроу (1630 – 1677), мыслителя, близкого Ньютону: “…подобно тому, как величина линии зависит только от длины линии, результата движения, – так и величина времени определятся из единой развернутой в длину последовательности, которую выражает и определяет длина пройденного пространства” [110, c. 109]. Следует при этом иметь в виду, что движения при измерении времени конструируемы человеком и выверены им. По отношению к вечности справедливым является суждение о том, что вечность можно охарактеризовать как безмерно протяженную длительность.

Хотелось бы найти достаточно ёмкое понятие для характеристики всей совокупности данных относительно времени в условиях уже средних веков: схоластики находили единицы для исчисления времени; историки использовали различные концепты исторического времени; народ в карнавальных представлениях находил форму воплощения в “мир другого” и своеобразного переживания этого “другого” и т. д.

До междисциплинарных исследований сущности феномена времени было ещё очень далеко. Междисциплинарные исследования могли возникнуть только на определенном уровне развития цивилизации, на уровне, когда человечество в состоянии сформулировать проблемы, требующие объединения усилий представителей отдельных наук, когда возможен обмен идеями и, в известном смысле, отдельными научными поиятиями и целыми парадигмами между представителями различных областей знаний [139, с. 165]. Этих условий в средние века ещё не было.

Нам показался интересным термин, широко используемый в своей концепции Энтони Авени, современным американским исследователем, автором работы “Империи времени. Календари, часы и культура” [3]. Термин “времяведение”, который нам впервые встретился в этой работе, как представляется, в должной степени подходит для характеристики всей суммы знаний, которые имели место в условиях средних веков. Для времяведения характерно, что доминирующее значение, в каких бы культурах и в какие бы исторические эпохи не рассматривались вопросы, относящиеся к восприятию времени, значительную роль играют природные факторы, соответственно, такая область знаний, как астрономия.

Наряду с этим существенное значение имеет процесс отражения времени и всех родственных понятию времени слов в языке. Э. Авени пишет в своих работах о том, что по проблеме времени имеется колоссальный массив литературы. В этой связи он предупреждает читателей о том, что он преднамеренно ограничивает количество источников, на базе которых строит выводы. Основной материал в его исследованиях – это культура американских племен: ацтеки, инки, майя. При этом один из принципиальных вопросов, который предлагает для рассмотрения Э. Авени, заключается в следующем: почему сложилась такая ситуация, когда различные народы, располагая одними и теми же данными такой науки, как астрономия, продуцировали в своих культурах совершенно различные представления о времени?

Нам представляется, что к ответу на этот вопрос, поставленный Э. Авени, довольно близко подошли современные болгарские исследователи культуры Древнего Египта Л. Илиева и С. Илиев. Они отмечают, что представления о времени формируются как на основе знаний относительно метрических свойств времени, так и на основе знаний его топологических свойств. Уровни постижения этих свойств, что особенно важно отметить, уровни постижения взаимосвязи этих свойств у различных народов могут быть различными [59].

В самом времяведении уже на ранних этапах накопления сведений о времени намечалась взаимосвязь, с одной стороны, знаний естественнонаучных (прежде всего, астрономических), а с другой – знаний гуманитарных (исторических и, условно назовем, филологических, или точнее, начатков филологических знаний).

Для обобщенной и вместе с тем более глубокой характеристики представлений о времени, используемых в период средневековья, обратимся к каталогизации концептов времени, которая обсуждалась на Международном конгрессе исторических наук (Мадрид, 1999). На этом конгрессе рассматривалась тема “Концепт времени в европейских и азиатских работах по истории” [138, с. 264]. Речь идет о внимании к методологии исторической науки. Само понятие “концепт” означает – смысл, понятие. (Концептуальность, как известно, предполагает выяснение способов понимания того или иного объекта, нахождение ведущего замысла или конструктивных принципов построения исследуемого объекта и т. д.)

В работе секции конгресса было выделено 12 концептов.

1. “Пульсирующее время”. Это понятие фигурирует в античной мифологии и в античных рассуждениях об истории.

2. “Циклическое время” – характерно для древнегреческой и римской культуры, а также культуры средневековой Европы.

3. Ньютоновское линейное время, моделью которого является прямая линия, не имеющая начала и конца.

4. Христианское линейное время, символизируемое прямой линией, имеющей начало и конец.

5. Линейной время, идущее в направлении улучшения и прогресса, символизируемое прямой линией, идущей вверх.

6. Линейное время, идущее в направлении регресса, символизируемое прямой линией, идущей вниз.

7. Время как последовательность точек – в исламской историографии.

8. “Спиральное время” – в наиболее полной форме представлено в сочинениях Дж. Вико (1668 – 1744), О. Шпенглера (1880 – 1936) и Х. Ортега-и-Гассета (1883 – 1955).

При переходе от общих историографических представлений на более конкретный уровень исследования концепций времени, а именно к самим текстам историков, понятия времени ещё более дробятся, их становится больше и больше. Таковы, например, следующие.

9. “Летописной время”, или “время анналов”, или “время анналистов”: описываемое событие подается как происшедшее в какой-то момент, или в “точке” времени, вопрос о предшествующем и последующем не ставится.

10. “Время хроник”, или “время хрониста”: описываемое событие подается как “эшелонированное в глубину”, у него есть предыстория и ретроспектива, которая также описывается.

11. Собственно “историческое время”, или “время историка”: событие подается как имеющее предысторию и последующую историю. Предполагается при этом, что предыстория и последующая история известны тому историку, который описывает события. События, предшествующие данному событию и следующие за ним, точнее, описание этих событий придает повествованию должную глубину. При этом докладчики отмечали, что при таком изложении возникало впечатление о том, что целесообразно использовать еще одно понятие времени, а именно, понятие “глубинного времени”. Это глубинное или невидимое время в известном смысле может быть противопоставлено “датируемому” или видимому времени. “Глубинное” время характеризует самого пишущего историка, характеризует его как аналитика.

Последовательность расположения указанных выше видов концептов не является исторической. В этом своеобразном “наборе” видов концептов фиксируется, прежде всего, многообразие самих концептов, их специфика. В том или ином историческом периоде могли использоваться различные концепты времени; некоторые концепты могли сохраниться как наследие прежних исторических периодов, другие могли конструироваться именно в данную историческую эпоху под влиянием возникающих тех или иных новых обстоятельств. Однозначной зависимости между эпохами и используемыми концептами не может быть. Вместе с тем в известной степени выделенные концепты способствуют упорядочению данных относительно представлений о времени, характерных для той или иной исторической эпохи.

Рассмотрим наличие и влияние тех или иных концептов времени в условиях средневековья и сохраним примерно ту последовательность в рассмотрении концептов, которая имела место на указанном конгрессе историков.

Относительно идеи циклического времени можно сказать, что эта идея не исчезает после того, когда становится господствующей идея векторного времени, но происходит различное сочетание переживания преходящего, утраченного времени и переживания отдельных ритмов, как бы отдельных “возвращений”. В этом одна из причин того, что символом времени стало колесо.

Влияние представлений, характерных для архаического сознания, естественно, более сильным было в более ранних культурах. Так, например, греки в значительной степени находились под влиянием мифологического сознания. Космос в понимании эллина – это материально-чувственный и живой космос, являющийся “вечным круговоротом вещества, то возникающий из нерасчлененного хаоса и поражающий своей гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь превращающий сам себя в хаос” [87, с. 38, 55].

Многие авторы отмечают, что средние века в известной степени унаследывали восприятие времени, характерное для предшествующих эпох, имеется в виду и архаика, и античность. Именно в архаике были такие образы времени, которые убеждают если не в тождественности, то близости понятий “вещь” и “время”.

Несколько слов об “атомизации” времени. Идеи “атомизации” времени восходят еще к Лукрецию (Тит Лукреций Кар, ок. 99 – 55 до н. э.). В своей поэме “De natura rerum” (О природе вещей) Лукреций не только используется понятие “атома времени”, но и само время связывает с пониманием его в качестве реальности одного рода с вещами. В средние века исследователи уподобляли “атомы времени” “атомам тела” и “атомам числа”.

В средние века темп жизни и основные занятия людей зависели от природного ритма, при этом постоянная потребность знать точно, который час, не возникала. Привычное деление на части дня было вполне достаточным. Минута как отрезок времени и интегральная часть часа не воспринималась. И после распространения в Европе механических часов эти часы очень долго не имели минутной стрелки. “Однако имели место, как это не кажется парадоксальным, исследования, обусловленные не практическими потребностями и проистекавшие не из опыта, а обусловленные чисто схоластическим стремлением к систематизации и предельной детализации понятий, в которых описывается следующая градация времени. Гонорий Августодунский (XII в.) выделяет до крайности дробные доли часа: он состоит из 4 “пунктов”, 10 “минут”, 15 “частей”, 40 “моментов”, 60 “знамений” и 22560 “атомов”. Гонорий признает далее вслед за Исидором Севильским (около 560 – 636), архиепископом Севильи, автором “Этимологии” – своеобразной энциклопедии раннего средневековья, что “пределом всякой вещи” является час” [46, с. 116].

Что касается представлений о специфическом христианском времени, которые могли сформироваться только в условиях средневековья, то они, в свою очередь, оказали влияние на формирование последующих концептов, характерных уже для более поздних исторических эпох. Так, например, векторное время христианства содержало зародыш идеи прогресса: человечество движется, восходя от грехопадения через искупительную жертву Христа к завершению, к растворению времени в вечности.

По отношению к такому концепту как “время хрониста” (в рассматриваемой последовательности это пункт десятый), следует сказать, что в условиях средневековья “время хрониста” проявлялось особым образом: повествования об исторических событиях окрашивались мистифицированными религиозными концепциями относительно смысла истории.

Средневековые хронисты фиксировали факты политической и религиозной истории и космические явления, которые по их убеждению таинственным образом связаны с делами человеческими. Вместе с тем игнорировались все другие общественные отношения. У хронистов преобладал интерес к царствующим особам и событиям, непосредственно с ними связанным. При этом важно отметить, что не только в сознании хрониста, но и в сознании любого из его современников вся реальная жизнь оставалась вне истории, пребывала в покое.

В условиях средневековья у отдельных мыслителей возникали ценные, но разрозненные идеи, которые в дальнейшем при рассмотрении их во взаимосвязи стало возможным оценивать как своеобразные предпосылки некоторых новых подходов в области методологии теории времени. Так, например, известный мыслитель средневековья Боэций Анлиций Манлий Северин (около 480 – 524) в своих работах писал, что всякая вещь “есть и вот это и то, т. е. совокупность своих частей”. По сути он соотносил представление о вещи с представлением о системе – “вещь совокупность своих частей” [26, с. 148]. Наряду с этим, как было отмечено выше, в средние века делалась попытка “атомизировать” время. Это обстоятельство свидетельствует, что время понималось в качестве реальности одного рода с вещами. Но если время сравнивается с вещами, а вещь – это система (согласно Боэцию), то отсюда можно сделать вывод о правомерности использования в темпоралистике системного подхода.

О перспективности использования системного метода в современной темпоралистике при исследовании категорий пространства и времени пишет известный современный философ В. С. Степин. Он указывает, что новое понимание категорий пространства и времени связано как с анализом исторического времени существования многих глобальных систем, так и с иерархиезацией пространственно-временных форм [139, с. 166].

В этой связи отметим, что своеобразным промежуточным звеном между средневековыми и современными взглядами на перспективность представлений феномена времени как вещи является творчество одного из крупных гуманистов эпохи Возрождения Альберти Леона Баттиста (1404 – 1472), итальянского архитектора и теоретика искусства, который в своих исследованиях четко и определенно характеризовал время как вещь и рассматривал ее наряду с такими вещами, как душа и тело.

В трактатах “О статуе”, “О живописи”, “О зодчестве” Альберти обобщил опыт современного ему искусства в области изучения античного наследия. Он был одним из первых мыслителей, в чьих работах время четко характеризуется как вещь. В трактате “О семье”, посвященном проблемам этики, Альберти пишет, что три вещи принадлежат человеку: душа, тело и время. (L. B. Alberti: “…e se pure alcuna si pateva chiamare nostra queste erana le sole tre-… anima, corpo e tempo” [176, с. 173].) Эти три вещи так характеризуются автором: труд, активность, движение – естественные свойства человеческой натуры, а мерой движения служит время. В этом одна из причин, в силу которых он включает время в собственность человека. Кто умеет не терять время даром, тот сумеет сделать почти всё, кто умеет использовать время, будет господином всего, что пожелает. Владеть временем, значит активно использовать его, значит тратить, но не терять. (Заметим в скобках, что в работах Хайдеггера мы также находим высокую оценку личного времени. Хайдеггер противопоставляет его времени публичному: “Люди знают лишь публичное время, которое принадлежит каждому и, значит, никому” [168, с. 425].)

В трактате "Домострой" Альберти пишет, что всякое время будет потерянным, кроме того, которое ты употребишь на то, чтобы поступать лучше, быть образованнее, т. е. быть приятнее и полезнее людям благодаря наилучшим добродетелям. Время у Альберти характеризуется как важнейший фактор земного бытия, и его использование приобретает моральный смысл. Во времени реализуется свобода воли, направленная к самосовершенствованию человека и активному утверждению его во внешнем мире. Время перестает быть исключительной прерогативой бога и переходит во власть человека [74, с. 178].

Альберти пишет о необходимости приумножения благосостояния. В таком домохозяйстве нет праздности; принцип экономии распространяется и на время. Оно признается собственностью человека наряду с телом и душой [там же, с. 168 – 170]. С ним нужно обращаться бережно и рачительно как с любым другим имуществом. И даже более того, ибо то, что свойственно человеку, много ценнее того, что подвластно фортуне (богатство, власть, положение). Поэтому время важно не упускать, не терять ни часа, быть расторопным, ревностным и деятельным [там же, с. 178]. Один из персонажей Альберти наставляет своих собеседников, требуя, чтобы все дела были распределены наперед, каждое рассчитано по времени и, если вечером, когда обдумывается всё, что делано за день, обнаружено какое-нибудь упущение, его следует тот час же исправить, пренебрегая сном, едой, другими делами, которые в отличие от времени можно наверстать [там же, с. 177]. В этой связи, как пишет современный историк О. Ф. Кудрявцев, “первейшей заботой становится разумное обращение со временем, ибо сама жизнь осмысливается не как краткий эпизод, дающий человеку аттестацию при переходе из бытия в вечность, но такая временная протяженность, которую каждый волен употреблять по-своему” [там же, с. 135]. Подчиняя себе время, человек организует его в рациональную систему строго определенных последовательностей поступков и действий, способен наполнить его собственным смыслом, заставить служить себе.

Значимость времени для Альберти видна из следующего его высказывания: “Кто умеет распоряжаться временем, тот может практически всё“ [176, с. 214]. Хозяйственность становится принципом всего жизнеустроения. Это не только экономическая добродетель. Ее суть в том, чтобы во всём блюсти меру и соразмерность.

Рассмотрим теперь, в силу каких причин Альберти соотносит понятие времени как "вещи" с душой и телом человека? О душе он пишет: ничто из лежащего вне нас не в силах воздействовать на нашу душу, разве что мы сами этого захотим [там же, с. 179]. Душа, следовательно, имеет силу внутреннего сопротивления неблагоприятному воздействию внешних сил. К неблагоприятным внешним силам относятся, прежде всего, такие факторы, как несправедливая судьба, несчастный случай или людская нечестность, подлость. Об этих последних он пишет, что они коренятся в природных свойствах человека.

Способность души сопротивляться внешним воздействиям Альберти сравнивает с некоторыми способностями нашего тела. Он пишет, что подобно тому, как холод, жару, непогоду мы переносим благодаря способностям нашего тела, обеспечивающего нам здоровье, так и превратностям судьбы мы приучаемся сопротивляться душой, поддерживая в ней заложенную природой искру вечности [там же, с. 180].

Вещь – это отдельная часть, единица существующего. Альберти, рассматривая такие вещи, как душа, тело и время, акцентирует внимание на их способности сопротивляться внешним воздействиям, сохранять себя. По отношению к душе и телу – это более прозрачно, более понятно. Что касается времени, то в современной психологии, где используется представление об "индивидуальной минуте", доказано, что внешнее физическое время воспринимается отдельными людьми по-разному, индивидуально. Это индивидуальное восприятие зависит от физиологического состояния человека (в состоянии подавленности или в состоянии бодрости, как правило, люди по-разному ведут "внутренний счет" минутам). События, протекающие во внешнем времени, могут быть эмоционально окрашенными: счастливые минуты "бегут", а тяжелые тянутся мучительно долго.

Эти рассуждения наводят нас на мысль о том, что, характеризуя время как вещь, которая принадлежит человеку наряду с его душой и телом, необходимо использовать представления не только о "времени личности", но и о внешнем, физическом времени, а также об их соотнесенности.

Суждения Альберти по поводу своеобразной триады указанных вещей получили определенное развитие в работах некоторых современных философов. Так, известный американский философ Р. Рорти в рамках гораздо более широкого контекста различает физическое, психологическое и метафизическое, по-разному соотнося их с пространством и временем. Дословно Р. Рорти пишет: “Похоже, это даст нам изящную краткую триадическую классификацию: физическое – это пространственно-временное, психологическое – это непространственное, но временное, а метафизическое – это ни пространственное, ни временное” [133, с. 15]. Эту мысль, по нашему мнению, вероятно, можно трактовать, например, таким образом, что пространство и время – это некие особые сущности, отношение к которым определяет бытие физического, психологического и метафизического, а также как намек на то, что время (в отличие от пространства) не сводится ни к материальному (“физическому”), ни к идеальному (“психологическому”), образуя наряду с ними некий своеобразный пласт или слой реальности. (В главе 14 мы рассмотрим также в чем-то схожую концепцию Г. Гюнтера, который предлагает ввести для времени отдельный "локус", т. е. отдельное, специфическое место, поскольку время, по его мнению, не является ни материей, ни идеей. В этой же связи отметим и высказывание Н. Винера о том, что информация есть информация, и она не может быть отнесена ни к материи, ни к чисто идеальным сущностям.) Не углубляясь в суть проблемы обоснованности процедуры разделения всего соответствующего на материю и сознание, отметим лишь, что это не единственный критерий для упорядочивания многообразия всего существующего. Есть целый ряд других критериев, основываясь на которых можно дать классификацию объектов бытия.

Возвращаясь к анализу позиции Альберти, зададимся вопросом, в одинаковом ли времени протекает жизнедеятельность отдельного индивида и социальная, скажем, трудовая деятельность? Индивидуальное переживание времени, безусловно, имеет место, но общественная трудовая деятельность протекает в ином, объективном – природном – времени, общем для всех людей. Сбереженное в условиях общественного производства время – это богатство всего общества.

Мы, таким образом, пришли к выводу, что понятие времени как личного времени, как собственности личности необходимо определенным образом соотносить со временем природы, с физическим временем. Данное положение мы находим и в работах Э. Гуссерля, который пишет: “Лишь благодаря своей сопряженности в опыте с телом сознание становится сознанием реально человеческим… и лишь благодаря этому оно получает место в пространстве природы и во времени природы – во времени, которое измеряется физически” [47, с. 120].

Трудовой процесс – это процесс СОЗНАТЕЛЬНОЙ деятельности человека, и именно в процессе трудовой деятельности сознание получает “место” в том времени, которое измеряется физически. В случае трудовой деятельности происходит отвлечение от всего многообразия свойств внутреннего, субъективного, психологического времени, от его эмоциональной окраски. Сознание в трудовой деятельности берется только в том плане, который дает основание соизмерять трудовую сознательную деятельность и периоды технологических процессов в одном и том же едином физическом времени. Вопрос о правомерности соизмерения физического и чисто интеллектуального труда – это уже другой, специальный вопрос.

Жизнедеятельность человека в физическом времени – это не просто протекание во времени одного из природных процессов, подобного другим, скажем физическим или химическим процессам. Для того чтобы оттенить, выделить, противопоставить процессы жизнедеятельности людей другим процессам, происходящим в мире, было введено представление об экзистенции (данное понятие использовал еще Аристотель). Удачное, на наш взгляд, определение экзистенции дал В. В. Суворов: "…экзистенция: образ единства себя и бытия в их явлении индивидуальному сознанию" [142, с. 87].

Приведенное определение экзистенции дает основание полагать, что феномен времени не может быть предметом исследования только какой-либо одной науки, скажем, физики. В нашем понимании времени органично переплетаются как представления о личном, психологическом времени, так и представления о внешнем физическом времени. Провести соответствующее расслоение, размежевание данных представлений – это дело чрезвычайно сложное. (Всем понятно, что события истории протекают в природном физическом времени, но понятно также и то, что историческое и физическое время – это не одно и то же.) Попробуем, однако, это сделать, опираясь на анализ взглядов Альберти относительно души, тела и времени. Этот анализ показывает, что общим признаком всех этих вещей является то, что они принадлежат отдельно взятой личности, причем их невозможно передать никому другому.

На основании чего каждый из перечисленных объектов занесен в класс вещей? Посмотрим, что же Альберти включает в понятие ВЕЩЬ. Относительно тела и души он пишет, что они помогают человеку в противостоянии внешним неблагоприятным обстоятельствам. Это очень ценное указание, т.к. противостояние предполагает целостность в поведении или функционировании того объекта, который противостоит внешним воздействиям. А понятие целостности вплотную подводит нас к системному взгляду на мир.

Возвращаясь к анализу времени как особой ценности в поле этических феноменов, укажем, что этот аспект времени естественно рассматривался не только Альберти. Еще Сенека, римский мыслитель первого века нашей эры, писал, что "друзья – враги времени". Враги в том смысле, что общение с друзьями требует много времени. Время тем самым рассматривается как большая ценность, и им следует дорожить. Но категоричное суждение о том, что стоит время соотнести с этической ценностью, и мы сразу же придем к выводу о том, что время – это вещь, вряд ли является справедливым. Можно установить лишь сложную, опосредованную зависимость между временем и этическими ценностями. Например, Августин Аврелий в этическом плане подчеркивал, что одно из свойств времени особенно мучительно и тяжело переживается человеком – это не просто быстротечность, а неповторимость любой минуты, любого мгновения времени. При рассмотрении необратимости Августин соотносил это свойство с фактом наличия в деятельности человека повторяемости отдельных приемов, операций [2, Книга 11, гл. XIII, 16]. (В обучении, как известно, значительную роль играет повторение, репродуктивное мышление).

В этой связи подчеркнем, что время может иметь довольно сложную структуру, в которой отдельные части и свойства этих частей, в свою очередь, также могут рассматриваться как вещи (системы). Одним из таких свойств, которое в то же время выступает и как вещь, является "необратимость". Она означает наличие специфической зависимости между событиями, при которой отношения "раньше – позже" имеют абсолютный характер. В обратимых же процессах время течёт "циклично".

Наиболее простой геометрической моделью циклического времени является круг. На круге можно расположить три точки, символизирующие три события, таким образом, что свойством "промежуточного" события будет обладать каждое из них. Событие "А" будет расположено между событиями "В" и "С", событие "В" – между событиями "А" и "С", а событие "С" – между событиями "А" и "В". Но на прямой линии, где точки-события "А", "В" и "С" располагаются последовательно, только одно суждение будет справедливым – это суждение о том, что событие "В" расположено между событиями "А" и "С".

Если между моделями осевого и циклического времени имеют место такие качественные различия, то на каком основании их можно рассматривать как модели одного и того же феномена, феномена времени? Дело в том, что если на окружности эти события можно расположить очень близко друг к другу, то их расположение будет напоминать то расположение, которое имеет место на прямой линии. Но на прямой линии последовательность событий носит абсолютный характер даже в том случае, если мы расположим их на очень большом расстоянии друг от друга. Все равно, только одно из этих трех рядоположенных событий будет обладать свойством "быть промежуточным событием".

Эти рассуждения убеждают нас в том, что свойство необратимости вполне допустимо рассматривать как систему. Ее субстратом является совокупность событий, а расположение событий характеризуется строго однозначной структурой. Что касается отношения самого человека к такой "вещи" как необратимость, то оно может быть по-разному "окрашено".

В итоге мы должны отметить, что рассмотрение времени, как личного времени, принадлежащего в качестве неотъемлемого свойства или вещи каждой отдельной личности, наряду с такими же неотъемлемыми вещами, как тело и душа личности, – это лишь один аспект проблемы. А другим обстоятельство, которое должно быть учтено при изучении феномена времени, является тот факт, что в процессе использования этого собственного, личного времени человек может совершать благовидные и неблаговидные поступки. Отсюда моральный аспект той деятельности, которую человек осуществляет во времени своей жизни. При этом четко вырисовывается связь философии времени с такой философской проблематикой, как смысл жизни.

Завершая главу, в которой рассматривались средневековые и возрожденческие представления о времени, еще раз обратимся к материалам XVII Международного конгресса исторических наук. Участники конгресса отмечали, что проблема, обозначенная как “концепция времени в исторических трудах Европы и Азии” имеет теоретико-познавательное значение не только для историографии, но и для всего современного обществознания, т. к. в связи с глобальным ускорением исторических процессов время стало жизненно важным параметром в оценке социальных процессов, мировой политики в целом. “Что же касается историографии, то категория времени – в связи с ее переводом на цивилизационный уровень – превратилась в важный аналитический инструмент процессов, развертывающихся в любой сфере изучения человеческого общества. Этим объясняется живой интерес, проявленный участниками конгресса к данной методической теме”. Но далее всё же отмечалось, что вопрос о том, как именно использовать категорию времени в качестве аналитического инструмента современной историографии, не получил достаточного освещения [144, с. 7 – 8].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3.

Анализ времени в немецкой классической философии. Темпоралистика Лейбница. Единство времени и сознания в философии Канта

В центре нашего внимания находится задача исследования отношений, существующих между внутренним миром субъекта и миром внешним, с точки зрения временных зависимостей, имеющих место в этих "мирах". Естественно, что особый интерес для нас представляют именно те философские системы, в которых указанная тематика представлена наиболее ярко. В этой связи, обратимся к наследию великого немецкого философа Готфрида Вильгельма Лейбница (1646 – 1716).

Известно, что философия Лейбница начинается с грандиозной попытки "синтеза" античного и нового мировоззрения. В письме к Томазию Лейбниц пишет: "…я не побоюсь сказать, что нахожу гораздо больше достоинств в книгах аристотелевской "Физики", чем в размышлениях Декарта... Я осмелился бы даже прибавить, что можно сохранить все восемь книг (аристотелевской физики) без ущерба для новейшей философии...". И еще: "…большая часть того, что говорит Аристотель о материи, форме, …природе, месте, бесконечном, времени, движении, совершенно достоверно и доказано…" [79, с. 86 – 87].

Раскрывая содержание понятия времени, Лейбниц использует термин "феномен". Он разъясняет: пространство и время не реальности, существующие сами по себе, а феномены, вытекающие из существования других реальностей. Лейбниц считает, что пространство представляет собой порядок размещения тел, то, посредством чего они, сосуществуя, обретают определенное местоположение относительно друг друга; таким же образом и время есть аналогичный порядок, относящийся уже к последовательности тел. И далее Лейбниц добавляет, что, если бы не было живых созданий, пространство и время остались бы только в идеях Бога. Эта концепция особенно четко выражена в письмах Лейбница ньютонианцу С. Кларку (см., в частности, [182, с. 441]). Ю. Б. Молчанов предложил называть эту концепцию реляционной [104], [105].

Вопрос о том, как соотносятся между собой временная организация микрокосма, под которым подразумевается внутренний мир личности, и временная организация внешнего мира, мира Вселенной, космоса, подробно рассматривается Лейбницем в его учении о монадах. Понятия монады до Лейбница уже встречается в ряде философских систем. В античной философии это понятие в качестве исходного мирообъясняющего принципа оформилось на основе идей пифагореизма и платонизма. В философии Нового времени понятие монады употреблялось в работах Николая Кузанского и Джордано Бруно. У Лейбница понятие монады является ключевым всей его философской системы. Содержание своего учения о монаде Лейбниц изложил в труде “Монадология” (1714 г.). Монады у Лейбница характеризуются как бестелесные, “простые субстанции”, “истинные атомы природы”, “элементы вещей”. Монадам приписываются как отрицательные, так и положительные свойства. К отрицательным свойствам монад Лейбниц относил: неделимость, неуничтожимость, нематериальность, неаффицируемость (монады “не имеют окон”), неповторимость (нет двух одинаковых монад); к положительным свойствам монад Лейбниц относил: саморазвитие, психическую активность, состоящую в восприятии и стремлении. Монады, согласно уровням развития воспринимающей способности делятся на: примитивные, монады-души, монады-духи. Учение о бессознательных восприятиях, “малых перцепциях”, используются в “Монадологии” для обоснования непрерывности психической жизни и всеобщей взаимосвязи происходящих в мире процессов. В силу этой взаимосвязи любая монада воспринимает всё и выступает “постоянным живым зеркалом Вселенной”. Каждая монада с точки зрения Лейбница, обладает способностью восприятия и представления. В работе "Рассуждение о метафизике" Лейбниц пишет: "Каждая субстанция есть как бы целый мир и зеркало Бога или всего универсума, который каждая субстанция выражает по-своему, особо, так же как один и тот же город смотрится по-разному в зависимости от различных местоположений наблюдателя" [82, с. 132]. Монаду Лейбниц называет постоянным "живым зеркалом" Вселенной, зеркалом всех её событий. Если мы обладаем достаточно проницательным умом, то можем распознать в мельчайшей монаде всё, что произошло, происходит и произойдет в будущем, сможем увидеть то, что отдалено во времени и в пространстве, полную историю вселенной [там же, с. 410, 541].

Согласно Лейбницу, вся без исключения информация о действительном мире представлена в собственных перцепциях или "представлениях" каждой из монад: настоящая информация представлена актуально, прошлая – имплицитно, (предполагается мысленное воспроизведение событий на основе знания причинно-следственных связей), будущая – потенциально. По Лейбницу, вся эта информация атрибутивно или акцидентально присуща монаде.

В концепции времени Лейбница определенную роль играют малые восприятия, которые характерны для отдельно взятой монады. Как пишет Лейбниц, “…действие …малых восприятий гораздо более значительно, чем это думают. Именно они образуют те, не поддающиеся определению вкусы, те образы чувственных качеств, ясных в совокупности, но не отчетливых в своих частях, те впечатления, которые производят на нас окружающие нас тела и которые заключают в себе бесконечность, – ту связь, в которой находится каждое существо со всей остальной Вселенной. Можно даже сказать, что в силу этих малых восприятий настоящее чревато будущим и обременено прошедшим, что все находится во взаимном согласии… и что в ничтожнейшей из субстанций взор, столь же проницательный, как взор божества, мог бы прочесть всю историю Вселенной…” [80, с. 54]. Позднее, в работе “Опыты теодицеи”, Лейбниц указывает, что “время будет состоять в совокупности точек зрения каждой монады на самое себя, как пространства – в совокупности точек зрения всех монад на Бога”. И далее он пишет, что “гармония производит связь как будущего с прошедшим, так и настоящего с отсутствующим. Первый вид связи объединяет времена, а второй – места. Эта вторая связь обнаруживается в единении души с телом, и вообще в связи истинных субстанций между собой. Но первая связь имеет место в преформации органических тел, или, лучше всех тел…” [81, с. 69].

В учении Лейбница о монадах интересным является тот факт, что он построил модель "отношений между монадами". В частности, общение между такими монадами, как люди, включает в себя момент "отражения одного человека в другом", один человек "как в зеркало" смотрится в другого.

При разработке учения о гармонии Лейбниц уделяет внимание таким отношениям как синхрония. Синхронность процессов – это составная часть гармонической упорядоченности мира. Лейбниц обращается к механизму движения маятника как к своеобразной модели. По мнению Лейбница, полная синхронность работы двух маятниковых часов могла бы быть в трех случаях:

1) если построить часы так, чтобы первые часы воздействовали на вторые;

2) если поручить часовщику непрестанно приводить их в соответствие;

3) или, наконец, если предварительно сконструировать настолько совершенную пару часов, чтобы потом они всегда могли самостоятельно показывать одно и то же время.

Лейбниц отвергает первое решение, оно кажется ему банальным. Второе решение он отвергает потому, что оно предполагает непрерывное чудо, и при внимательном анализе оказывается в противоречии и с идеями Божественной мудрости, и с идеями о порядке вещей. Третий путь – "посредством точного саморегулирования каждой из двух сущностей, чтобы они могли действовать согласованно в силу собственной природы" – "самый прекрасный и более достойный Бога". Лейбниц назвал его "системой предустановленной гармонии" [129, с. 288].

По сути, рассматриваются две ситуации: 1) согласование временной упорядоченности внутреннего мира личности и временной упорядоченности событий внешнего мира; 2) согласование временной упорядоченности событий внутреннего мира одной личности с временной упорядоченностью событий внутреннего мира другой личности. Эти ситуации связаны с проблемой ритмов. В современной науке имеется обширная литература по ритмологии. Но мы остановимся только на отдельных аспектах этой проблемы.

Прежде всего, укажем на целесообразность введения представления о "личностной минуте". Факты убеждают, что у каждого индивида имеется свой "внутренний отсчет времени". Можно провести такой тест. Реципиентам предлагают не смотреть на часы, и когда по их представлениям пройдет полминуты, сигнализировать об этом поднятием руки. При наличии нескольких реципиентов одни, как правило, поднимают руку до того, когда истекло указанное время, другие – после. Следовательно, у одних людей более "короткая" минута, а у других более "длинная". Эти показатели могут быть инвариантными, а могут меняться и зависеть от состояния реципиента. Если состояние напряженное, тревожное, – продолжительность "личной минуты", как правило, укорачивается.

Может возникнуть необходимость "приспосабливать" естественную личную реакцию к требованиям, обусловленным соответствующей профессиональной деятельностью. Так оркестрант, когда он индивидуально репетирует свою партию, может ее исполнять быстрее или медленнее, но играя в составе оркестра, он должен подчиняться темпу, задаваемому дирижером. В таких видах спорта, как гребля, синхронное плавание и т. д., согласованность ритмов играет исключительную роль. Но бывают ситуации, когда человек не может изменить, переделать, приспособить свой ритм к другому ритму. Так, например, пробовали задавать одинаковый ритм мастерам, занимающимся ручной шлифовкой оптических стекол. – работа шла плохо. Тогда разрешили каждому работать в желаемом для него ритме, и результаты были прекрасные. Другой пример: тренер предложил бегунам разбиться на группы по три человека и самим подобрать удобную для них скорость. В группах порой оказывались люди самого разного возраста, но общим у них был удобный темп.

В этих примерах согласованность или рассогласованность определялась физиологией, наличием специфики "личной минуты". Но вопрос о согласовании внутреннего и внешнего мира в плане их временной организации может рассматриваться и более широко, с позиций социальных связей и зависимостей.

Например, творческий процесс, как известно, всегда обусловлен деятельностью отдельной личности, и, следовательно, зависит от её внутреннего мира. Вместе с тем творчество имеет социальную значимость. Выделяется три возможных вида отношений. Во-первых, творчество, точнее, результат творческой деятельности – открытия, теории – может опережать своё время. Сам создатель при этом как бы живет в другом времени по отношению к той эпохе, к которой он в действительности принадлежит. Судьба его открытий может быть при этом трагичной в том смысле, что сам создатель чувствует себя одиноким, его не понимают, люди не доросли до того уровня, на котором находится он и т. д. Но такие "преждевременные люди" существуют, и они могут творить в науке, в искусстве или быть изобретателями. Кроме того, могут иметь место "своевременные" открытия. Это значит, что творческая личность чувствует требования времени. Открытия, сделанные такой личностью, оказываются востребованными уже при её жизни. При этом могут быть и случаи синхронии в открытиях, сделанных разными личностями. Различные личности могут независимо друг от друга сделать одно и то же открытие. Например, открытие неевклидовой геометрии Н. И. Лобачевским и Я. Бойяи. И наконец, могут быть случаи запоздалых открытий. Исследователь решает задачу, делает обобщения и не знает, что эту работу уже кто-то сделал до него. В химии, например, нередко время на поиски ответа на вопрос о том, была ли данная реакция кем-то уже осуществлена, больше того времени, которое требуется на осуществление самой реакции. Следует отметить, что создание Интернета способствует существенному сокращению дублирования открытий.

Огромный вклад в раскрытие тайн времени внес немецкий философ Иммануил Кант (1724 – 1804). Кант во многом находился под влиянием идей И. Ньютона. Он считал, что чем всестороннее научные теории получают свое выражение с помощью математического аппарата, тем выше статус науки. Но по вопросу о сущности времени у Канта был свой взгляд, отличный и от концепции Ньютона, и от концепции Лейбница. Только "ранний" Кант примыкал к теории времени Ньютона. Представления Ньютона о времени основывались на признании реальности времени, время в концепции Ньютона – это реальное условие существования всех объектов, вещей. Лейбниц давал отличную от Ньютона интерпретацию времени. Он считал, что время – это реальное выражение способа существования (последовательности) объектов, вещей, не зависящее от самих вещей. Взгляды Ньютона и Лейбница несколько отличались, но они оба признавали реальность времени.

Кант проблему времени рассматривает в тесной связи с сознанием. До Канта – у Гоббса и Юма – были только отдельные подходы к такой постановке вопроса. Юм предполагал, что время является "законом деятельности ума", и эту деятельность ума он относил к первоначальным качествам человеческой природы, на объяснение которых он не претендовал [174]. Конечно, все проблемы теории познания, разработанные Кантом, мы осветить не сможем. Остановимся только на некоторых принципиальных моментах.

В теории познания Кант особенно выделяет понятие интуиции. Под интуицией он понимает особый способ философского исследования сознания – способ наблюдения деятельности сознания. Это своего рода философское интеллектуальное созерцание. Такое созерцание дает всеобщее знание об особенностях деятельности сознания в познании предмета.

Для понимания разработанной Кантом теории "субъективного времени", остановимся на следующих положениях. Кант считает, что нужно уйти от декартовской тавтологии "я мыслю – я существую". Он резюмирует рациональное содержание теории познания в философии нового времени. Сводить познание к фиксации самого факта, что познание есть, и к описанию содержания сознания, а именно: осуществлять в описании сознания простое воспроизведение предметов как таковых – это, по мнению Канта, ограниченное понимание процесса познания. Кант подчеркивает, что описание, воспроизведение предметов сознания – это не есть познание. Кант подчеркивает, что познание предметов есть деятельность. Эта деятельность протекает последовательно, т. к. уже "…при проведении прямой линии мы …последовательно определяем внутренне чувство…" [63, c. 206].

По мнению Канта, последовательность деятельности познания, мышления и восприятия предметов не исключает, а предполагает сохранение предыдущих частей, результатов или элементов деятельности – поэтому эта деятельность определяется как синтез. И в этой же связи Кант отмечает, что знание – это знание многообразного. (Примечательно, что понятие многообразия – это одно из центральных понятий теории информации.)

Для Канта, как и любого наблюдателя деятельности сознания, разделяющего предложенный Кантом способ анализа, покажется очевидным, что способы деятельности познающего сознания необходимо фиксировать через термин и понятие времени. Это само, что называется, напрашивается. Как же возможно это описание и чем представится время в связи с анализом методов сознания в предметном мышлении?

При мысленном проведении, например, линии, очевидна последовательность проведения линии во времени. Способ деятельности сознания (т. к. в данном случае у Канта мы имеем точку зрения гносеологическую), состоящий в последовательном синтезировании предмета, и был назван Кантом временем. Время есть сама эта осуществляемая через деятельность сознания последовательность "схватывания", в терминологии Канта, или конструирование предмета. Поэтому "…время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии… исключительно на действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство и тем самым имея в виду последовательность этого определения" [там же].

В этом суждении Канта не только отмечается связь представлений о времени и информации (посредством понятия о многообразии), но и привлекается внимание к проблемам синтеза. Но реляционный синтез предполагает особую, высокую способность ума, поэтому понятно, что Кант необходимым образом связывает представление о времени с представлением о деятельности, активности сознания. Сознание "знает" время постольку, поскольку оно мыслит линию, конструирует предмет как явление. Для бездействующего сознания, очевидно, не может быть времени как своеобразной характеристики его самого.

Очевидно, что последовательность как характеристика деятельности сознания (т. е. время) предполагает невозможность абстрагироваться от самого сознания и составляет, с точки зрения Канта, определение его деятельности. Последовательность определения предмета, по Канту, сохраняется и воспроизводится сознанием. Если бы мы не запоминали и не воспроизводили сейчас, когда мы мыслим, прошлых шагов, моментов определения предмета, мы не получили бы образа линии в сознании. Реализуя синтез последовательности, сознание сохраняет и воспроизводит прошлые моменты времени, своеобразно фиксируя последовательность нашей деятельности мышления предмета. Поэтому если "…я постоянно забывал бы… предшествующие части времени…, у меня никогда не возникло бы целое представление… не образовались бы чистейшие и первые основные представления… о времени" [там же, c. 703].

Вне отношения к сознанию, к субъективной деятельности познания, с точки зрения Канта, нет и не может быть времени; т. е. не может быть никакого времени самого по себе. Время в собственном смысле – это в первую очередь нечто зависимое и производное от функции, или деятельности синтеза в познании. Время, по сути дела, – это определение или даже название некоторых особых методов и способов субъективной синтезирующей деятельности познания предмета. Образ деятельного сознания, выраженный представлением о фигурном синтезе, может быть аналитически рассмотрен с точки зрения предмета мысли, предмета этого сознания. Кант констатирует, что предмет мысли (например, линия) представляется как нечто в первую очередь наглядное, созерцаемое – причем это имеет место во всех случаях, независимо от того, будет ли предмет только предметом мысли (мышление линии, например) или конкретно, реально существующим предметом.

Поскольку последовательность синтезирования и производит, по Канту, наглядное представление о предмете (линия, круг и т. д.), то время как метод последовательного синтеза можно назвать необходимым и всеобщим способом, формой наглядного представления, созерцания предмета в сознании. Наглядность представления, созерцание отождествляется Кантом с чувственностью, именно поэтому время, с точки зрения Канта, есть форма чувственности.

Время, по Канту, есть форма созерцания, т. к. оно представляется способом организации конкретного созерцания субъектом того или иного предмета, оно "определяет отношение представлений в нашем внутреннем состоянии" [63, c. 138]. Время как созерцание "…не содержит ничего, кроме отношений… оно …есть форма созерцаний" [там же, c. 149].

Время определяется Кантом и как созерцание. Это утверждение Канта нельзя трактовать в том смысле, что Кант считает возможным наглядное представление самого времени как такового. Время – не предмет созерцания и даже вообще не знание, это Кант специально оговаривает. В данном случае Кант полемизирует с представлением о времени как о понятии, отвлекаемом от наблюдений вещей и их отношений. Кант говорит: "Время не есть эмпирическое понятие, выводимое из какого-нибудь опыта" [там же, c. 135]. Ибо: "различные времена суть лишь части одного и того же времени. Но представление, которое может быть дано лишь одним предметом, есть созерцание" [там же, c. 136]. В данном случае Кант определяет время как единое представление, как бы объемлющее, соединяющее собой многообразное конкретное содержание сознания. Это единство зависит от синтезирующей деятельности сознания (каким именно образом зависит – этого Кант в "Трансцендентальной эстетике" не исследует), сохраняющего, воспроизводящего и объединяющего моменты времени в синтезе цельного и единого представления предмета.

Время Кант определяет как форму внутреннего чувства, в противоположность пространству как форме только внешнего чувства. Поскольку время по самой сути – есть определение способа активности сознания, то оно в первую очередь относится к созерцанию. "В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению…" [там же, c. 138]. Так как познать что-то вне нас самих, по Канту, мы можем только через собственное сознание, то время окажется "…условием всех явлений вообще" [там же].

В "Трансцендентальной эстетике" Кант, таким образом, подвергает специальному исследованию именно проблему наглядности (=чувственности) и созерцания, искусственно и условно изолировав эти моменты в познании предмета. Время рассматривается в таком случае как своеобразная характеристика наглядного представления, созерцания предмета. В "Трансцендентальной эстетике" Кант дает ещё несколько существенных определений времени как элемента познавательной деятельности, пытаясь осмыслить, так сказать, гносеологический статус времени, разрешить проблему реальности времени, его субъективности.

Уже было упомянуто, что "ранний" Кант примыкал к теории времени Ньютона. Позиция "критического" Канта по отношению к предшествующим учениям существенно видоизменяется. Что же не устраивает Канта в интерпретациях времени как реального образования? Ведь всякому здравомыслящему человеку кажется совершенно очевидным, что вещи существуют во временной последовательности, возникают и исчезают и только так – в реальном времени и изменении – нами и познаются. Против чего же, собственно, возражает Кант, когда он пишет: "Время не есть нечто такое, что существовало бы само по себе…"? [там же, с. 137]. Кант возражает против трактовки реальности времени в смысле его принципиальной независимости от деятельности сознания, как времени самого по себе; время в таких трактовках, подчеркивает Кант, выступает как нечто само по себе сущее. По Канту же, предмет, вещь, если подвергнуть представление о вещи специфическому исследованию под углом деятельности сознания, обнаружит зависимость от сознания ("Я не могу мыслить линию, не проводя ее мысленно"); подобно этому и время не есть нечто независимое от сознания, а составляет, как было выяснено кантовским анализом, способ синтезирующей активности сознания и зависит от субъекта: "…я произвожу само время в схватывании созерцания", – говорит Кант [там же, c. 224]. Он, по сути дела, возражает даже против самой методологической философской установки, полагающей возможным абстрагироваться от сознания с его спецификой, творческими, конструктивными способностями.

С точки зрения Канта, "…время следует считать действительным", но "не как объект, а как способ представлять меня самого как объект" [там же, c. 140]. Попытка трактовать реальность времени в смысле его абсолютной независимости от сознания и самостоятельного существования ведет, с точки зрения Канта, к явным нелепостям. Так, "…те, кто признает абсолютную реальность пространства и времени, …должны признать наличие двух вечных и бесконечных, обладающих самостоятельным бытием нелепостей пространства и времени, которые существуют …только для того, чтобы схватывать собой все действительное…" [там же, c. 142]. Нетрудно заметить, что Кант в данном случае воспроизводит образ времени, свойственный его теории. Критика ньютоновских представлений о времени вовсе не содержит, с нашей точки зрения, стремления опровергнуть науку. Представление Ньютона об абсолютном времени как своего рода самостоятельной реальности было вполне правомерным в рамках и в целях его механики, и очень трудно было бы заподозрить в нападках на естествознание И. Канта, который сам так много сделал для развития естественных наук.

Дело в том, что Кант возражает не против естественнонаучных представлений о времени: в рамках естествознания эти представления уместны, они функциональны, они "работают". Кант не возражал бы, видимо, и против теории абсолютного времени, и против частной философской теории времени, ставящей своей целью философское описание практики естествознания. Кант обратил внимание на тот факт, что время можно рассматривать как своеобразную структуру сознания и специально исследовать его именно в этом аспекте – в связи с исследованием всеобщих механизмов и структур сознания, осуществляющего познание предметов. Кантовский подход к исследованию времени был, безусловно, новым словом в философии и открывал для нее в изучении времени новый и весьма интересный угол зрения, новую область исследования.

Рациональное зерно кантовской постановки проблемы заключается в утверждении о неправомерности сведения философской категории времени к естественнонаучным направлениям. Конкретно у Канта эта идея воплощается в стремление гносеологически исследовать время в связи с механизмами деятельности познающего сознания, обратить внимание на методологическую функцию представлений о времени, "работающих" в естествознании. Кант оказался родоначальником довольно значимой философской традиции изучения времени в связи с сознанием, как структуры сознания, а также форм и способов сознания времени, человеческой способности "знать" время [52].

Подведем некоторый итог. Обратимся к суждениям древних восточных мудрецов. Философ Нимбарка (XI век) задал вопрос: "Способность поверхности воды колебаться связана или не связана с водой?" [186, с. 54]. Ответ очевиден: гладкая поверхность воды или зыбь на воде – это различные состояния одной и той же сущности. Состав воды не меняется при переходе самой поверхности воды из одного состояния в другое. Понятие "состояние" можно прояснить при помощи представлений о функции. Водная поверхность может "функционировать" как гладкая поверхность, а может представлять бушующую стихию. По аналогии можно сказать, что феномен времени может выполнять различные функции. Хайдеггер отмечает, что время выполняет функцию своеобразного "зеркала". В этом "зеркале" отражается внешний мир, но мир "преломленный" через сознание субъекта, и в этом же зеркале отражается субъективная, активная деятельность познающего субъекта. Некоторые механизмы взаимоотношения этих двух "зеркальных функций" сделал своим рассмотрением И. Кант, и именно это обстоятельство мы имели в виду при изложении его позиции.

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4.

Концепция времени Франца Брентано

и современность

Франц Клеменс Гонаратус Герман Брентано (1838 – 1917) родился в немецком городе Мариенберге. Будущий философ происходил из древнего, восходящего к XI веку итальянско-немецкого рода Брентано. Представители этой династии с давних времен занимались торговлей и предпринимательством, а некоторые из них обладали так же и литературным дарованием. Франц Брентано слушал лекции по философии в Мюнхене, Вюрцбурге, а затем в Берлине. В 1862 году на философском факультете в Тюбингине он защитил диссертацию “О различных значениях сущего у Аристотеля”. Осенью 1866 года началась преподавательская деятельность Брентано. Его лекции пользовались большим успехом. Но академический успех в Вюрцбцрге сочетался с громким скандалом по поводу ряда опубликованных высказываний Брентано, в которых он ставил под сомнение догмат о непогрешимости Папы. Для продолжения преподавательской деятельности Брентано пришлось сменить не только университет, но и страну. В 1874 году он получает должность ординарного профессора в Вене и продолжает чтение лекций. Его популярность растет. Слушателями Брентано становятся Эдмунд Гуссерль, Франц Хиллебранд, Зигмунд Фрейд, Христиан фон Эренфельс, Казимир Твардовский и другие известные люди. Многие остались преданными его идеям на всю жизнь, образовав так называемую “эмпирическую школу Брентано”, пустившую корни по всей Европе.

Брентано умер в Цюрихе, куда был вынужден уехать в связи с началом Первой мировой войны.

Говоря о жизни Брентано, нельзя не упомянуть одно важное обстоятельство, во многом объясняющее, почему его творчество практически неизвестно широкой публике. Дело в том, что при его колоссальной работоспособности, более чем за 50 лет своей научной деятельности, он издал всего семь небольших книжек, пять крошечных брашюр, несколько статей, а также резюме своих выступлений на философских и психологических конгрессах. Но одна только научная корреспонденция Брентано составляет 16 тысяч страниц. Огромная часть наследия осталась неизданной. Давно начатая попытка опубликования академического издания трудов Брентано не завершена до сих пор.

В своем учении о сознании Ф. Брентано выдвинул на первый план проблему кардинального различия психических и физических феноменов. При этом он различает не психическую деятельность и физические объекты сами по себе, а способы их проявления в сознании. Источником психических феноменов Ф. Брентано полагал внутреннее восприятие, которое сосуществует в одном акте сознания с любой формой психической деятельности. Каждая форма психической деятельности в этом внутреннем восприятии осознается как таковая: представление как представление; суждение – как суждение и т. д. Внутреннее восприятие или внутренний опыт оказываются, таким образом, источником очевидности: представление осознается в нем именно как то представление, которое мы имеем и т. д.

Предметом естествознания являются физические феномены, которые обнаруживаются в ощущениях. Отождествление сил, вызывающих ощущение, с предметом есть условность, наделяющая объект науки устойчивым существованием. Поворот внимания к физическим феноменам в фантазииодин из основных источников психологического познания. Классификация психических феноменов проводится Брентано соответственно их интенциональной природе, т. е. по способу полагания объекта.

Существуют три несводимых друг к другу класса таких феноменов: акты представления, лежащие в основе всех других; акты суждения, в которых нечто признается или отвергается; и акты "любви и ненависти", или "интересов" (эмоции).

В этой связи целесообразно отметить, как Брентано в своих работах раскрывает содержание понятия "интенциональность" [28, с. 33, 35]. Он пишет о том, что давным-давно психологи обратили внимание на некое особое родство, аналогию, которая существует между всеми психическими феноменами, в то время как физические феномены со своей стороны этой способностью не обладают.

Любой психический феномен содержит в себе нечто в качестве объекта, хотя и не одинаковым образом. В представлении нечто представляется, в суждении нечто утверждается или отрицается, в любви любится, в ненависти – ненавидится и т. д. [28, с. 33].

В более поздний период Брентано уточняет, что наша психическая деятельность направлена на вещи, под которыми имеются в виду не только тела, но и "духи", т. е. нечто идеальное. Эти вещи берутся в качестве объектов различным образом. Только вещи обладают существованием в собственном смысле, их высшее родовое понятие реальность. То, что взято в качестве объекта, существует лишь в несобственном смысле: например, телесность, а не индивидуальное тело, любовь, а не любящий, бесконечное пространство, а не пространственность, универсалии, а не индивиды, которые мыслят общее. Реальным, по Брентану, может быть только индивидуальное. Ни внешнее, ни внутреннее восприятия не дают индивидуализирующего признака.

Учение о сознании – это исходный пункт решения всех других проблем в философии Брентано, в том числе проблемы времени, критического анализа языка и т. д.

Прежде чем остановиться на рассмотрении учения Брентано о времени, отметим, что ряд его положений получил свое дальнейшее развитие в работах Гуссерля и Хайдеггера. У Брентано имеют место удивительно неожиданные суждения, которые сам Брентано квалифицировал скорее как вопросы, "над которыми следует подумать", чем как готовые ответы. К числу таких "постановочных" проблем относится проблема реакции на паузу при прослушивании музыкальных произведений и, в более широком плане, "реакция на тишину", на продолжительность во времени "отрезка", если можно так сказать, самой тишины, или на факт её наличия, её присутствия.

Брентано ставит этот вопрос следующим образом: если с изменением интенсивности слышания всегда в равной мере увеличивается или уменьшается интенсивность представления слышания, то когда интенсивность слышания становится равной нулю, становится ли равной нулю и сопутствующее этому слышанию представление? По его мнению, по-видимому, правильным является обратное. Поэтому Брентано задает вопрос иначе: "Как можно воспринимать то, что мы НЕ слышим?". Что с нами происходит в то время, когда мы воспринимаем, т. е. обращаем внимание на паузы в музыке и на долготу пауз, или когда обращаем внимание на наступление полной тишины, прекращение всякого шума? По его мнению, вполне интенсивным кажется даже имеющее иногда место представление неслышания.

Затем Брентано переходит к рассмотрению примера со сном мельника на работающей мельнице. Поскольку этот пример является своего рода классическим, остановимся на его рассмотрении подробнее. Мельник спокойно спит при самом сильном грохоте мельницы, но просыпается даже от глубокого сна, едва только грохот колес мельницы прекращается. Нечто аналогичное происходит и тогда, когда прихожанин мирно дремлет во время проповеди и моментально пробуждается при её окончании, прежде чем его разбудит шум поднимающейся паствы.

Брентано пишет, что такое замечание "способно заставить несколько задуматься". Не доказывают ли вышеприведенные примеры о восприятии паузы при прослушивании музыкального произведения, или тишины на мельнице существования восприятий без наличия положительного объекта, поскольку ОТСУТСВИЕ СЛЫШАНИЯ, очевидно, не является положительным объектом?

Чтобы ответить на этот вопрос, Брентано предлагает более детально рассмотреть имеющиеся факты и найти им объяснение. Когда мы обладаем представлением паузы и представлением продолжительности паузы, нам являются звуки, которые ограничивала пауза, с их различными временными определенностями; ведь каждый звук, явившись в качестве настоящего, еще некоторое время представляется в качестве прошедшего – прошедшего в большей или меньшей степени. Величина этого различия есть так называемая продолжительность паузы. И таким образом, как и при представлении льющейся музыки, мы обладаем здесь представлением звуков, только здесь не будут представляться звуки средней временной определенности (т. е. звуки, звучащие в настоящем).

Поскольку мы обладаем представлением звуков, то нет ничего удивительного в том, что это представление сопровождается ещё одним, равным по интенсивности и направленным на него представлением. Восприятие при наступившей тишине есть схожий случай. Шум, который являлся раньше в настоящем, теперь является в качестве непосредственно прошедшего, хотя и нет никакого шума в качестве настоящего. Представление шума, являющегося в качестве прошедшего, сопровождается в соответствии с тем, что мы установили, представлением равной интенсивности.

Брентано рассматривает, далее, ряд возможных возражений в адрес предлагаемых им объяснений. Он пишет, что его объяснение не следует оценивать как "недостаточное". Продолжай мельница грохотать и дальше, мельник точно так же обладал бы представлением о грохоте, который являлся бы в качестве непосредственно прошедшего, как и тогда, когда мельница остановилась, при том только, что кроме представления о непосредственно прошедшем грохоте в этом случае он обладал бы ещё и представлением о шуме, являющимся в качестве настоящего. Таким образом, он обладал бы не только представлением, которое, по мнению Брентано, будит мельника при остановке мельницы, но и ещё одним представлением. В результате снова отсутствует причина, которая могла бы объяснить пробуждение, и отсутствовать она будет до тех пор, покуда мы не решимся признать ОСОБОЕ ВОСПРИЯТИЕ НЕСЛЫШАНИЯ.

Все вышеприведенные примеры наводят нас на мысль о том, что целесообразно принять довольно неожиданную гипотезу, а именно предположить, что подобно тому, что предметом изучения становится ситуация взаимодействия пространственно-временного континуума с материей (см.: [149, с. 172 – 180]), предметом специального исследования должен стать и процесс взаимодействия пространственно-временного континуума с сознанием, с мыслью.

Во взаимодействии пространственно-временного континуума с мыслью, возможно, содержится один из вариантов объяснения приведенных выше примеров. Дело в том, что при прослушивании музыкального произведения имеет место целостная реакция слушающего на всё произведение, а не только на его отдельные части. Целостная реакция предполагает реакцию на всю временную структуру, на всю временную организацию музыкального произведения, а не только реакцию на отдельные звуки и паузы между ними.

В примере с мельником речь идет о целостном восприятии происходящего, во сне это может происходить на подсознательном уровне. Мельник в целостном виде воспринимает и шум колес мельницы, и паузы между звуками в этом процессе, они органически, как и отдельные звуки, входят во временную структуру процесса. Если же вместо отдельных пауз наступает полное прекращение грохота, то это – сигнал об остановке мельницы, что настораживает мельника.

Вполне можно предположить, что целостное восприятие всего процесса или процессов (прослушивание музыкального произведения, реакция на шум колес мельницы и т. п.) возможно только потому, что осуществляется процесс взаимодействия пространственно-временного континуума в целом с сознанием.

При изучении восприятия времени и тех взаимосвязей, которые существуют между модусами времени, при рассмотрении ряда других вопросов Брентано, естественно, сталкивался со многими трудностями и не мог не задумываться над причинами их возникнования. К числу принципиальных обстоятельств, которые сильно затрудняют прогресс психологии, он относил наличие "многих психологий исходные позиции которых различаются. Брентано предполагал, что если произойдет замена многих психологии на одну психологию, то это благотворно скажется на дальнейших исследованиях в этой области.

В настоящее время можно утверждать, что это пожелание Брентано, эта его мечта не только не осуществилась, но диффузность самих знаний в области психологии еще более возросла; возникло много различных отраслей внутри психологии, которые отличаются друг от друга по своим объектам и методам исследования. Более того, внутри психологии имеется множество теорий, предназначение которых заключается лишь в том, чтобы с их помощью раскрывать (точнее, пытаться раскрыть) специфику отдельных конкретных процессов или явлений. Например, существует тринадцать концепций такого явления, как восприятие. Именно концепций, а не определений и не характеристик. И если Брентано спокойно употреблял термин "восприятие" и не задумывался над тем, какой именно психологической концепцией он руководствуется, то современный исследователь, желает он того или нет, вынужден принимать одну из имеющихся концепций по вопросу о том, что такое восприятие, или предлагать новую епцию, если уже существующие его не устраивают.

Полифоничность взглядов существует не только в психологии, но и в других науках. Существует она и в философии, особенно ярко проявляясь в такой сфере философского знания, как гносеология. Все попытки свести имеющиеся теории познания к одному знаменателю пока что должных результатов не дали.

Это длинное отступление нам необходимо для того, чтобы показать, почему так трудно получить однозначные ответы относительно природы времени даже при наличии огромного количества литературы, исследований и экспериментальных данных. Все дело в том, что само упорядочение этого материала предполагает наличие определенных принципов, а принципы эти могут зависеть в частности и от того, в рамках какой психологической теории ведется исследование.

Так или иначе, но такую область знаний, как психология, следует выделить особым образом, а не рассматривать её наряду с другими науками, когда речь идет о получении информации о свойствах такого феномена, как время. Ибо психические процессы протекают во времени (но как они пространственно организованы – это вопрос отдельный). Именно психология дает много новых интересных и неожиданных сведений о том, что собой представляет "процесс сращенности" психики человека со временем, за счёт каких свойств времени возникает эта "сращенность".

Постановка вопросов о восприятии времени впервые была предложена Брентано.

В дальнейшем вопросы о структуре временного восприятия, о соотношении понятий одновременности и последовательности, стали в психологии предметом специального, тщательного и всестороннего анализа. Более того, вопрос о сооотношении диахронии и синхронии, оказался исключительно интересным также для гносеологии и в плане выяснения отношений между некоторыми пространственными и временными зависимостями.

Поясним это следующими примерами. Психологи заметили, что хотя в таком случае, как тиканье часов, заведомо известно, что имеет место только последовательность ударов (их чередование), что один удар строго следует за другим, но воспринимается это тиканье как бы за счет "сращенности" одного удара по крайней мере с одним последующим. Это обстоятельство свидетельствует о том, что в самом механизме восприятия времени заложена способность к интеграции моментов, относящихся к различным модусам времени, способность удерживать в памяти предшествующий звук и объединять его с тем звуком, который воспринимается в настоящем. Причем по своей яркости предшествующий звук почти столь же "осязаем", как и звук последующий. Вследствие этого в восприятии легко возникает своеобразное "звено", которое, строго говоря, состоит из различных по своей временной природе звуков: одинпредшествующий – относится к прошлому, а другойпоследующий – к настоящему.

В плане более детального анализа сложившейся ситуации отметим, что способность воспринимать "звенья" может приобретаться за счет тренировки соответствующих навыков, "привыкания". В этом отношении весьма примечательным является механизм научения чтению. Обучающиеся чтению (дети или взрослые) вначале произносят слова по слогам, а затем, обучившись, уже воспринимают слова в их единстве, без разложения на слоги. Этот факт свидетельствует о том, что к понятиям синхронии и диахронии следует относиться с предельной осторожностью. Способность интегрального восприятия событий во времени, или то, что мы назвали "восприятием звеньев", играет исключительную роль в развитии интеллекта человека.

Зададим вопрос: что воспринимает человек, когда он слушает чужую речь – отдельные слоги, отдельные слова или отдельные фразы? Отдельные слоги он воспринимает на стадии обучения чтению. При прослушивании чужой речи слушающий воспринимает целые слова и фразы. Возникает другой вопрос: почему от восприятия последовательности слогов, из которых состоит слово, человек переходит к интегральному восприятию всего слова, почему слово воспринимается человеком как не расчлененное на слоги. У этого обстоятельства должна быть причина. Она заключается в том, что в отличие от отдельного слога, который смыслом не нагружен, слово несет в себе определенный смысл. Восприятие речи есть восприятие её смысла. Способность человека воспринимать заведомо следующие друг за другом события (одни слоги в слове следуют за другими) как одновременные является одним из необходимых и решающих условий восприятия смысла речи.

Психологи отмечают, что в науке (точнее, в ряде наук) всё, связанное с одновременностью, всю синхронию, симультантность почему-то стали относить к пространственным отношениям. Время, по сути, исключили из тех ситуаций, где имеет место изучение такого заведомо "временного" свойства, как одновременность. Тем самым были обеднены, "усечены" методологические принципы изучения процессов в эволюционных теориях, в таких науках, как история и т. п.

Современная картина "темпомира" акцентирует внимание не просто на одновременности тех или иных событий, а на наличии одновременности на более высоких "структурных уровнях". Речь идет о сосуществовании тех зависимостей, которые характерны для прошлого состояния определенных объектов, их состояния в настоящем и их состояния в будущем. Подобного рода модели, их математическое описание имеет место в работах специалистов в области синергетики [70, с. 14 – 33].

Творчество Брентано интересно нам прежде всего в той связи, что он затронул темы, которые относятся к проблемам темпорализма. Но его анализ выходит за рамки только феномена времени и органически пересекается с целым рядом гносеологических и логических проблем, имеет исключительное значение для понимания специфики человеческих механизмов адаптации. В частности, Брентано подробно рассматривает ситуацию, при которой происходит реакция человека не на определенный раздражитель (например, звук), а на его отсутствие (реакция на тишину).

Более подробно эта тема рассматривается уже Бергсоном, который использует термин “реакция на лишение”, т. е. на то, чего нет, на отсутствующий объект. Бергсон рассматривает процесс формирования у человека представлений об отсутствующем объекте и их функции в жизнедеятельности людей. Он акцентирует внимание на несимметричности наших представлений о том, что наличествует непосредственно и о том, что отсутствует. Бергсон показывает, что чисто формальное логическое отрицание и отсутствие объекта в реальной жизни – это разные плоскости, разные слои, которые нельзя отождествлять.

В свою очередь Брентано анализирует категории определенности и неопределенности и выделяет их специфику, прежде всего, несимметричность. Возвращаясь к проблеме времени, отметим, что посредством категории время можно измерять не только движение и деятельность, но и такие стационарные состояния, как тишина, покой – они тоже “длятся” во времени. Во времени “протекают” и такие процессы, как ожидание, воспоминание и т. п. В ситуации ожидания переживают не само ожидаемое событие, это событие нельзя переживать, так как оно еще не наступило, а переживают воображаемое событие, это реакция на отсутствующий объект. Человек может переживать и воображаемую или виртуальную реальность. Структура самого протекания события при этом может быть инвертированной, это значит, что человек мысленно может погружаться в более отдаленное событие своей будущей жизнедеятельности, и лишь потом – в более близкие.

В известном смысле сами понятия “прошлое” и “будущее” можно рассматривать как несуществующие объекты: прошлого уже нет, а будущего еще нет. Однако реакция на эти несуществующие объекты играет важную роль в жизни человека. Человек планирует свои действия и использует свой прошлый опыт (память). Специалисты утверждают, что у животных нет представлений о прошлом и будущем. Именно наличие таких представлений во многом определяет отличие механизмов приспособлений человека, адаптационных возможностей человека от адаптационных возможностей животных.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 5.

Учение Эдмунда Гуссерля о категории времени

и проблемы интеллекта

Эдмунд Гуссерль (1859 – 1938) основной задачей своего творчества считал поиски несомненных основ познания. Для критики современных ему теорий и доктрин XIX века, таких, как психологизм, эмпиризм, конвенционализм, он использовал известную оппозицию “знание” и “мнение”. Это различие Гуссерель считал фундаментальным и руководствовался им всю жизнь. Мнение, кроме того, что оно может быть неточным и поверхностным, задает также установку на познание полезного. В отличие от мнения знание ориентированно на теорию. Такая ориентация позволяет философии раскрыть сущность мира в универсальном горизонте, дойти до последних оснований знания и заложить фундамент как науки, так и человеческой жизни.

Гуссерль начал свою творческую деятельность как ученик Ф. Брентано. Последний предложил использовать термин “интенциональность”. Это означает, что феномены сознания обладают имманентной (т. е. внутренне присущей им) предметностью. Благодаря ей оказывается возможным избавиться от мучительного вопроса о соответствии знания внешней реальности. Гуссерль настаивает на вынесении вопроса о реальности “за скобки”. Следует изучать, считал Гуссерль, всеобщие и необходимые акты сознания. Именно за счет этих актов возможны суждения о реальных предметах. Сравним эту позицию Гуссерля с позицией Аристотеля в отношении средств познания времени.

Аристотель, как отмечалось выше, считал, что для постижения сущности времени следует привлекать такие способности нашего ума как опыт, память и воображение. При этом, насколько нам известно, он не ставил вопроса о том, можно ли, основываясь на перечисленных способностях нашего ума, осуществлять постижение других категорий. Но нет в суждениях Аристотеля и утверждения о том, что данные способности ума могут быть использованы только для постижения свойств времени.

Обратим внимание на те способности нашего сознания, которые выделяет в своем учении Э. Гуссерль –это способность ощущать, вспоминать, судить и воображать. Если сравнить "наборы" способностей, необходимых для познания свойств модусов времени, предложенные Аристотелем и Гуссерлем, то мы увидим, что у Гуссерля добавлена ещё одна способность, а именно способность "судить".

Зафиксируем сам факт наличия известного совпадения в "наборах". Случайно ли это? Что это за "набор" способностей нашего сознания, который Аристотелем упоминается как локальный, частный, однако необходимый и достаточный для отражения свойств модусов времени и который в учении Гуссерля рассматривается уже как всеобщий, подходящий для отражения, по сути, любых зависимостей, причем без конкретного указания, для постижения какого именно объекта он может быть использован?

Поскольку в учении Гуссерля четко и определенно подчеркивается ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ сознания, его обязательная направленность на определенный объект, то, очевидно, целесообразно привлечь внимание к таким современным понятиям, как "интеллектуальная деятельность", к такой "интегральной" способности нашего сознания, как способность "строить программы".

Ведь и Аристотель, и Гуссерль осуществляли выборку среди множества способностей нашего сознания по какому-то принципу. Именно на определенных способностях останавливали они своё внимание. У Аристотеля эта "выборка" более "прозрачна". Он выделил одну из очень важных категорий категорию времени и показал, что у этой категории имеются различные модусы, для постижения свойств которых необходимо привлекать различные свойства нашего сознания. Оказалось при этом, что все перечисленные Аристотелем свойства нашего ума, которые использует человек для постижения сущности времени, имеют непосредственное отношение к интеллекту человека. Знал ли сам Аристотель, что, указывая на те свойства нашего ума, которые необходимо использовать для постижения категории времени, он, по сути, анатомирует наш интеллект? Но факты настойчиво убеждают, что существует непосредственная зависимость между степенью глубины постижения сущности такого феномена, как время, и уровнем интеллекта.

Нам могут возразить, что не только категория времени в этом плане является показательной. В каждую категорию человек вкладывает то или иное содержание в зависимости от уровня своего интеллекта. Это бесспорно. Но на примере такого феномена, как время, это можно показать особенно наглядно. В частности, в языках различных народов мира, находящихся на различных уровнях развития, сущность понятия времени отражается по-разному. Известно также, что детей довольно сложно обучить ориентировке во времени по часам, и чем более развит ребенок, чем выше его интеллект, тем проще протекает процесс этого обучения. Есть и других примеры.

Имеет место множество трактовок сути интеллекта, разрабатываются различные стратегии его исследования. Не вдаваясь в суть многочисленных дискуссий, выделим общепринятые представления. Будем исходить из того положения, что: ИНТЕЛЛЕКТ ЧЕЛОВЕКАЭТО НАБОР ПРОГРАММ, которыми пользуется человек в процессе своего взаимодействия с окружающей средой. Несомненно, существует связь между интеллектуальной деятельностью и обработкой информации, её хранением и дальнейшим использованием. Важно подчеркнуть, что между объемом информации, которой владеет человек и интеллектом имеет место опосредованная зависимость. Сам по себе объем информации еще не определяет уровень интеллекта. Уровень интеллекта человека определяется не объемом информации, а НАБОРОМ ПРОГРАММ и УРОВНЕМ АКТИВНОСТИ, с которым эти программы используются для обработки информации. Например, человек с одним уровнем интеллекта ограничится использованием своей памяти, а с другим – творчески подойдет к использованию имеющейся у него информации и создаст нечто новое.

Конечно, интерес представляет вопрос о том, как доказать, что именно такие свойства нашего сознания как память, воображение, ощущение и способность судить являются необходимыми для построения программы нашей деятельности. Можно пойти чисто логическим путем и определить само понятие ПРОГРАММЫ, показать, из каких конкретно отдельных моментов она складывается, дать "пошаговый" анализ. Но уже на интуитивном уровне ясно, что для построения программы необходима исходная информация: она поступает за счет способности ощущений, что касается памяти и воспоминания, то они являются своеобразным банком данных, сохраненной информацией о ранее имевших место чувственных впечатлениях. Далее, необходимо определить цель, задачи. Задача обязательно включает в себя элемент представлений о будущем. Желаемым всегда является нечто ещё не достигнутое, то, чего нет в настоящем, но что принадлежит будущему. И естественно, что при построении программы необходимо непрерывно осуществлять выбор, принимать решения. Способность принимать решения органично связана со способностью "судить", оценивать ту или иную ситуацию и, основываясь на имеющийся информации, оказывать предпочтение определенному выбору, выбирать именно данный подход, а не какой-либо другой.

Выше уже отмечалось, что среди способностей сознания в феноменологии выделяются такие способности как способность ощущать, вспоминать, судить, воображать. Аристотель же отмечал, что для отражения модусов времени используются такие способности ума, как опыт – для отражения настоящего, память – для отражения прошлого и воображение – для отражения будущего. Что касается пространства и его свойств, то здесь аналогия со временем как бы утрачивается. Нельзя сказать, что для отражения “правого” нужно использовать другие способности ума, чем для отражения “левого”, или для отражения “низа” другие способности сознания, чем для отражения “верха”.

Остановимся на рассмотрении вопроса о том, как сами способности сознания взаимосвязаны между собой. Иногда эта взаимосвязь бывает настолько органичной, что способности как бы "переплетаются", функционируют в тесной взаимосвязи, сложно выделить роль отдельных способностей.

Например, лингвисты при изучении истории становления и развития языка заметили, что во многих языках вначале появляются средства для выделения реакции на события, происходящие в настоящем, а потом –дли выделения представлений о событиях прошлого. Что касается процесса выделения особых, специальных языковых средств для выражения событий будущего, то это довольно позднее приобретение. Было также замечено, что существовали формы, в которых в слитном виде присутствовало и желание и форма будущего.

Так дети, желая получить игрушку, тянут руку в том направлении, где она находится. Будущее, т. е. момент достижения игрушки, и желание ее получить – все это слито в движении руки ребенка в определенном направлении в пространстве.

В современных языках (в дальнейшем речь пойдет о русском языке) сохранились такие формы выражения, в которых фиксируется "слитность" желаний и формы будущего времени. Рассмотрим следующую ситуацию. Предположим, что человек входит в комнату, останавливается у двери и присутствующие его спрашивают: какое, по его мнению, расстояние от двери до окна? Он отвечает: "Пожалуй, от двери до окна будет метра три". Обратим внимание на тот факт, что в предложении используется слово "будет", т. е. представление о будущем времени. Строго говоря, это ошибка в речи говорящего, так как то или иное расстояние в комнате от двери до окна УЖЕ ЕСТЬ в НАСТОЯЩЕМ. Почему же говорящий использует будущее время? Это имеет место в силу определенных причин: в слове "будет" отражено ЖЕЛАНИЕ говорящего, ему хочется, чтобы "глазомер" его не подвел, чтобы его оценка оказалась правильной, речь идет именно о его оценке, о правильности его суждения. Ведь способность СУДИТЬ – это одна из основных способностей нашего сознания, о чем уже шла речь. Но в этой ситуации у нас одновременно "работает" несколько способностей говорящего: его способность ОЩУЩАТЬ (зрительная реакция на расстояние от двери до окна) и его способность СУДИТЬ о размерах пространства между окном и дверью.

Данный пример является особенно показательным, так как демонстрирует неизбежность привлечения представлений о модусах времени в различной связи. С одной стороны, расстояние между дверью и окном уже наличествует, уже есть – это состоявшийся акт, настоящее и даже в каком-то смысле прошлое, т. к. относится к тому времени, когда строился дом. С другой стороны, этому уже существующему расстоянию дается оценка, и что касается правильности оценки этого расстояния говорящим, то она принадлежит будущему, может быть ближайшему: стоит только подойти и измерить это расстояние, и говорящий узнает, прав он или нет.

В этой связи нам представляется интересным обратить внимание на специальные исследования, в которых отмечается наличие в логике двух методов: сужденческого и событийного [117, с. 415 – 420].

В учении Гуссерля о времени обращает на себя особое внимание следующий момент. Гуссерль (в учении об интенсиональности сознания), перечисляя феномены сознания (ощущения, воспоминания, воображение), которые есть у Аристотеля, добавляет к ним еще один – способность суждения. Но распоряжаются этими, во многом одинаковыми, "наборами" способностей Аристотель и Гуссерль несколько по-разному. У Аристотеля имеет место довольно категоричное суждение о том, что следует однозначно соотносить между собой модусы времени (настоящее, прошлое и будущее) и такие способности ума, как опыт, память и воображение. Аристотель утверждает, что настоящее познается в опыте, прошлое – благодаря памяти, будущее же – основываясь на нашем воображении.

Гуссерль высказывает суждение о том, что при познании различных модусов времени могут в известной степени использоваться несколько способностей нашего ума, ане только одна из способностей. Анализ, который осуществляется Гуссерлем по отношению к отдельным модусам времени, отличается глубиной и всесторонностью во многом за счет того, что он не настаивает на привлечении только какого-то одного свойства сознания для познания соответствующего модуса времени.

Приведем в качестве примера суждения Гуссерля об анализе такого модуса, как прошлое. Прошлое в сознании выступает как воспоминание. Как немодифицируемое сознание оно есть "ощущение, или, что означает то же самое, "импрессия". Или более точно: оно может содержать фантазмы, но оно само не есть (производимая) фантазией модификация (по отношению) к некоторому другому сознанию как соответствующему ощущению" [48, 116]. Уже из этого небольшого отрывка становится понятной приверженность Гуссерля к привлечению различных способностей нашего сознания для характеристики процесса познания отдельных модусов времени (в данном случае прошлого при помощи воспоминаний). Гуссерль не исключает и роли ощущений (у Аристотеля с помощью ощущений познается только настоящее), и роль фантазии в процессе "реконструкции" прошлого, так как в процессе воспоминаний прошлое как бы "втягивается" в настоящее. (У Аристотеля же о воображении речь идет только в связи с анализом будущего, подчеркивается, что для отражения будущего необходимо только воображение. Вероятно, необходимо уточнение мысли Аристотеля: может быть, он имел в виду то, что без фантазии, без воображения немыслимо отражение будущего, что это ВЕДУЩАЯ способность сознания в отражении такого модуса времени, как будущее.)

В этой связи нам важно подчеркнуть, что Гуссерль все же ограничивает роль фантазии в отражении прошлого. Это ограничение он осуществляет по многим позициям. Гуссерль подробно рассматривает роль фантазмов и приходит к выводу, что "…хотя мы находим, что модальность воспоминания превратилась в соответствующий фантазм, однако материя воспоминания, явленность воспоминания ...сама далее не модифицируется, так же как не модифицировались далее содержащиеся в нем фантазмы. Фантазм второго уровня не существует. И вся явленность воспоминания, составляющая материю воспоминания, есть фантазм, и далее не протекает никакой модификации" [там же].

Напомним, что речь идет об ограничении фантазии при воспоминаниях. Известное ограничение осуществляется и тем, что в воспоминаниях особую роль играет вера. По этому вопросу Гуссерль пишет: "Я вспоминаю о некотором событии: в воспоминании содержится воображаемая явленность события, которое является вместе с фоном явленности, к которому я сам принадлежу, эта совокупная явленность имеет характер воображаемой явленности, однако имеет (также) модус веры, который характеризует воспоминания" [там же].

То обстоятельство, что в воспоминания необходимо ВЕРИТЬ, имеет очень большое значение. Здесь речь идет не только об ограничении фантазии. В построениях моделей будущего, в мечтах может быть "безудержная фантазия". Когда при раскрытии механизма воспоминаний привлекается ВЕРА, то вера играет роль своеобразного критерия "истинности". Так что сама по себе вера без сочетания с другими факторами не может быть гарантом истинности. Но обращение к ней целесообразно. И по этому вопросу опять таки сошлемся на Аристотеля.

По вопросу о взаимосвязи между такими понятиями, как "прошлое" и "вера", у Аристотеля имелись весьма определенные суждения. Аристотель обратил внимание на то, что в сюжетах трагедий Древней Греции использовались представления о событиях, которые имели место в прошлом. Зритель заранее знал ход событий, но это не снижало интереса к зрелищам. Попытка сделать сюжет фантастическим (вымышленные герои, обстоятельства), не имела успеха. Что же их привлекало в трагедии? Аристотель пишет: вера, они верили тому, что происходит на сцене, так как были представлены знакомые лица в знакомых обстоятельствах. Аристотель примерно следующим образом описывает причины, в силу которых зритель верил в происходящее на сцене: раз данные события происходили в прошлом, значит, у них "высокая степень возможности", невозможные события не могли бы произойти.

Здесь целесообразно было бы показать то новое, что те новации, которые даёт анализ альтернативного хода событий. Приведем пример из современной драматургии. Известный английский писатель и драматург Джон Пристли написал пьесу "Опасный поворот". В ней дается такое развертывание сюжета, при котором допускаются две развязки. В первом варианте реализуется следующий сценарий. В загородный дом к молодой супружеской паре приезжают гости. Кто-то из гостей обратил внимание на музыкальную шкатулку. Хозяйка дома Олуэн сказала, что с ней у неё связаны определенные воспоминания и она помнит музыку свадебного марша. После этих слов Олуэн открывает шкатулку, и все слушают вызваниваемую шкатулкой мелодию. Хозяин дома внимательно присматривается к шкатулке и начинает спрашивать о том, кому она принадлежит. Возникает заинтересованный разговор, и этот разговор приводит к раскрытию нескольких страшных таинственных обстоятельств. Обнаружились и супружеская измена, и предательство по отношению ко многим собравшимся. Под впечатлением раскрывшихся тайн хозяин дома кончает жизнь самоубийством. Но на этом спектакль не заканчивается. По замыслу драматурга на сцене опять та же самая обстановка, которая была в самом начале пьесы. Повторяются все мизансцены вплоть до того момента, когда Олуэн начинает произносить свою речь, глядя на злополучную шкатулку. Но если в начале пьесы разговор о шкатулке был поддержан хозяином дома, то теперь, после реплики Олуэн, один из гостей настойчиво советует не прослушивать мелодию шкатулки, а поставить пластинку для танцев. Никаких неприятных разговоров при этом не возникает, тайны не раскрываются, и спектакль заканчивается на счастливой ноте.

Приведенный пример показывает, что принятие того или иного решения может существенно влиять на дальнейший ход событий. Решения принимаются на основании тех или иных суждений. Следовательно, между событиями и суждениями существует неразрывная связь. Известный американский писатель Фолкнер высказал следующее суждение: "Человека можно назвать существом, которое половину своего времени тратит на то, чтобы решить вопрос о том, как осуществить действия, на которые отводится вторая половина времени". (У. Фолкнер "Осквернитель праха").

Нам представляется, что хотя учение Гуссерля о времени это неисчерпаемый источник новаций в сфере методологии, но в сфере тех подходов, которые используются для постижения сути феномена времени, среди множества ценнейших суждений мы в первую очередь выделим следующие.

Наиболее принципиальным для выработки оптимальной стратегии исследования сущности времени, на наш взгляд, является суждение Гуссерля о происхождении понятия времени. Э. Гуссерль отмечает, что на вопрос о происхождении понятия времени нельзя ответить таким же образом, как мы отвечаем на вопрос о происхождении наших понятий о цвете, тонах и т. п. Гуссерль пишет, что "длительность ощущения и ощущение длительности две разные вещи" и "последовательность ощущений и ощущение последовательности не одно и то же". Источник представлений о времени он видит в сфере фантазии. В формировании представлений о времени фантазия обнаруживает специфическим образом свой продуктивный характер. Здесь имеет место единственный случай, где она поистине творит новый момент представлений, а именно "временной момент" [48, с. 14].

По сути, в этом суждении о происхождении представлений о времени содержится и ответ на вопрос о том, что именно является "неиссякаемым источником времени". Такой вопрос закономерно ставится в работах, посвященных исследованию проблемы "ресурсного времени". Некоторые авторы предполагают, что идея времени определенным образом соотносится с желаниями человека. (Вопрос о категории "желание" и связи этой категории с категорией фантазии анализируется нами в других разделах работы.)

При этом по мнению Гуссерля, в разных философских традициях закономерными являются различные трактовки феномена времени. Что касается современной ситуации в философии, то Гуссерль указывает на перспективность нового синтеза. Предполагается, что поиски трансцендентальной философии следует направлять не в сторону выяснения соотношения между сознанием и знанием, а в сторону соотношения между сознанием и жизнью. Именно от правильного понимания сознания зависит возможность “нового синтеза”. Тем самым вместо однородной, уходящей в бесконечность логической плоскости сознания, Гуссерлем раскрыты архаические глубины сознания. Гуссерль пишет, что “наиболее широкой темой трансцендентальной философии является сознание вообще как последовательность конститутивного действия, в котором на все новых и новых ступенях или слоях конституируются всё новые и новые объективности, объективности нового типа” [182, с. 237].

Феномену времени в предлагаемой программе исследования сознания естественно принадлежит значительная роль, хотя бы потому, что переключение философского анализа, который предполагается осуществить в трансцендентальной философии, определяется обращением к исследованию закономерностей функционирования именно временного сознания, исследованию генезиса сознания в пассивных синтезах. В допредикативном опыте, в дорефлексивной жизни сознания особую роль играют временные отношения, временные формы связи.

Философское наследие Э. Гуссерля настолько богато, что трудно даже перечислить все конкретные направления в современной философии и науке, где в той или иной мере используются идеи феноменологии. Что же касается идей Э. Гуссерля, относящихся непосредственно к проблеме времени, то эти идеи в наиболее полном виде используются в социологии, психологии, теориях искусственного интеллекта и истории.

Особо отметим сравнительно новое направление в изучении взаимосвязи времени и сознания, которое получило название аутопоэз. Представители этого течения, Умберто Матурана и Франсиско Варела, насколько нам известно, в основном ограничиваются трактовкой времени как фактора, позволяющего выявлять количественную (измерительную) характеристику ментальных процессов. (Для сравнения укажем, что когда мы в главе 2 рассматривали широкий спектр функций категории времени, внимание обращалось и на то, насколько эта категория органично включается в содержание понятия ментальности в качестве элемента структуры последней.) Как пишут основатели аутопоэза, “всякий способ поведенческого разграничения между (в иных отношениях эквивалентными) взаимодействиями в той области, которая связана с состояниями организма, а не с характерными особенностями окружающей среды, определяющими это взаимодействие, порождает референциальное измерение как способ (модус) управления (condact). Это же происходит и со временем. Достаточно, чтобы в результате взаимодействия, определяемого конфигурацией окружающей среды, нервная система была видоизменена в отношении специфического референциального состояния (например, эмоциональное состояние твердой уверенности), [и тогда] повторение взаимодействия (независимо от его природы) может порождать эквивалентные взаимодействия с тем, чтобы вызывать акты поведения, различающиеся по измерению [протяженности], связанному с их последовательностью, и поэтому имеют своим результатом способ поведения, который составляет определение и характеристику этого измерения. Следовательно, последовательность, как измерение, определяется в области взаимодействий организма, а не в функционировании нервной системы как замкнутой нейронной сети. Подобным образом поведенческое различие, проводимое наблюдателем последовательных состояний в повторяемых состояниях его нервной активности, когда он сам рекурсивно (т. е. повторяя предшествующие состояния – Л. Л. и С. Л.) взаимодействует с ними, составляет генерацию времени как измерения [протяжения] дескриптивной области. Соответственно время представляет собой измерение в области описаний, а не характерную особенность окружающей среды” [185, с. 133].

Как видно из текста, к представлению о времени как измерению в области описаний авторы указанной работы приходят на основе выделения области, обусловленной состояниями организма. Когда состояния нервной активности повторяются, то организм, по их мнению, рекурсивно взаимодействует с соответствующими изменениями состояний. Отсюда авторы и делают вывод о том, что наблюдения над изменениями состояний составляют генерацию времени как измерения длительности дескриптивной области (области описаний).

Среди направлений, которые возникли на базе аутопоэза, исключительный интерес представляет направление коннекционизма. Рассмотрим последнее направление более подробно.

Одна из задач, решаемая представителями коннекционизма, заключается в том, что они дают во многом новую трактовку самого процесса категоризации нашей мыслительной деятельности. При изложении своей концепции они, естественно, не могут оставить без внимания и содержание категории время [77, с. 177 – 178]. В одном из обзоров новых работ коннекционистов анализируется структура понятия “сценарий”. Сценарию с фундаментальной точки зрения соответствует следующая онтология: начальное состояние, последовательность событий, конечное состояние. Сценарий конструируется во временном измерении следующей схемой: ИСТОЧНИК – ПУТЬ – ЦЕЛЬ. Начальное состояние – это источник, конечное состояние – это место назначения; события соответствуют тому, что находится в пути. Путь растянут во времени. Сценарий – это нечто целое, а каждый из элементов – это часть. Особо обратим внимание на тот факт, что дается довольно четкая и определенная характеристика такому понятию, как событие. Данное обстоятельство имеет большое значение, так как понятие события – одно из исходных, основополагающих при характеристике времени.

В концепции коннекционизма отмечается, что онтология сценария обычно включает также людей, вещи, свойства, отношения и пропорции. Кроме того, элементы онтологии часто связываются отношениями определенных типов, причинными отношениями, отношениями тождества и т. д. “Эти отношения структурно представляются схемами связи…, каждая из которых категоризируется в соответствии с типом связи, которую она представляет. Сценариям присущи также целевые структуры, которые специфицируют цели участников сценария” [77, с. 178]. Метафорически такие структуры и передаются указанной выше схемой: источник – путь – цель.

Предложенная коннекционистами схема показывает, что следует обращать внимание не просто на категорию времени, а на его отдельные модусы и на те связи, которые существуют между ними. При этом подробнее раскрываются функции отдельных модусов. Модус прошлого – это своеобразное “обиталище” истоков. Понятие истоков по своему объему больше, чем понятие причин, вызывающих то или иное событие. Область настоящего – это область событий, это путь, он имеет временную протяженность. Что касается цели, то она всегда “впереди” событий, она находится в будущем. Когда цель достигнута, то она тут же теряет свой статус, перестает быть целью. По определению цель – это то, на достижение чего направляются усилия, что ещё не свершилось.

Следует особо указать на то обстоятельство, что идеи Э. Гуссерля относительно сущности времени всесторонне используются в современной социологии. Речь идет не просто о некоторых функциях категории времени наряду с другими категориями, речь идет о том, что пространственно-временные отношения в социологии – это своего рода базис, каркас, основание, за которым бессмысленно искать что-либо ещё более основательное. Как указывается в статье Ю. Л. Качанова, “все предметы социологического познания тем или иным способом конструируются исследователем в “концептуальной рамке” пространственно-временной структуры социального мира” [68, с. 152]. Вместе с тем автором подчеркивается, что данный тип пространственности-временности носит принципиально иной характер, чем в физическом мире.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 6.

Идея длительности Анри Бергсона и ее развитие

Наше прошедшее следует за нами постоянно.

Все, что мы услышали, обдумали, желали с

самого детства, склоняется над настоящим,

впитывающим в себя прошлое, которое так

и бьется в двери нашего сознания.

Анри Бергсон.

Среди философов, которые в своём творчестве уделяли значительное внимание проблеме времени, А. Бергсон (1859 – 1941) занимает особое место.

Разработанная им концепция основывается на убеждении, что не только естествознание может внести свой вклад в разработку проблемы времени. Среди других областей знания в этом отношении А. Бергсон особо выделяет философию и при исследовании времени показывает целесообразность обращения к интуиции.

Именно позиция интуиционизма была причиной, в силу которой А. Эйнштейн и А. Бергсон не понимали друг друга. А. Эйнштейн писал: “Не существует логического пути, который привел бы от эмпирического материала к общему принципу, на который потом могла бы опереться логическая дедукция. …я не верю, что существует путь… к познанию через индукцию; во всяком случае, это никак не логический метод.

И чем дальше продвигается теория, тем отчетливее становится ясным, что индуктивным путем нельзя найти основные законы, на основе одних опытных фактов (например, уравнения поля тяготения, или уравнения Шредингера в квантовой механике).

В общем можно сказать так. Путь от частного к общему интуитивен, путь от общего к частному – логичен” [112, c. 45].

Но дело в том, что друг Эйнштейна Мишель Бессо, с которым у Эйнштейна была длительная переписка, писал работы, относящиеся больше к психологии, чем к физике, и он непрерывно пытался обращаться к психологии для разрешения трудностей, которые возникают в физике при исследовании свойств времени. Поэтому приведем ещё несколько выдержек из переписки Эйнштейна с Бессо. “Ты говоришь о “принужденном течении времени”. Слово “принужденный” указывает на субъективные переживания, связанные с сознанием и порядком, в котором на основе воспоминаний они представляются нам “неизбежными”. При этом “сейчас” играет доминирующую роль, но оно в равной мере исключено из концептуальной конструкции объективного мира (именно это так огорчает Бергсона).

Когда ты говоришь об “остатках сходным образом устроенных миров”, то, наверное, имеешь в виду последовательность во времени пространственноподобных сечений, то есть соотношения, присущие постижимому (сконструированному) миру. Слово “остаток” дает повод подозревать, что ты не принимаешь всерьез четырехмерность относительности, а рассматриваешь настоящее время, как единственно реальное. То, что ты понимаешь под “мирами” на физическом жаргоне являются “пространственноподобными сечениями”, которым теория относительности (даже специальная) отказывает в объективной реальности.

А потом ты спрашиваешь, если я правильно понял, как нам перейти от пережитого опыта к объективности. Ты утверждаешь, что переход сопровождается страданием, которое – если интерпретировать его с позиций физики – связано с необратимыми процессами (как и вообще всякое воспоминание; здесь я полностью присоединяюсь к тебе). Но потом ты спрашиваешь: а помогает ли нам в этом проекция на луч прошлого, который продолжается по “прямой”? Этого я не понимаю. Что это – образное описание порядка, царящего в нашем сознании?” [там же, с. 45 – 47].

Некоторые суждения А. Бергсона не вписывались в традиционные представления, но оказалось, что именно эти необычные, с точки зрения его современников, взгляды во многом созвучны идеям, основанным на парадигме нелинейности. Это новое представление о типах связи пространства и времени складывается в недрах такой молодой науки, как синергетика. В контексте синергетики внимание уделяется прежде всего анализу сложных самоорганизующихся систем. Для описания процессов самоорганизации используются нелинейные математические модели. При описании развития нестационарных и открытых диссипативных систем мы не можем ограничиваться представлением о времени как о чисто количественной характеристике течения процессов. В указанных системах имеют место стадии неустойчивости, режимы с обострением, в ходе которых происходят качественные изменения. Поэтому в синергетике учитывается не только влияние более ранних стадий на последующие, т. е. прошлого на настоящее, но и будущего на настоящее. Именно в этой связи, как нам кажется, целесообразно привести цитату из письма А. Бергсона, написанного Харальду Геффдингу: “Представления о множественности “взаимопроникновения” полностью отличны от нумерической множественности – представления о длительности гетерогенны, качественны, творческой, – вот пункт, из которого я вышел и к которому все время возвращаюсь” [24, с. 13].

Мы далеки от мысли наделять А. Бергсона особым даром предвидения и характеризовать его как предтечу синергетических идей, но то, что он видел необходимость характеризовать время не только количественно, но и качественно – это близко к моделям тех пространственных и временных отношений в самоорганизующихся структурах, которые исследуются синергетикой [70].

В ходе своих рассуждений А. Бергсон нередко обращался к аналогиям, к сравнению, для того, чтобы сделать более доступными и наглядными те понятия, с которыми он работал. (Известно, что модели могут иметь наглядную интерпретацию и этим становиться более понятными для читателей.) А. Бергсон показал, что поток времени, его длительность можно сопоставить как с клубком ниток, так и с ожерельем. В одном случае все моменты времени оказываются неразрывно связанными друг с другом (клубок ниток), в другом (ожерелье) – моменты времени обладают относительной самостоятельностью и их можно сосчитать.

Эти модели не только описывают поток времени, но и представляют собой конкретную иллюстрацию понятий экстенсивной и интенсивной величины. Экстенсивность – это характеристика множества, которая может быть дана этому множеству в результате численного выражения, пересчета элементов этого множества. Количество элементов, входящих в состав этого множества, может быть представлено в виде числа. В качестве единиц в экстенсивных величинах выступает индивидуальный объект. Математическая операция над экстенсивными величинами представляет собой счет отдельных элементов множества. Интенсивные величины могут быть рассмотрены как частный случай экстенсивных. Они имеют свои особенности. Интенсивность тоже можно определить с помощью числа, только в этом случае роль единицы будет выполнять не индивидуальный объект, а определенная интенсивность, которая условно будет принята за такую единицу.

Клубок ниток – это специфическая модель такого метрического свойства времени как длительность. Нитку клубка можно вытянуть, расположить вдоль прямой линии и измерить её протяженность. Саму длительность, ее метрику также можно выразить в тех или иных единицах.

В наследии А. Бергсона четко фиксируется факт возможности существования многих моделей времени. Но он эту блестящую идею не развивает должным образом и дает только отрывочные суждения по этому вопросу.

Поскольку А. Бергсон последовательно проводит мысль о том, что философия может внести немалый вклад в решение проблемы времени, то естественно посмотреть, как именно он конструирует этот философский подход. А. Бергсон показывает необходимость соотнесения понятия времени с другими философскими категориями, поиска “правильного” места этой категории среди других категорий. Одна из возможных ситуаций – это соотнесение между собой содержания понятий “время” и “пространство”. Он даже использует термин: “пространственное время”. На Бергсона исключительное впечатление произвела попытка Спинозы дать математическое представление основных положений этики. Он высоко оценивает усилия Спинозы в этом направлении. Но ход рассуждения Бергсона сводится к следующему: одно из свойств геометрических объектов –протяженность, – а свойство протяженности не присуще мысли. По Декарту, Протяженность (телесность) и Мысль (духовность) противоположны и не сводимы друг к другу. В современной психологии делается попытка обосновать наличие пространственных характеристик у мыслительных процессов.

Как пишет в одной из своих работ известный современный психолог Л. М. Веккер, “…многосторонний эмпирический материал, полученный в контексте решения самых разнообразных экспериментально-теоретических задач… однозначно свидетельствует о сквозном характере пространственных характеристик психических программ-регуляторов и об иерархии этих пространственных структур, на базальном уровне которых воспроизводятся метрические, а на вершинном уровне – топологические пространственные свойства” [32, с. 473 – 474].

Что касается времени, то поскольку мыслительные процессы протекают во времени, между временем и сознанием существует органическая взаимосвязь. Поэтому оправданной является трактовка “пространственного времени” как ограниченной модели.

В этой связи рассмотрим вопрос о том, как А. Бергсон понимает категорию “вещи”. Трактовка этого понятия у А. Бергсона противоречива. В одной связи он рассматривает вещь как нечто статичное, мертвое, застывшее, в другой же связи – вещь вообще не существует. В тоже время, к категории вещи он относит такие категории как Субстанция, Атрибут и Модус, называя их “колоссальными вещами” [21, с. 106]. Относит ли А. Бергсон к понятию вещь сознание? Скорее нет, так как он пишет: “…сознание не есть вещь среди вещей” [130, с. 493]. И отмечает при этом, что к такому выводу он пришел в результате проведенного им анализа понятия времени. Суть разума А. Бергсон видит в том, что человек способен к свободной инициативе, способен продуцировать “не вещи, а смысл вещей”. Следовательно, само сознание в той или иной степени связывается им со способностью продуцировать “суть вещей”.

В работе: “Опыт о непосредственных данных сознания” А. Бергсон подробно рассматривая взаимосвязь категорий сознания, пространства и времени, приводит аргументы в защиту тезиса о том, что сознание не является вещью. Он пишет, что одним из свойств вещей является их внеположенность: “…внеположенность есть собственное свойство вещей, занимающих пространство, тогда как состояния сознания не являются внешними по отношению друг к другу, а становятся таковыми только при развертывании их во времени, рассматриваемом как однородная среда” [19, с. 92 – 93].

В своей концепции эволюции жизни А. Бергсон рпссматривает отличие предметов неживой природы от всего живого. Исходя из этих суждений также можно сделать вывод о том, что он не склонен относить сознание к классу вещей. А. Бергсон пишет: “Ничто… не мешает нам приписывать длительность, а следовательно, и форму существования, аналогичную нашей, изолируемым наукой системам, если вновь ввести их в Целое, куда они и должны быть введены. То же самое… можно сказать и о предметах, выделяемых нашим восприятием. Четкие контуры, приписываемые нами какому-нибудь предмету и придающие ему индивидуальность, очерчивают лишь известного рода в л и я н и е, которое мы могли бы оказать на данную точку пространства: это план наших возможных действий, отражаемый, словно в зеркале, в наших глазах, когда мы замечаем поверхности и грани вещей. Уберите эти действия, а следовательно и широкие пути, прокладываемые с их помощью восприятия в переплетениях реальности, – и индивидуальность предмета поглотится всеобщим взаимодействием, которое и есть сама реальность”. Далее А. Бергсон рассматривает суть живого и подчеркивает, что “точное определение может быть дано только завершенной реальности; жизненные свойства никогда не бывают полностью реализованными; они всегда лишь на пути к реализации: это не столько с о с т о я н и я, сколько с т р е м л е -н и я” [20, с. 48-49].

Вместе с тем суждение А. Бергсона о том, что “точное определение” может быть дано только “завершенной реальности”, не является справедливым. Так, например, ряд натуральных чисел заведомо не завершен, он является бесконечным, но математики его определяют. Возможно, что Вселенная является бесконечной. Что касается вопроса об отношениях между понятиями “предмет” и “сознание”, то А. Бергсон соотносит понятие ”предмет” с возможностью предмета раствориться в реальности. Сознание А. Бергсон такой способностью не наделяет.

В этой связи нельзя не отметить, что глубокие суждения по вопросу об отношениях между понятиями “сознание” и “вещь” были высказаны ещё Платоном. Согласно Платону не ум, а целое первично. Если бы ум был первичным, то поскольку всё стремится к первичности, то все вещи были бы умными, – однако мы видим, что некоторые вещи лишены разума, следовательно, ум не является первичным [115, с. 454]. Еще раньше Пифагор писал о том, что мудрость следует соотносить с интуитивным осознанием невидимых проявлений, со способностью общения с “духами вещей”, а не только с их внешней формой.

А. Бергсон ответил на вопрос, изящно сформулированный в Древней Греции: почему мысль о вещи может о ней сказать больше, чем взгляд на эту вещь? Ответ заключается в том, что разум способен проникать суть вещей.

Выше было сказано, что у Бергсона имеются противоречивые трактовки понятия “вещь”. Поэтому, казалось бы, бессмысленно делать попытки выяснить, какой ответ мог бы дать А. Бергсон на вопрос о том, является ли время вещью. Однако некоторые суждения, нам кажется, целесообразно всё же высказать. Известно, что свойство длительности процессов во времени он соотносил со способностью сознания схватывать моменты времени, объединять их в единство, и писал, что сознание нельзя признать “вещью среди вещей”. Это суждение, по-видимому, может оцениваться как косвенное подтверждение того, что и само время допустимо не отождествлять с понятием вещь или относить к числу вещей.

А. Бергсон соотносит представление о предмете только с объектами неорганической природы, фиксирует то обстоятельство, что предметы как тела неорганической природы составляют часть этой природы, и сами непосредственно погружены в эту природу. Сознание таким свойством не обладает (о косвенной опосредованной соотнесенности сознания со средой речь пойдет ниже).

В этой связи обратим внимание на то обстоятельство, что А. Бергсон узко и ограничено трактует содержание самого понятия “предмет” или “вещь”. Именно поэтому в регионе предметности А. Бергсон не находит места для сознания. Если же под понятиями “предмет” или “вещь” понимать всё то, на базе чего реализуются ЛЮБЫЕ свойства и отношения, то при таком подходе сознание попадает в регион “предметности”, т. к. сознание несомненно обладает определенными свойствами.

Для доказательства этого положения сошлемся ещё раз на работу Э. Гуссерля, поскольку в его работах раскрывается суть "опосредованной" связи сознания с природой. Э. Гуссерль пишет, что “…лишь благодаря своей сопряженности в опыте с телом сознание становится сознанием реального человека… и лишь благодаря этому оно получает место в пространстве природы и во времени природы – во времени, которое измеряется физически” [47, с. 120]. Следовательно, не только предметы, объекты неживой природы имеют место в пространстве природы, но и сознание, пусть косвенно и опосредовано, но получает “место” в пространстве природы. Мы не беремся судить, знал ли А. Бергсон работы Э. Гуссерля, хотя они были ровесниками (Э. Гуссерль же в своих работах упоминает имя А. Бергсона).

У Э. Гуссерля сознание имеет место в природе и может “находиться” во времени природы. При этом Э. Гуссерль не отрицает соотнесенность “внешнего” времени с “внутренним”, психологическим временем личности.

А. Бергсон психологическое, внутреннее время личности, время переживаний личности соотносит с абсолютом. В этом то же одна из причин, почему он противопоставляет сознание предметам. А. Бергсон пишет: “Если я хочу приготовить себе стакан подслащенной воды, то что бы я ни делал, мне придется ждать, пока сахар растает. Этот незначительный факт очень поучителен. Ибо время, которое я трачу на ожидание – уже не то математическое время, которое могло бы быть приложено ко всей истории материального мира, если бы оно вдруг развернулась в пространстве. Оно совпадает с моим нетерпением, т. е. с известной частью моей длительности, которую нельзя произвольно удлинить или сократить. Это уже не область мысли, но область переживания. Это уже не отношение; это принадлежит к абсолютному [20, с. 46].

А. Бергсон фиксирует наличие внутреннего эмоционально окрашенного времени, отличая его от внешнего “математического” времени, но из этого обстоятельства никак не следует вывод о том, что сознание нельзя зачислять в регион предметов или вещей. Сознание продолжает сохранять такой признак как наличие свойств, а то, что эти свойства (например, эмоциональня окраска времени) отличны от свойств объектов неорганической природы (например, от внешнего, физического, эмоционально “не окрашенного” времени), никак не влияет на процедуру включения сознания в регион предметности.

Пытаясь выяснить, относит ли А. Бергсон понятие времени к категории вещи, можно высказать также следующее довольно неожиданное суждение. Поставим вопрос: какие операции над таким объектом, как время следует осуществлять для того, чтобы была глубже раскрыта природа этого объекта? А. Бергсон сравнивает, сопоставляет между собой категории время и пространство, время и сознание.

Здесь явно прослеживается аналогия между тем методом, который использует А. Бергсон, и тем, как поступают исследователи, когда перед ними стоит задача раскрыть сущность той или иной вещи. Известно, что если включить ту или иную вещь в систему других вещей, то эта исследуемая вещь под воздействием других вещей может быть подвергнута преобразованиям, и в процессе этих преобразований могут раскрыться те или иные качества, свойства вещи. Естественно, что речь идет о вещах, обладающих свойством валидности. Валидность – это такое свойство вещи, при наличии которого вхождение вещи в систему существенно преобразует эту вещь. Если у вещи отсутствует свойство валидности, то включение этой вещи в систему других вещей с целью познания её свойств является бессмысленным. Чаще всего, очевидно, реализуется следующая ситуация: при включении в одну систему вещей вещь обнаруживает свойство валидности, а при включении в другую систему вещей – она это свойство может не обнаружить. Так что относительным является само свойство проявлять те или иные свойства в той или иной системе.

Вопрос о том, в систему каких конкретно вещей следует включать понятие времени, рассматривается в современной лингвистике. Лингвисты отмечают, что время живет в культуре как бы в “двух измерениях” или в “двух вариантах”. С одной стороны, в языке имеется множество слов, указывающих непосредственно на время, дающих отсылку к тому или иному конкретному времени. Это проявляется во временах глаголов, в наречиях и в таких существительных как день, час, год, минута и т. д. Но имеют место и особые слова – импликаторы, подчеркивающие временной аспект реальности. (См., например, работу Н. А. Потаенко [122].) В импликаторах понятие времени существует как дополнительная, но обязательная характеристика: например “ветеран” – это человек, который приобрел опыт за счет своей длительной во времени деятельности на фронте или на производстве. “Архив” – это не просто склад, а склад документов, материалов, в которых отражены данные, связанные с прошлым. Иногда импликатор представляет собой то или иное сочетание. Например “серебрянная свадьба” и т. п.

Тему импликаторов логично рассматривать в сопоставлении с другими способами отражения представлений о времени в языке. При этом следует учитывать сложную структуру языка. М. Хайдеггер отмечает, что трудности постижения языка во многом обусловлены тем, что в исследовании всегда имеет место ориентировка на какой-то один из моментов осмысления языка: или это идеи “выражения, “символической формы””, сообщения как “высказывания”, “исповеди” переживаний, или это идея “образотворчества” жизни. М. Хайдеггер высказывает при этом суждение, что для дефиниции языка вряд ли что-либо может дать синкретическое сцепление этих разных фрагментов определений. С его точки зрения, необходимо прежде всего проработать онтологически-экзистенциальное целое структуры речи на основе аналитики присутствия.

Добавим к этому, что современная психолингвистика, и, в частности, такая теория, как коннекционизм, возникшая во многом под влиянием идей аутопоэза, предлагает новые подходы к осмыслению сущности языка и его функций в познавательном процессе. Идеи коннекционизма востребованы ещё далеко не в полной мере.

Сам по себе метод, согласно которому понять вещь означает включить её в систему других вещей, бесспорно оправдан. При этом А. Бергсон гениально сопоставляет подходы философские и естественнонаучные. Он отмечает, что естествоиспытатели в ряде случаев стремятся к синтезу, конструируют его, а философия – это уже единство, она исходит из единства, это её органическая черта, её основание.

Значительное внимание А. Бергсон уделяет рассмотрению вопроса о том, каким образом соотносятся между собой знания о времени, выявленные на уровне здравого смысла, с теми знаниями, которыми располагает наука. Он отмечает, что в обыденном и научном познании имеются и общие черты и отличия. Общими являются цели познания. Обыденное и научное познание имеет целью подготовлять наше воздействие на вещи. Он называет их “двумя видениями одинакового рода”, хотя и разной точности значения. Главным он считает следующее суждение: “…обычное познание вынуждено, как и научное познание – и по тем же основаниям, что и последнее, – рассматривать вещи в пульверизованном времени, в котором не имеющее длительности мгновение следует за другим, тоже не длящимся мгновением. Движение для него – ряд положений, изменение – ряд качеств, и вообще становление – ряд состояний. Оно исходит из неподвижности (как будто бы неподвижность не есть просто видимость, особенный эффект, вызываемый одной движущейся вещью в другой движущейся вещи, когда они урегулированы одна другой), и с помощью искусной комбинации неподвижностей оно воссоздает имитацию движения, подставляемую ею на место самого движения: эта операция практически удобна, но теоретически абсурдна, являясь источником всех тех противоречий, которые встречают на своем пути Критика и Метафизика” [21, 117]. Термин “пульверизованное” время, как нам представляется, используется А. Бергсоном для того, чтобы подчеркнуть, что время по аналогии с движением обычно рассматривается как состоящее из не имеющих длительности мгновений, следующих одно за другим.

Научность, формы научности и формы рационализма А. Бергсон соотносит с теми или иными способностями моделировать сам процесс восприятия. Он использует при этом представления о “плотном и сверх того эластичном настоящем, которое мы можем расширить неопределенно далеко назад…” [21, с. 118].

Можно привести ряд аналогичных суждений свидетельствующих о том, что вхождение новых необычных представлений А. Бергсон отнюдь не отождествляет с отказом от научности и рационализма. Интуиция рассматривается как дополнение рационализма. В этом очевидна одна из причин, почему идеи А. Бергсона продолжают свою жизнь в новых течениях философии.

Большая тема, тема дальнейшей “судьбы” наследия Бергсона, может быть нами отражена только частично, только в определенном аспекте.

Заметим, что Жиль Делез, которого в целом можно охарактеризовать как одного из наиболее значительных современных философов, чьи концепции отличаются новизной (мы не берем на себя смелость включать его в тот или иной “изм”), одну из своих ранних работ назвал “Бергсонизм”. Это обстоятельство свидетельствует о том, что в его творчестве можно с некоторой долей определенности проследить влияние взглядов А. Бергсона.

Для Ж. Делеза наиболее важной является задача нового расчленения образов вещей, считавшихся концептуально целостными, и создание или группирование новых образов тех вещей, которые ещё должны стать объектом. Ж. Делез противопоставляет своё творчество “классической” линии философствования. Под этой “классической” линией имеется в виду линия Платона – Гегеля, в чьем наследии смысл предполагается уже пред-данным, а идеи неделимыми. В концепции Ж. Делеза смысл порождается Событиями. Поскольку можно рассматривать особую роль категории времени, когда раскрывается содержание понятия События, то естественно, что концепция времени, предложенная А. Бергсоном, повлияла на формирование философии Ж. Делеза. Если в учении А. Бергсона используются такие понятия, как “творческая эволюция”, “творческий порыв”, то Ж. Делез творческий процесс соотносит с представлением о Событии, точнее, наоборот – любое Событие – это творческий акт. Ж. Делез утверждает, что сконструированное им понятие смысл-событие требует выхода за пределы традиционных построений, базирующихся на трансцендентализме и феноменологии.

Средством, с помощью которого возможен “выход за пределы” указанных выше таких традиционных представлений, как трансцендентализм и феноменология, как и выход за пределы “статического” понимания о жизни и бытия, Ж. Делез считает язык. При этом имеется в виду выразительная функция языка. С точки зрения Ж. Делеза, смысл выражается представлением, но присутствует в вещах. Смысл выполняет две в какой-то степени противоположные функции: он одновременно и соединяет, и разъединяет границы между вещами. То, что смысл может выполнять функцию системообразующего фактора, – это банально. Но этот фактор вместе с тем может быть вещью, может быть системой.

В ряде современных исследований показано, что понятие “событие” должно быть в определенном аспекте соотнесено с представлением о разнообразии, а разнообразие в свою очередь является необходимым условием для того, чтобы можно было ввести представления об информации. Информация же не может быть отнесена ни к классу материальных сущностей, ни к классу идеальных объектов.

Нам представляется, что анализ самого понятия времени в плане сосредоточения внимания на его “ресурсной функции” и на том обстоятельстве, что время несет новую информацию, могут явиться основой для разрешения некоторых противоречий, сформулированных Ж. Делезом.

Значительное влияние на творчество А. Бергсона оказала эволюционистская теория Г. Спенсера. Поскольку эволюционный процесс протекает в определенном времени, А. Бергсон пришел к выводу, что геометрическая модель времени является ограниченной. В механике используется представление о специфическом и во многом ограниченном времени. Мы можем вернуться назад и сколь угодно раз проверить опыт. Каждый момент времени в механике внешний по отношению к другому моменту, поэтому они равнозначны. Время конкретного опыта в ней полностью отсутствует. Геометрическая модель времени, пространственность – это характеристика вещей. Сознание, напротив, характеризует длительность.

Сознанию дано непосредственно уловить незавершенную текучесть времени. Длительность означает, что я живу настоящим с памятью о прошлом и в предвосхищении будущего. Вне сознания прошлого нет, а будущее не настанет. Сознание скрепляет пошлое и будущее настоящим. Количественная неразличимость моментов чужда сознанию, для которого один миг может длиться вечно. В протяженном потоке сознания моменты времени взаимопроницаемы, они могут нанизываться и укреплять друг друга. Конкретное время – это жизненный поток с элементами новизны в каждом из мгновений. А. Бергсон сравнивает это время с клубком, который увеличиваясь, не теряет накопленное. А механическому времени можно сопоставить образ жемчужного ожерелья. В механическом времени каждый момент сам по себе.

Модель времени как кристаллизованная серия моментов пригодна, в рамках практических задач науки, для создания эффективных инструментов по контролю за ситуациями. Но очевидна неадекватность этой модели для анализа данных сознания и различных его проявлений. А. Бергсон пишет: "Когда я смотрю на циферблат часов и движущиеся в соответствии с колебаниями маятника стрелки, то не время я измеряю, как бы это ни казалось очевидным, – я фиксирую одновременность, а это совсем не одно и то же. Во внешнем пространстве есть только расположение стрелок относительно маятника и при этом ничего от позиций прошлого. Только внутри меня есть процесс организации и взаимопроникновения, образующий реально длящееся время. Лишь благодаря моему внутреннему маятнику, отмеряющему колебания прошлого, я могу ощутить ритм настоящего времени" [130 с. 492].

Таким образом, А. Бергсон подчеркивает, что мир сознания и мир вещей радикально отличаются друг от друга. "Вне нас мир есть взаиморасположенность без преемственности, внутри нас есть преемственность без внешней рядоположенности".

Известно, что между А. Бергсоном и А. Эйнштейном велась полемика. Так в Париже в 1922 году на заседании Философского общества А. Бергсон отстаивал идею сосуществования множества "живых" времен. Но А. Эйнштейн категорически отверг "время философов". Живой опыт не может спасти то, что отрицается наукой.

Бергсоновское "живое" время или длительность относятся к числу фундаментальных, неотъемлемых свойств становления, необратимости. А. Эйнштейн был склонен принимать идею необратимости лишь на феноменологическом, в данном случае описательном, уровне [177, c. 365].

В итоге можно сформулировать положение о том, что существует ряд причин, в силу которых время представляет собой предмет пристального внимания со стороны многих наук, а не какой-то одной. По своей природе время является своего рода синтетическим объектом. “Синтетическим” время оказывается в том смысле, что оно состоит из разнородных частей: модус настоящего расположен в поле имманентности, человек схватывает настоящее в потоке непрерывно сменяющих друг друга “теперь” (слово “сейчас”, которое употребляет в своих письмах А. Эйнштейн, равнозначно слову “теперь”). Что касается модусов прошлого и будущего, то они могут существовать только в виде представлений и расположены в поле трансценденции. Так что вопрос о том, как происходит процесс “становления”, обсуждаемый в переписке А. Эйнштейна с М. Бессо, может являться иллюстрацией справедливости сделанного нами выделения разных когнитивных полей при изучении свойств времени.

Следовательно, или физики сами собственными средствами должны подвергнуть анализу факт расположения различных модусов времени в различных когнитивных полях, или обращаться к другим сферам знаний. Обращение же к психологии может и не дать должных результатов, т. к. психология не изучает физические закономерности, а без знания того, что принято называть “физические свойства времени”, вряд ли могут быть представлены с должной полнотой все возможные модели времени. Более плодотворным, по-видимому, является обращение к сфере логики и методологии науки. Одна из причин, подтверждающих такой подход, заключается в том, что именно в сфере логики и методологии исследуется процесс образования абстрактных понятий. А. Эйнштейн писал, что такому конструкту в физике, как “пространственноподобные сечения” теория относительности отказывает в объективной реальности. Может возникнуть вопрос, а зачем вообще создаются подобного рода конструкты. Дело заключается в том, что закономерности бытия не раскрываются сами по себе. Поэтому ученые создают специальные средства, особый инструментарий. Без этого было бы невозможно раскрыть сущность объектов познания. Для постижения самих этих средств необходимо знать суть теорий, в рамках которых эти средства создаются. Здесь вырисовывается определенный путь постижения времени – путь обращения не просто к результатам, полученным, скажем, в такой области, как физика, а к изучению той методологии, на основе которой создаются познавательные средства или конструкты, используемые данной наукой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 7.

Проблема асимметрии времени у

В. И. Вернадского и негеометрическая модель времени.

Роль функциональной асимметрии мозга в восприятии темпоральной реальности

 

Владимир Иванович Вернадский (1863 – 1945) – выдающийся естествоиспытатель и мыслитель, основоположник генетической минералогии, геохимии, биогеохимии, радиологии и учения о биосфере и ноосфере. В своем мировоззрении он стремился к органическому синтезу естествознания и гуманитарных наук. В.И. Вернадский известен прежде всего как ученый-естествоиспытатель. Особый интерес представляет его теория, согласно которой наша Земля имеет не только биосферу, но и ноосферу. Ноосфера (по гречески – сфера разума) – это новое состояние биосферы, при котором разумная деятельность человека становится значительным фактором её развития. Понятие ноосферы введено французскими учеными: Эдуардом Леруа (1870 – 1954) и Тейяром де Шарденом (1881 – 1953) в 1927 году. В. И. Вернадский развил представление о ноосфере как качественно новой форме организованности, возникающей при взаимодействии природы и общества.

В. И. Вернадский в своем творчестве уделял большое внимание проблеме времени. Эта проблема заинтересовала его ещё в сравнительно молодом возрасте. Затем в связи с рассмотрением таких проблем как сущность жизни и соотношении живой и неживой материи он неоднократно обращался к вопросу о том, что собой представляет время.

Судьба идей, высказанных В. И. Вернадским относительно времени, сложилось не совсем удачно. Ряд работ, непосредственно относящихся к теме, не были опубликованы при его жизни. Один из докладов, который назывался “Проблема времени в современной науке” он всё же сделал на заседании Академии наук. Доклад не вызвал интереса, не произвел впечатления на слушателей. В. И. Вернадский уделял большое внимание философским аспектам проблемы времени, но с современными ему философами в нашей стране он взаимопонимания не достиг, о чем свидетельствует полемика между В. И. Вернадским и М.Б. Дебориным, содержание которой было опубликовано.

Что касается современных исследований, посвященных анализу творчества В. И. Вернадского и его взглядов относительно времени, то здесь, прежде всего, следует отметить работу Г.П. Алексеева “Причина времени” [6].

Особый интерес представляют суждения В. И. Вернадского о времени в связи с тем, что в своем творчестве значительное внимание он уделял проблемам методологии науки. По его мнению, “…в наше время наука подошла вплотную к пределам своей общеобязательности и непререкаемости. Она столкнулась с пределами своей современной методики. Вопросы философии и научные слились, как это было в эпоху эллинской науки.

С одной стороны логистика и аксиоматика подошли к теоретико-познавательным проблемам, которые являются нерешёнными, и научно подойти к которым мы не умеем. С другой стороны, мы подходим с помощью высшей геометрии и анализа столь же пока недоступному чисто научному решению проблемы реального пространства-времени” [34, с. 78]. (В начале XX века под логистикой было принято понимать математическую логику.)

Во многих своих работах В. И. Вернадский подчеркивал, что осмысление проблемы времени связано с пониманием радикальных изменений, происходящих и в науке, и в сфере методологии. Сложившуюся в науке ситуацию он характеризует как взрыв научного творчества. Этот взрыв “ныне переживаемый связан не только с созданием новых областей научного знания, новых наук: он идет по всему фронту научного творчества, меняет резко и глубоко всё, даже древнейшие научные понятия, такие основные, например, как время и материя, отражается на всем содержании науки и на самых древних, долго неподвижных её достижениях” [там же, с. 76].

В. И. Вернадский сумел расставить соответствующим образом акценты на отношениях между эмпирическим материалом, теоретическими положениями и обобщениями методологического уровня. Именно это обстоятельство дает возможность оценить его краткий очерк истории становления представлений о времени от древности до наших дней как заслуживающий внимания. Он фиксирует тот факт, что атомы являются бренными, и дает следующую характеристику времени: “…время есть одно из основных проявлений вещества, неотделимое от него его содержание” [33, с. 229].

Далее В. И. Вернадский отмечает, что для мировоззрения эллинизма органичными являются следующие относящихся ко времени положения: это рассмотрение времени как меры движения и убеждение в безграничности времени. Делается примечание, что второе из указанных обстоятельств было сильно ослаблено за счет влияния христианских идей. Что касается положения о связи времени и движения, то это положение получило свое дальнейшее теоретическое развитие в работах Г. Галилея. В. И. Вернадский пишет о Г. Галилее, что он, Г. Галилей, “впервые ввёл время в научное миропонимание как великую координирующую мысль силу в выявленных им математических законах движения” [33, с. 237].

К вопросу о взаимосвязи времени и движения В. И. Вернадский возвращается и при рассмотрении тех зависимостей, которые существуют между временем и пространством. Он отмечает, что органическая зависимость между временем и пространством была найдена задолго до высказанных по этому вопросу суждений Г. Минковского. Многие понятия самой геометрии связаны с представлением о движении, и, поскольку движение связано с временем косвенно и опосредованно, выявляется зависимость между временем и пространством. В. И. Вернадский называет многих мыслителей, в чьём творчестве в той или иной форме, иногда в скрытом виде, иногда открыто проскальзывала идея о связи пространства и времени: Франциско Патрици (1529 – 1597), Пьер Гассенди (1592 – 1655), Джон Локк (1632 – 1704). И что особенно интересно, оказывается, что в 1901 году была издана книга Мельхиора Палади под названием “Новая теория пространства и времени”. Все эти мыслители были предшественниками идей Г. Минковского, высказанных им в 1908 году.

В свете новых достижений в науке существенно отметить глубину предвидения В. И. Вернадского. Установлено, в частности, что ни пространство, ни время, ни причинность, по-видимому, не являются столь уж общими и универсальными характеристиками, как это считалось ещё совсем надавно. Например, для описания вакуума не представляется возможножным использовать представления о пространстве, времени и причинности, а также о части и целом. Но эти открытия были сделаны уже после В. И. Вернадского.

В. И. Вернадский был одним из создателей антропокосмизма – мировоззренческой системы, представляющей в единстве природную (космическую) и человеческую (социально-гуманитарную) сторону объективной реальности. В. И. Вернадский исследовал закономерности перехода биосферы в ноосферу, подробно проанализировал многообразие пространственно-временных состояний материи, дал характеристику некоторым свойствам времени.

В наследии В. И. Вернадского уделяется значительное внимание проблемам методологии науки. Его интересовали не только общие закономерности развития науки, но он размышлял и над вопросом о соотношении научного и философского знания. В. И. Вернадский всесторонне обосновал идею плодотворности взаимодействия всех сфер человеческой культуры.

Нам важно подчеркнуть, что учение о биосфере В. И. Вернадский разрабатывал, основываясь на системном подходе. Только с позиции системного подхода можно было понять совокупность всех живых организмов не как случайно возникших на земной поверхности, а как закономерно продолживших своим формированием структурные и функциональные процессы геохимии земной коры в направлении, прежде всего, накопления и преобразования приходящей из Космоса и глубин планеты свободной энергии. В наследии В. И. Вернадского показано, что необходимо исследовать место человека в такой метасистеме как Земля - Общество - Космос.

Для того, чтобы тема времени, рассматриваемая В. И. Вернадским, была освещена более ярко и понятно, используем прием, который обычно называют “компаративистикой”. Для сравнения выберем некоторые позиции, представленные с одной стороны, в творчестве М. Хайдеггера, а с другой – в наследии В. И. Вернадского. Мы далеки от стремления всестороннего сопоставления взглядов этих двух мыслителей. Выделим только отдельные вопросы. В. И. Вернадский не был знаком с работами М. Хайдеггера, по крайней мере, у него нет ссылок на труды этого философа, хотя основная работа М. Хайдеггера “Бытие и время” была опубликована в 1927 году, а В. И. Вернадский писал о времени в 30-е годы.

Одна из основных позиций М. Хайдеггера состоит в том, что он считал само по себе бытие “затаённым”. Природа любит “скрываться”, писал он. Известный исследователь творчества М. Хайдеггера Ш. Винтер пишет: “...Хайдеггер спрашивает, как могло случиться, что в метафизике именно бытие остается “неосмысленным”. Он утверждает, что причина этого заключается не в мышлении, которое что-то опускает, а в самом бытии, ...в том, что оно само не обнаруживает себя. Скрытость бытия – его свойство; это нечто своего рода охраняемое, или закрытое по своему характеру, позволяющее таить и скрывать от всего сущего сущность бытия. Мышление и соответственно истина происходят из взаимозависимости бытия и человеческой сущности, “вторгаются” в бытие, именно в его “здешнюю” часть, образуя сущность самопонимания, познавая ускользающую часть бытия и истину в ее открытости”. По Хайдеггеру, мышление – это моё движение и движение моих знаний во времени [37, с. 224].

М. Хайдеггер проблему времени считал одной из основных в своем творчестве. Для В. И. Вернадского эта проблема также была одной из наиболее важных. Удивительно то, что, хотя эти мыслители не знали работ друг друга и имели различную мировоззренческую ориентацию, в их отношении к проблеме времени существуют “точки пересечения”. Одной из них является вопрос о расхожих и научных представлениях о времени. М. Хайдеггера интересовал вопрос о том, как именно происходит переход от расхожих представлений о времени к научным. В конце своей книги “Бытие и время” он пишет, что в расхожем представлении о времени как последовательности т е п е р ь не достает датируемости и значимости. Расхожее представление о времени их скрывает.

В. И. Вернадский придерживался других позиций. Будучи человеком материалистичным, он писал: “Понятие времени есть одно из основных эмпирических обобщений, если оно и не было открыто научным мышлением, в течение нескольких тысячелетий проверяется и обрабатывается научным опытом, наблюдением, научной мыслительной работой...” [35, с. 34]. Вместе с тем он считал, что если в представлениях о времени происходят изменения, то это обусловлено влиянием философии и религии.

В. И. Вернадский дает четкую характеристику того, что собой представляет научный подход. Он показывает, что научное знание имеет свою специфику. 1. Научные знания – это та часть знаний, которая является бесспорной и общезначимой. 2. Научные знания отличаются особой структурой значительной части своих понятий, способом их получения и их мыслительным анализом [там же]. Можно продолжить рассуждения В. И. Вернадского и показать, что научные понятия и категории в ряде случаев могут выполнять инструментальную функцию. Об этом свидетельствуют современные исследования.

И все же В. И. Вернадский, несмотря на свой последовательный рационализм, не может уйти от необходимости признать наличия “загадки”. Он пишет: “Великая загадка вчера – сегодня – завтра, непрерывно в нас проникающая, пока мы живем, распространяется на всю природу. Пространство – время не есть стационарно абстрактное построение или явление. В нем есть вчера – сегодня – завтра. Оно всё как целое этим вчера – сегодня – завтра всеобъемлюще проникнуто” [там же, c. 45].

Традиционная наука старалась эту загадку как бы не замечать. Однако в современных концепциях научной рациональности обосновывается идея “многомерного образа науки”, включающая наряду с когнитивно-методологическими, также психологические и социально-психологические “измерения”. На это обстоятельство мы обращаем внимание прежде всего потому, что к самой проблеме времени, можно, следовательно, подходить, исходя не столько из знания специфики той науки, в рамках которой эта проблема рассматривается, сколько с точки зрения того, какое конкретно “измерение” самой науки используется в подходе ко времени. Имеется в виду т. н. “междисциплинарный подход”. Именно такие подходы намечаются в настоящее время в ряде исследований (см.: [119, 120]).

В этой же связи обратим внимание на то, что при рассмотрении вопроса о соотношении “понятийных полей”, в рамках которых функционирует понятие времени, обычно выделяют два возможных подхода: поле естественнонаучных представлений и поле философских категорий. Но есть ещё (по крайней мере) один ракурс, на рассмотрении которого необходимо остановиться при анализе сущности понятия времени. Речь идет о сравнении категориального аппарата западноевропейской и восточной, в частности, китайской философии. Известна, например, точка зрения, что китайскую философию, точнее, её онтологию (хотя сама разделённость на онтологию и гносеологию по отношению к китайской философии может быть осуществлена весьма условно), следует рассматривать как онтологию событий, а не субстанций. Делается вывод, что именно по этой причине в китайской философии не наблюдается потребности в категориальном аппарате, в выявлении, что есть качество, атрибут и т. п. [60, с. 386].

На это важно обратить внимание, так как во многих современных концепциях при рассмотрении содержания категории времени за исходное берется или понятие “событие”, или родственное, но не тождественное ему понятие “состояние”. Однако при попытке взаимоувязки данных понятий с другими категориями западноевропейской философии, возникают серьезные трудности. Может быть, обращение к китайской философии в какой-то степени будет способствовать прояснению данной ситуации.

Еще древние философы обращали внимание на то, что поскольку прошлого уже нет, а будущего еще нет, то как можно “уловить” время, ведь оно непрерывно исчезает. Некоторые современные мыслители довольно близко подошли к ответу на эту загадку. Как недавно было показано, в наших мыслительных построениях могут “присутствовать отсутствующие объекты”. Это не каламбур, а научное утверждение.

Эта закономерность была известна ещё в далеком прошлом, люди в своих практических действиях ориентировались на то, что в определенных ситуациях необходимо учитывать “присутствие отсутствующего”. Например, если у человека отсутствует зрение, мы с этим должны считаться и помогать ему переходить дорогу или рассказывать о том, что он непосредственно воспринять не может. В процессе контакта с незрячим человеком мы должны основываться на “присутствии отсутствующего”. Но не следует так далеко ходить за примерами. Везде и всюду в нашей повседневной жизни мы сталкиваемся с необходимостью, аналогичной рассмотренной. При общении с иностранцем мы должны учитывать, что он может не знать язык или обычаи нашей страны. Учет отсутствия знаний или информации – это и есть факт учёта “присутствия отсутствующего”.

За последнее время внимание к изучению функций такого феномена, как “присутствие отсутствующего”, наблюдается в сфере социологии. Так, например, один из представителей постмодернистской логики Ж.-Л. Нанси пишет: “Оппозиция “пространство – время” и “присутствие – отсутствие” структурируют понятие социального отношения как опространствливание – овременение и как присутствие – отсутствие” [109, с. 84]. Вместе с тем утверждение, что именно социология – это “царство присутствия отсутствующих вещей”, является не совсем точным в том смысле, что любой проект, любой замысел включает то, чего чаще всего нет, пока нет, но что должно быть достигнуто.

В связи с сопоставлением проблемы времени и специфики такой ситуации, как “присутствии отсутствующего”, выскажем несколько предварительных замечаний.

1. При исследовании любых процессов и явлений всегда могут возникнуть такие ситуации, когда в исследование с неизбежностью включается отсутствующий объект. Например, в случае с бесконечностью её конец представляет собой отсутствующий объект, причём этот отсутствующий объект органически соотносится с содержанием самого понятия бесконечности. В обыденной жизни можно также найти массу примеров, когда содержание понятия раскрывается за счет привлечения представлений об отсутствующем объекте. Таковы, например, понятия холостяк”, “бездетная супружеская пара и т. п.

2. По отношению к понятию времени у этих отсутствующих объектов (прошлого уже нет, будущее ещё не наступило) имеется своя специфика. Может быть, следует классифицировать отсутствующие объекты именно в связи с их соотнесенностью не только к настоящему, но и к будущему или к прошлому. О специфике прошлого и будущего нами уже были высказаны определенные суждения.

3. Несомненно, что между стратегией исследования времени и трактовкой специфики философии, с одной стороны, и науки – с другой, имеется непосредственная связь. В концепции М. Хайдеггера бытие должно быть соотнесено с понятием “не-бытие” или Ничто. Ничто заведомо не может быть объектом экспериментального исследования. Отсюда делается вывод, что Ничто не может быть и объектом научного исследования.

Однако, оказывается, что могут иметь место феномены, состоящие из разных частей, причем одни части могут быть отнесены к полю научных объектов, а другие – нет, они могут быть отнесены только к полю философских объектов. К числу таких “составных” объектов, по видимому, относится феномен времени. Поясним это следующим образом.

При классификации объектов по их принадлежности к полю философских или к полю научных объектов, чаще всего используется именно такой критерий: могут быть объекты предметом экспериментального исследования или нет. Вместе с тем сам факт, что объект не может быть предметом экспериментального исследования, ещё не означает, что он обязательно должен попасть в число объектов философского поля. (В науке создано множество конструктов, например, меридианы и параллели, которые не являются предметами экспериментального исследования, но это не значит, что их следует отнести к полю философских объектов).

Вопрос о том, какими ещё признаками должен обладать объект для того, чтобы попасть в число объектов философского поля, является довольно сложным и дискуссионным. “Граница” между полем философских и научных объектов является подвижной, подходы к классификации объектов могут меняться. Но все же логично предположить, что если объект органически соотносится с представлениями о Ничто, то вероятность его попадания в поле философских объектов резко возрастает.

Именно такая ситуация имеет место, когда речь идет о феномене времени. Поскольку этот феномен состоит из различных модусов, то следует, прежде всего, учесть то, что некоторые модусы непосредственно могут быть объектом экспериментального исследования. Речь идет о модусе настоящего. Уточним – не “всё время” может быть объектом экспериментального исследования, а только указанная его “часть”.

Что касается модуса прошлого, то не само прошлое, а только его “следы” могут быть объектом экспериментального исследования. Если ситуация “исчезает”, следовательно она превращается в Ничто. По сути, модус будущего также связан с понятием Ничто. До тех пор, пока та или иная ситуация будущего не реализовалась, её нет, и, следовательно, она представляет собой Ничто. Причастность модусов прошлого и будущего к понятию Ничто убеждает, что части модусов времени должны быть отнесены к объектам философского поля. Сам феномен времени – сложный феномен, состоящий из частей (модусов), природа которых различна. Поэтому такой объект, как время, должен быть предметом исследования и науки, и философии. Любая попытка сделать феномен времени предметом чисто научного исследования заведомо обречена на провал. Что касается исследований, выполненных, казалось бы, в чисто философском ключе (речь идет здесь о работе М. Хайдеггера), то в них имеется обращение к научным данным, хотя основное внимание обращено на метафизику и философский подход к проблеме времени.

После этого весьма пространного отступления вернемся к рассмотрению загадки “вчера – сегодня – завтра”. По сути дела, в ней речь идёт о процессе становления и об ограниченных возможностях моделей, с помощью которых этот процесс смоделирован. В. И. Вернадский писал об этом в 30-е годы XX века. Но прошло время, и в 90-е годы появились работы, в которых обстоятельно стал рассматриваться вопрос о возможностях компьютерного моделирования времени. Речь идет о так называемых негеометрических моделях времени. Одной из работ, в которой с должной полнотой и обстоятельностью рассмотрен вариант построения модели времени на компьютере является книга российского логика А. М. Анисова [8].

О своей негеометрической модели автор пишет, что время в ней не сводится к множеству каким-либо образом упорядоченных моментов. Для понимания того образа времени, который предложен в данной модели, необходимо принять во внимание правила преобразования памяти компьютера, меняющего множество моментов. Речь идет о выяснении тех зависимостей, которые имеют место в процессе непрерывных изменений. Всё изменяется, “течёт”, ускользает, но в этом “скольжении”, уничтожении есть повторимость, инвариантность, “устойчивость”. Однако эти последние характеристики относятся не к отдельным “мгновениям”, которые неповторимы, а к форме взаимозависимостей между этими исчезающими мгновениями.

Автор описывает правила преобразования содержимого памяти, меняющего множество моментов. Правила эти ничто иное, как программа работы компьютера, выполнение которой определяет последовательность изменений моментов времени.

Наиболее важными аспектами этих изменений являются следующие.

1. В памяти появляется новая информация. Возможность моделировать новое – это существенная черта рассматриваемого компьютерного моделирования, однако сам источник этой новизны лежит за пределами ЭВМ. Источник новизны зависит от процессов, происходящих в ходе эксперимента. Используя довольно сложный ход рассуждений, который в своих деталях может быть понятным только для специалистов, автор высказывает гипотетическое предположение о том, что сам компьютер можно представить себе единственным источником новой информации.

2. Преобразование памяти сопровождается потерей информации. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СУЩЕСТВУЮЩЕГО – одна из характерных черт динамической концепции времени. При этом восстановить утраченное невозможно, т. к. в противном случае не следовало бы вообще вводить представление об исчезновении. Речь идет о восстановлении информации средствами данного компьютера, т. е. средствами рассматриваемой модели. Возможности сохранения информации при помощи других компьютеров или иных устройств в расчёт не принимаются.

3. Отношение, точнее, соотношение между новым и старым в модели не произвольно, а подчиняется закону ПРЕЕМСТВЕННОСТИ. На каждом этапе преобразования содержимого памяти новое никогда не занимает места старого целиком. Следы прошлых состояний памяти соседствуют с только что возникшими образованиями. В результате моменты времени развертываются в ряд, упорядоченный бинарными отношениями “раньше, чем”.

4. В силу первых двух пунктов, ряд моментов и сами моменты, в отличие от представления времени в статических моделях, не остаются неизменными. ВРЕМЯ “ТЕЧЕТ”. Настоящее после своего возникновения на каждом шаге преобразований смещается в прошлое, постепенно теряя информацию и находясь под угрозой полного исчезновения. Таким образом, любой момент времени когда-то был будущим, затем стал настоящим, а сейчас является лишь тем, что от этого настоящего осталось. По мере возникновения в ходе СТАНОВЛЕНИЯ новых “настоящих” прежний момент полностью вытесняется в небытие.

5. Находящаяся в памяти упорядоченная последовательность моментов суть не что иное, как МЕТАМОМЕНТ, представляющий собой настоящее – ряд и содержащий своё настоящее (настоящее настоящего), своё прошедшее (настоящее прошлого), правда, без своего будущего. Примечание: автор отмечает, что он рассматривает вариант, в котором отсутствует построение супернастоящего или метамомента. В памяти компьютера в состоянии разместиться лишь один актуально данный момент. Метамоменты-предшественники уже не существуют, метамоменты-последователи ещё не существуют. Их несуществование в качестве полноценных моментов АБСОЛЮТНО в рамках рассматриваемого уора*, поскольку ограниченность ресурсов пространства памяти не позволяет хранить эти метамоменты наряду с актуальным метамоментом. Но не следует считать их призраками, не имеющими отношения к реальности. Метамоменты прошлого оставили следы в метанастоящем, появление метамоментов будущего реально возможно.

В заключении отметим, что долгий период времени длительность моделировалась только на основе геометрических структур. Лишь за последние годы, в связи с появлением компьютерных технологий, начинают появляться негеометрические по духу и по своему категориальному аппарату работы по моделированию времени.

Один из важнейших выводов, вытекающих из анализа этих моделей состоит в том, что в этих моделях времени СУЩЕСТВУЕТ ПРОГРАММНО ОБУСЛОВЛЕННАЯ АСИММЕТРИЯ МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И НАСТОЯЩИМ, С ОДНОЙ СТОРОНЫ, И БУДУЩИМ – С ДРУГОЙ.

Функциональная асимметрия мозга человека. Рассмотрим этот вопрос на примере феномена, который принято называть “функциональной асимметрией мозга”. Одна из закономерностей, выявленных при изучении данного феномена, заключается в

_____________________

*Уоры – это одно из центральных понятий негеометрической модели времени. Предполагается, что универсум моделируется не геометрической структурой, а представлен компьютерной моделью. В компьютерной модели существует ровно по одному экземпляру каждого объекта, прошлые состояния объекта стерты в ходе преобразования памяти, новые состояния ещё не появились. Стирание прошлого необходимо в силу того, что памяти в таком компьютероподобном универсуме просто заведомо не хватит, чтобы разместить все прошлые состояния, не говоря уже о будущих, которые только предстоит вычислить. Такого вида УНИВЕРСУМЫ С ОГРАНИЧЕННЫМИ РЕСУРСАМИ называются сокращенно УОРАМИ.

том, что у правшей правое полушарие, а у левшей – левое ответственны за механизмы памяти, за построение модели прошлого. Механизмы построения моделей будущего обеспечиваются у правшей левым, а у левшей правым полушарием. Этот феномен, ставший известным относительно недавно, способствует более глубокому осмыслению загадки “вчера – сегодня – завтра”.

О том, что функции правого и левого полушария мозга асимметричны, стало известно ещё в середине XIX века. Французские ученые Дакс и Брок отмечали, что нарушение речи наступает только при поражении левого полушария. Однако о специфических функциях правого полушария долго ничего не сообщалось. Лишь в 1981 году за открытие функциональной специализации полушарий мозга была присуждена Нобелевская премия профессору психологии Калифорнийского технического института США Роджеру Сперри.

В этой связи рассмотрим также ряд принципиальных положений, изложенных в книгах и статьях Н. Н. Брагиной и Т. А. Доброхотовой, посвященных этому вопросу [27].

Указанные авторы дают подробное описание психической деятельности с точки зрения её пространственно-временной организации. Феномен функциональной асимметрии мозга не единственное проявление асимметрии в строении человека. Другие парные органы человека – руки, ноги, глаза, уши, и т. д. – также характеризуются функциональной асимметрией.

Было доказано, что в процессе познания правое и левое полушария выполняют разные функции. Психическая деятельность человека осуществляется в результате одновременной синтетической работы обоих полушарий. Все эти суждения относятся к характеристике деятельности подавляющего большинства людей – правшей; у левшей имеется своя специфика.

У правшей чувственный образ строится на основе деятельности правого полушария. Что касается гносеологического образа (имеются в виду логические, абстрактные представления), то за его формирование ответственно левое полушарие. Этот образ всегда незавершен, т. к. связан с устремленностью в будущее.

Благодаря наличию функциональной асимметрии человек обладает способностью осуществлять сложную деятельность. Проиллюстрируем это положение на примере. Перед человеком (правшой) положили листок бумаги, на котором нарисован небольшой кружок, и предложили поочередно указательными пальцами правой и левой руки дотронуться до этого кружка. Испытуемый с одинаковой легкостью выполняет это задание и правой и левой рукой. Усложним задачу. Предложим испытуемому вырезать ножницами нарисованный кружок. Он будет по-разному использовать возможности правой и левой руки. Правая рука – ведущая, за ней сохраняются более сложные действия. Левая рука выполняет функцию “помощницы” правой руки.

Было установлено также, что асимметрия функций полушарий мозга нарастает в онтогенезе. Кульминация функциональной асимметрии имеет место в зрелом возрасте, т. е. в самом продуктивном периоде жизни человека. Что касается пожилого возраста, то в этот период асимметрия в деятельности мозга ослабевает.

Для более тщательного рассмотрения феномена функциональной асимметрии, целесообразно использовать методологический прием, предложенный Ф. Т. Михайловым [102], так называемое “отключение” или “усечение”, или “неприсутствие”. “Отключить” функциональную асимметрию мозга полностью невозможно. Но можно сравнить ситуации, при которых функциональная асимметрия выражена слабо, с теми ситуациями, при которых она выражена сильно. При таком сравнении контрастных ситуаций особенно отчетливо вырисовывается роль функциональной асимметрии в познавательной деятельности и её специфика.

Приведем несколько примеров. Больные, у которых от рождения функциональная асимметрия мозга обозначена слабо, способны только к примитивной механической деятельности. Они не могут выполнять сложную творческую работу.

Это свидетельствует о том, что асимметрия обеспечивает возможность творческой деятельности. Следовательно, эффект отсутствия тоже несет информацию, и, как не странно, информацию именно о том, что отсутствует. Очевидно, здесь существует принципиальная возможность проникнуть в суть тех отношений, которые существуют между частью и целым.

Приведем теперь примеры из области так называемой рецептивной эстетики. В рецептивной эстетике объектом исследования является восприятие художественного произведения. Специалистами было замечено, что восприятие театральных спектаклей детьми и взрослыми происходит по-разному. Дети, как правило, проявляют повышенную активность, сопереживают особым образом всему, что происходит на сцене. Они во многом воспринимают поступки героев таким образом, как будто действия происходят в реальной жизни.

Как было указано выше, правое полушарие ответственно за чувственное отражение, а левое связано с мыслительной деятельностью. У детей эта разделенность выражена недостаточно четко, поэтому происходит как бы недопонимание условностей. Например, если по ходу сценического действия герою подсыпают яд в кружку с вином, а он собирается его выпить, то дети криками могут предупредить о том, что вино отравлено и пить его не следует.

Рассмотрим восприятие театральных действий в старости. Казалось бы, что в позднем возрасте, когда ослабевает асимметрия в деятельности мозга, восприятие спектаклей должно происходить примерно так же, как и у детей. Но это не совсем так. Прожитая жизнь, накопленный опыт накладывают отпечаток на восприятие театральных представлений. В этом плане довольно показательным является следующий эпизод. На сцене в одном из московских драматических театров разыгрывался спектакль с таким сюжетом. Один из героев, начальник отдела, женатый человек, влюбился в свою секретаршу, которая имеет мужа. В то время, когда между этими двумя действующими лицами происходит любовный диалог, из зала на сцену уверенной походкой выходит пожилая женщина. Одета она старомодно, прической и всем своим обликом напоминает учительницу прежних лет. Она с удивительно настойчивыми интонациями начинает произносить речь примерно следующего содержания: “Вот вы сидите и смотрите в зале и спокойно наблюдаете за тем, как у вас на глазах разрушаются две семьи. Вы ведь знаете, что у секретарши есть муж, и знаете, что у того, кто ей объясняется в любви, есть жена. Почему же вы их по-товарищески не остановите от аморальных поступков? Вы с интересом наблюдаете за происходящим и даже радуетесь, смеетесь, хлопаете…”.

О чем свидетельствует происшедший эпизод? С одной стороны, зрительница стремилась совершить гражданский поступок, решила вести борьбу за сохранение моральных устоев, она как бы хотела передать тем, кто сидел в зале, свой жизненный опыт, основанный на её многолетней работе. Подобного рода реакция, естественно, не может наблюдаться у детей, имеющих небольшой жизненный опыт. Но, если отвлечься от “гражданской миссии” пожилой зрительницы, станет очевидным недопонимание условностей, характерное для детей.

Именно такая трудность в различении при просмотре спектаклей в театре характерна и для детей. И это связано с ослаблением функциональной асимметрии мозга.

Однако мы погрешили бы против истины, если бы стали утверждать, что только у детей и у стариков бывают трудности в различении самого представления и смысла представления. Бывают исключения. В одном американском театре ставили спектакль по пьесе Шекспира “Отелло”. Когда по ходу театрального действия Отелло стал “душить” Дездемону, зритель, сидевший в первом ряду, вдруг выскочил на сцену и пистолетом застрелил артиста, игравшего Отелло, а потом, когда пришел в себя и понял, что убил артиста, тут же застрелился сам. Их похоронили в одной могиле и сделали надпись о том, что в этой могиле похоронен один из самых талантливых артистов и один из самых впечатлительных зрителей.

С точки зрения тех данных, которыми располагает современная наука относительно некоторых механизмов психической деятельности, можно сделать вывод, что у впечатлительного зрителя явно отключился или, точнее, был ослаблен на какой-то короткий период механизм функциональной асимметрии, с помощью которого происходит различение “представления” и “смысла представления”. Для нормальных взрослых людей явления, подобные тем, которые произошли в американском театре, не характерны.

Интересно отметить, что утром функциональная асимметрия, как правило, сильнее, чем днем или вечером. Это обстоятельство свидетельствует о подвижности, динамичности самой функциональной асимметрии.

Выше было показано, что дети в театре при просмотре спектаклей ведут себя по-другому, чем взрослые. Не скрывается ли за этим обстоятельством определенный глубинный смысл? Для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, нам кажется целесообразным сопоставить между собой две ситуации. Выберем ситуацию, в которой дети и взрослые ведут себя сходным образом, и ситуацию, в которой они ведут себя по-разному. (Об одной из таких ситуаций уже шла речь при анализе реакции детей и взрослых на театральные действия).

К числу ситуации первого типа относится, например, следующая. Дети и взрослые пришли на прогулку и расположились на берегу реки. Дети в отличие от взрослых могут играть, кувыркаться, но восприятие детьми и взрослыми кружающей действительности будет примерно одинаковым. На берегу реки, на лоне природы нет того, что присутствует в театральных спектаклях: условность, замысел режиссера, символы. Культура символична, и именно её восприятие резко отличается у детей и взрослых. В качестве примера приведем такой случай. У великого А. Эйнштейна, когда он жил в США, по соседству проживала семья, в которой были маленькие мальчики. А. Эйнштейну хотелось подружиться с этими детьми. (Конечно, он мог бы “погрузиться” в их мир, изобразив себя заинтересованным в их играх, но иногда дети чувствуют неестественность такого погружения взрослых в их мир.) Эйнштейн поступил следующим образом: он предложил совместное “поедание” компотов. И дети, и Эйнштейн любили эту пищу, всё было естественно. Не было символики, и они прекрасно понимали друг друга.

Подведем некоторый итог. Все вышеприведенные примеры подтверждают тот факт, что функциональная асимметрия мозга обеспечивает как возможность сложной деятельности, включая творчество в сфере культуры, так и само восприятие произведений культуры, в частности восприятие театральных действий.

Многие мыслители пытались выделить наиболее существенную черту человека. Э. Кассирер, например, считал, что “человек – символическое животное”. Ф. Ницше писал, что “человек – животное, способное обещать”. Эти суждения “охватывают” разные грани человеческой личности, демонстрируют различные подходы. Если же учесть, что у человека имеется функциональная асимметрия мозга, то анализ этих определений может привести к следующим выводам. Только функциональная асимметрия обеспечивает процесс создания культуры и её понимания. Можно уточнить: функциональная асимметрия мозга человека – одно из необходимых, обязательных условий в процессе создания культуры. Но не следует утверждать, что это единственное и достаточное условие.

Когда Ф. Ницше пишет, что “человек – животное, способное обещать”, то опять-таки только у человека имеется достаточно развитая асимметрия, функциональная асимметрия мозга. Именно поэтому человек может строить модели будущего, иметь намерения и давать обещания.

Несколько слов о том, обладают ли животные свойством функциональной асимметрии мозга. В некоторых специальных исследованиях отмечалось, что у обезьян возможности правой и левой верхних конечностей не различаются. Обезьянам давали предметы, и они бросали их с одинаковой вероятностью то правой, то левой рукой. Однако в последнее время появились исследования, в которых фиксируется факт наличия слабо выраженной функциональной асимметрии мозга у высокоорганизованных обезьян. Пока что феномен функциональной асимметрии мозга человека исследуется в связи с проблемами философской антропологии крайне мало. Психологи тоже далеко не всегда соотносят свои исследования с проблематикой функциональной асимметрии.

Что касается специалистов в области искусственного интеллекта, то в их среде возникла дискуссия. Некоторые авторы утверждают, что для работы по созданию искусственного интеллекта вполне достаточно знания только “левополушарных” искусственных систем [121, с. 208]. Аргументы при этом сводятся к тому, что нужно создавать не “интеллектуальную систему вообще”, а систему, предназначенную для решения определенной задачи. При этом существенно подчеркнуть, что сами задачи, а также процедуры и методики, с помощью которых эти задачи решаются, должны быть словесно объяснимы; только такие задачи на современном уровне и могут быть поставлены.

Напомним, что именно левое полушарие (имеются в виду “правши”, т. е. люди, у которых левое полушарие управляет правой стороной тела) при грубой аналогии может быть уподоблено семиотической системе. Оно может быть сравнимо с большой и мощной ЭВМ, имеющей дело со знаками и способами их обработки.

Именно в этом полушарии находится центр речи. Доказано, что речь, обращенная к другому, как и внутреннее проговаривание при размышлении, – это основной и, может быть, единственный способ реализации мыслительных процедур, за которые ответственна деятельность левого полушария. Иногда это полушарие называют вербальным. Процедуры, обусловленные функционированием левого полушария, словесно описываются и, следовательно, алгоритмизуемы. К числу таких рационально-логических процедур относятся: целенаправленный поиск в лабиринте, документация целей, планирование, логический вывод. Все перечисленные, как и многие другие аналогичные процедуры, могут быть осуществлены за счет деятельности левого полушария.

Правое полушарие связано с формированием чувственного образа. Усиленная активность правого полушария наблюдается в состоянии сна. У большинства людей во сне левое полушарие отдыхает после напряженной работы. За счет повышенной активности правого полушария спящий человек может видеть яркие бессловесные сны, испытывать эмоциональные ощущения, которые не могут быть полностью выражены словами. Эту “невыразимость” некоторые авторы сравнивают с “невыразимостью” тех переживаний, которые испытывает человек при восприятии музыки. Известно, что восприятие музыки тесно связано с деятельностью правого полушария.

Существует эффект, который специалисты называют “deja vu” (“уже виденное”) – человек испытывает ощущение “я уже это где-то видел”, “что это уже со мной было”. Высказываются предположения, что в таком состоянии резонируют какие-то “мыслеобразы”, за возникновение которых ответственна деятельность правого полушария.

В работах по созданию искусственного интеллекта отмечается, что одной из наиболее важных задач, является задача выявления метапроцедур правого полушария, соотнесения действий правого полушария с метапроцедурами левого полушария. Авторы отмечают, что только при совместной работе обоих полушарий возникает феномен человеческого мышления и человеческого поведения. Указанные суждения, возможно, потребуют некоторого уточнения в связи с тем, что буквально в последние годы доказано существование феномена функциональной асимметрии полушарий мозга у высокоорганизованных обезьян. Но дело не только в этом.

Можно предложить дополнительные методики для исследования того “вклада”, который по отдельности вносят правое и левое полушария в мыслительные и, соответственно, поведенческие акты, за счет наблюдения поведения детей в различном возрасте. В поведении детей отмечаются два момента: а) опора на правое полушарие, усиление роли левого полушария с возрастом. б) усиление функциональной асимметрии с возрастом. О том, что у пожилых людей асимметрия выражена меньше, речь уже шла.

В этой связи можно высказать некое общее суждение. Сам факт создания Международного общества по исследованию сущности времени, ещё не гарантирует подлинную консолидацию усилий ученых. Из изложенного ясно, что должны быть органически связаны между собой цели и задачи, которые перед собой ставят специалисты в области создания искусственного интеллекта – с одной стороны, и специалисты, изучающие специфику детского мышления и поведения, а также специалисты в области рецептивной эстетики – с другой. Нам могут задать вопрос: а какое отношение имеют эти исследования к самому феномену времени? Дело в том, что функциональная асимметрия полушарий мозга обеспечивает и соответствующую “несимметричную” ориентировку в модусах времени. Правое полушарие, ответственное за образное мышление, за наши воспоминания, ответственно также и за отражение прошлого. Левое полушарие ответственно за построение моделей будущего и за нашу творческую деятельность. Так что вопросы изучения человеческого интеллекта, вопросы создания искусственного интеллекта и вопросы дальнейшего изучения свойств времени органически связаны. Чем полнее будет привлекаться материал из таких различных областей знаний, как, например, детская психология и рецептивная эстетика, тем больше будет основания для широких обобщений, что, в свою очередь, должно стать базой для дальнейших, надеемся продуктивных, исследований. В этой связи мы не можем не сослаться на работы А. И. Мещерякова [101], свидетельствуетющие об исключительной роли фактора времени в процессе формирования сознания у детей. Об этом, в частности, пишет Ф. Т. Михайлов: “Эксперимент А. И. Мещерякова позволил убедиться на практике в том, что человек только тогда приобретает способность мыслить и относиться к миру со знанием, когда реальное историческое время культуры становится его личной биографией” [102, с. 279].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 8.

Взгляды Н. О. Лосского на природу времени

 

Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965) окончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, учился в высших учебных заведениях Швейцарии и Алжира, с 1907 по 1921 год работал профессором Петербургского университета. В 1922 году, как и Н. А. Бердяев, он был выслан из России за границу и на долгие годы обосновался в Праге. Однозначно охарактеризовать сущность мировоззренческой позиции этого мыслителя – задача довольно сложная. Свою философию Н. О. Лосский характеризовал как направление своеобразное, заключающее в себе органический синтез традиционного эмпиризма с рационализмом.

Наряду с В. В. Зеньковским (1881 – 1962) Н. О. Лосский впервые предпринял попытку целостного и критического исследования собственно философской проблематики в истории русской мысли. Его называли патриархом русской философии, а также мыслителем, который передал духовную эстафету от русской эмиграции к новому поколению русских людей. Во многих произведениях Н. О. Лосского значительное внимание уделено анализу феномена времени. С наибольшей полнотой суждения о времени представлены в работе “Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция” [92].

Для того чтобы более последовательно изложить концепцию времени Н. О. Лосского, необходимо вначале несколько слов сказать о его исходных мировоззренческих позициях. Он считал, что основное внимание философии должно быть привлечено к анализу т. н. “субстанциальных деятелей”. Всякий субстанциальный деятель способен производить не только психические, но и материальные процессы; а, следовательно, он не душа, производящая только душевные процессы, и не материя, производящая только материальные процессы, а существо метапсихофизическое, т. е. стоящее выше различия между душевным и материальным процессами [там же, с. 120]. Это понимание ограниченности и относительности деления всего существующего на две сферы: сферу Бытия и сферу Мысли – важно иметь в виду при рассмотрении его воззрений на сущность времени.

Ход своих рассуждений философ начинает с вопроса: “Что существует в мире?” Естественный ответ – в мире существуют люди и предметы, причем предметы подвержены изменениям. Далее Н. О. Лосский дает определение понятию “событие”. Событием он называет всякое состояние вещей, возникающее во времени и после большего или меньшего промежутка времени исчезающее, отходящее в область прошлого. Обратим внимание на то, что понятие событие соотносится с изменением состояния вещей, а понятие состояниепривлекает к себе особое внимание современных исследователей. Для сравнения отметим, что в Древней Греции предполагалось, что для познания природы вещей необходимо и достаточно знать только их происхождение, т. е. явно переоценивался генетический метод. Здесь же метод исследования включает уже и такие понятия как событие и состояние.

Ход своих рассуждений Н. О. Лосский строит следующим образом. Процесс характеризуется им как последовательная совокупность событий. При этом он отличал события и процессы, происходящие в материальном мире, от событий и процессов, происходящих в мире духовном. Определяя понятие событие, Н. О. Лосский пишет: “Интенциональный акт есть событие, т. е. нечто оформленное временем: предмет может быть событием, т. е. бытием временным (например, наблюдаемое мною тикание метронома), но он может быть также и вневременным, идеальным бытием (например, мыслимая мною математическая идея)” [там же, с. 144 – 145]. В отличие от материальных вещей психические интенсиональные акты имеют “только временное оформление” и не обладают “никакою пространственною формою” [там же, с. 146]. Идеи “рождаются во времени” потому, что “они возникают вследствие творческого акта субстанциального деятеля. А творческий акт …есть событие, протекающее во времени, но творимая им идея как возможность …есть нечто невременное” [там же, с. 240]. Это означает, что духовные и душевные события, например, чувства и желания, имеют форму времени, но не имеют пространственной формы, а материальные события помимо формы времени имеют ещё и пространственную форму.

Выделяет Н. О. Лосский также то, что, на его взгляд, событием не является. Например, “порядок …не есть событие, текущее во времени, …есть идеальный аспект действования” [там же, с. 237]. Не являются событиями и математические предметы. Например, “пять, семь, двенадцать и равенство “5+7=12” не есть событие”, их он называет “формальной стороной событий”. Они, по его мнению, созерцаются и понимаются субъектом “как нечто не текущее во времени, не временное, т. е. идеальное” [там же, с. 199]. Эти математические объекты, а также пространственные, временные и иные отношения Н. О. Лосский называет отвлеченно-идеальными формами и отличает их не только от “реальных вещей”, которые существуют в пространстве и времени, но также и от психических актов, которые существуют только во времени.

Суждения Н. О. Лосского о времени представляют для нас несомненный интерес. Историко-философский материал обладает той особенностью, что не теряет своей актуальности в связи с тем, что естествознание приносит все новые и новые, подчас совершенно неожиданные, данные, требующие периодического переосмысления многих философских положений, нередко устоявшихся и принципиальных.

Как полагает Н. О. Лосский, время есть не что иное, как форма событий. Происходящие во времени события находятся друг к другу в отношениях либо “прежде” или “после”, либо в отношениях одновременности, сосуществования, смежности или “удаленности” друг от друга. Утверждая, что время делимо до бесконечности и в этом смысле ряд моментов во времени есть ряд непрерывный, Н. О. Лосский предостерегает исследователей от возможных ошибочных суждений. Суть этих “ошибочных суждений” заключается, по его мнению, в том, что если предположить, будто моменты не имеют никакой длительности, то нельзя сделать вывод о том, что время состоит из бесконечного множества моментов. В самом деле, суммируя бесконечное множество нулей нельзя получить из них единицу.

Здесь Н.О. Лосский, на наш взгляд, явно исходит из традиционного понимания бесконечности. Между тем, сравнительно недавно было показано наличие целого ряда весьма специфических, качественно отличных друг от друга видов бесконечности. Наряду с актуальной и потенциальной бесконечностью математиками были открыты такие её виды, как метрическая бесконечность, бесконечность типа “плотности континуума”, аффинная бесконечность и т. д.

Рассмотрим отношения между метрической бесконечностью и бесконечностью плотности континуума. Оказывается, объект может считаться конечным, только если рассматривать его с точки зрения вполне определенных свойств и учитывать представления об определенном виде бесконечности. Но если рассматривать другие свойства этого же объекта, то может понадобиться привлечение представлений о других видах бесконечности и, с этой точки зрения, объект может оказаться бесконечным.

Очевидно, следует исходить из положения о том, что объекты могут рассматриваться с различных точек зрения. Причем, в одном плане они могут быть сравнимы, а в другом – нет. Например, можно ли сравнивать такие разные вещи, как сапоги и мука? Казалось бы, ответ должен быть заведомо отрицательным. Однако и сапоги, и мука имеют общее свойство – стоимость, поэтому можно подобрать такое количество муки, что её стоимость будет равна стоимости одной пары сапог.

Рассмотрим теперь отношения между различными видами бесконечности. Представим себе отрезок, длина которого – 1 см. Поставим вопрос: конечен или бесконечен этот отрезок? Вопрос можно поставить более корректно: если у этого отрезка имеются различные свойства, то возможна ли ситуация, при которой для характеристики этих конкретных свойств необходимо привлечь представления о различных видах бесконечности? Напомним, что выбранный нами объект – отрезок – обладает определенными метрическими свойствами, его длина равняется 1 см. С точки зрения своих метрических свойств этот объект является конечным. Понятие бесконечности в данном отношении неприменимо.

Представим себе далее, что у нас имеются два отрезка. Один больший – 2 см, а другой меньший – 1 см. Можно ли на одном и на другом отрезке поместить одинаковое количество точек? Ответ, казалось бы, должен быть таким: на том отрезке, который длиннее, можно поместить большее количество точек, чем на том, который короче. Но этот ответ будет правильным только при условии, если точки являются протяженными объектами, другими словами, имеют метрику. Если же речь идет о непротяженных точках, т. е. о точках, не имеющих метрики, то их на любом отрезке, каким бы крошечным он ни был, можно поместить бесконечное множество. Отсюда вытекает следующее суждение: между отрезками любой длины, как бы они не отличались друг от друга по своим метрическим свойствам, т е. по длине, можно поместить бесконечно большое количество непротяженных точек и между точками на одном и на другом отрезках можно установить взаимно-однозначное соответствие. Следовательно, если перед нами два отрезка различной длины и мы зададим вопрос о том, имеются ли у этих отрезков такие свойства или качества, для характеристики которых их длина – т. е. метрическое свойство – не играет роли, то мы должны ответить: да, такое свойство имеется, т. к. на каждом из этих отрезков может быть размещено бесконечное количество безразмерных точек, каждый отрезок может вместить “плотность континуума”.

Рассмотрим содержание такого понятия, как “аффинная бесконечность”. Слово “аффинная” происходит от латинского слова affinis, что значит “родственный”, соучастный. Подробно об аффинной геометрии мы рассказывать не будем, отметим лишь, что аффинные преобразования предполагают сохранение подобия. Фигуры могут уменьшаться или увеличиваться в своих линейных размерах, но мы их узнаем, т. к. сохраняется подобие.

В качестве примера возьмем детскую игрушку – пирамиду с кольцами. Внизу лежит самое большое кольцо, над ним располагаются кольца всё меньшего и меньшего диаметра. Допустим, у нас имеются две пирамидки: у одной стержень, на который одеваются кольца, – длиннее, а у другой – короче. Спрашивается, на каком стержне поместится больше колец при условии, что толщина этих колец одинаковая? Ответ, казалось бы ясен: чем длиннее стержень, на который кольца одеваются, тем больше колец можно одеть на этот стержень, при условии, что толщина у всех колец одинаковая. Но не торопитесь принять этот ответ! Необходимо рассмотреть еще один вариант: предположим, что толщина каждого кольца не просто бесконечно мала, а совсем отсутствует, другими словами, она равна нулю. Что тогда? Тогда длина стержня, на который нанизываются кольца, вообще не играет роли. И на очень маленький стерженек, и на очень длинный стержень можно нанизать одинаковое, в данном случае, бесконечное количество колец.

Попытаемся оценить наследие Н. О. Лосского с точки зрения наличия в нём указаний на целесообразные стратегии постижения сути феномена времени. Обратим внимание, что свои рассуждения он начинает с рассмотрения категории “предмета” и взаимодействия человека с предметами.

Для современной методологии знаменательно, что ещё в 50-е годы XX века Людвиг фон Берталанфи (1901 – 1972) произнес крылатую фразу: “Всюду системы!”. А ведь понятие или, лучше сказать, категория “вещи” в научном, предельно общем и глубоком смысле этого слова – это и есть система. Отдельно взятая вещь вообще не существует, а если она каким-то необычайным образом и могла бы существовать, то, находясь в абсолютно изолированном состоянии, она не смогла бы проявить никакого своего качества или свойства. Если рассматривать наследие Н. О. Лосского как “духовную эстафету”, то в этом плане приходится только сожалеть, что наработки, сделанные в сфере теории систем, до сих пор слабо используются во многих разделах науки, особенно в области изучения времени. Н. О. Лосский ещё в 1938 году утверждал системный характер процесса познания. Будучи интуитивистом, он считал, что познающий субъект не конструирует познаваемый предмет, а интуитивно его созерцает, “находя в нем системность, обусловленную …предшествующею знанию жизнедеятельностью” [там же, с. 201].

Время, согласно Н. О. Лосскому, как мы уже отмечали, является формой событий или процессов, причем не только физических, но и психических. Это означает, что пустого, бессодержательного, т. е. несвязанного с физическими или психическими явлениями, времени, с его точки зрения, не существует, и можно выделить два вида времени: физическое и психическое время. Причем, время – это “единая тождественная для всех мировая форма” [там же, с. 203].

Время обладает свойством длительности, оно течёт. Причем сказанное выше позволяет предположить, что оно течёт благодаря своему содержанию, точнее, то, что в нем течёт (или длится), и есть его содержание, т. е. течет именно содержание времени или, что для Н. О. Лосского то же самое, во времени текут процессы или события. Течение времени таково, что содержание всех предыдущих моментов времени “стало уже безвозвратно прошлым” [88, с. 291]. Последнее означает, что течение времени сопряжено у него с различением в нём прошлого, настоящего и будущего.

Еще одно важное свойство времени – внеположенность его частей в отношении друг к другу. Отсюда Н. О. Лосский делает вывод, что время раздроблено, причем до бесконечности. Раздроблено, следовательно, и содержание всякого процесса. И хотя время делимо до бесконечности, у него есть и неделимый аспект. “Неделимо только то, что называется “момент” времени”, – пишет Н. О. Лосский. Момент неделим потому, что “не имеет никакой длительности”, так как представляет собой границу между двумя частями времени. Однако между любыми двумя моментами можно поставить бесконечное количество других моментов. Таким образом, “ряд моментов во времени есть ряд непрерывный. С другой стороны, из суммы моментов нельзя получить длительности” [там же, с. 291], поскольку момент времени не имеет протяжения (не обладает длительностью). Откуда же тогда у времени берется свойство длительности? Оставим этот вопрос пока без ответа. Рассмотрим виды временных отношений.

Происходящие во времени события, с точки зрения Н. О. Лосского, находятся друг к другу в отношениях двух типов: прежде” или “после”; а также “одновременности” (сосуществования). Эти отношения Н. О. Лосский анализирует на примере падения камня. Процесс падения совершается во времени и ему, согласно Н. О. Лосскому, присущи различные “отношения времени”. В частности, отношение прежде – после. Это отношение “связывает обе стороны вместе сразу”: например, “бытие первой секунды существует каким-то образом для бытия пятой секунды и наоборот”. Н. О. Лосский указывает здесь на целостность, связность феномена времени, тогда как в других местах он, напротив, акцентирует внимание на его дробности. Но специфику таких характеристик, присущих отношению “прежде – после”, как “вместе” и “сразу”, по мысли Н. О. Лосского, “нельзя понимать как одновременность: тогда получилось бы прямое противоречие – одновременность последовательности”. Отсюда он заключает, что не остается ничего другого, как “думать, что отношения времени суть вневременные условия времени” [89, c. 363]. Подобным образом он рассуждает и о пространстве.

Однако “если сама временная последовательность вневременна” и вневременны отношения времени, то “что же тогда обладает свойствами временности”, – задает вопрос Н. О. Лосский. Ответ таков: “…временность принадлежит конкретным целым вещам и событиям, например, камню и падению его…”. Временные отношения “суть моменты конкретного целого, не временные” [там же, с. 363 – 364]. Вообще, “в мире есть много такого, что не имеет временной формы и потому не изменяется, не отпадает в прошлое” [88, с. 292].

Согласно Н. О. Лосскому, всё протекающее во времени нуждается в связующем начале для того, чтобы образовать “системное целое, в котором прошлое и будущее существуют в отношении друг к другу. Такое начало должно быть сверхвременным, иначе оно не могло бы определять вместе то, что относится к разным временам” [89, с. 364]. Так что любая “материальная система содержит в себе, кроме пространственной множественности, еще другую сторону – сверхпространственную, единую, связывающую в нечто цельное то, что в пространстве удалено друг от друга” [там же]. Речь идет о сверхвременном и сверхпространственном единстве предмета. Такое единство предметам может дать только субстанция. Любая же “…попытка вывести всё высшее целиком из низшего без содействия… высших начал, приняв за исходный пункт творческой эволюции пустое чистое пространство и время, есть нагромождение непонятностей уже потому, что пространство и время суть только пассивные формы, неспособные существовать без содержания и быть источником творчества” [92, с. 154].

Субстанция, согласно Н. О. Лосскому, есть “сверхвременное существо, творящее свои проявления во времени и являющееся носителем их”. Поскольку, “такое существо есть творческий источник своих проявлений”, Н. О. Лосский называет его “субстанциальным деятелем”. Таковым, по его мнению, является всякая личность. “Субстанция есть идеальное бытие, т. е. сверхвременное и сверхпространственное… мое “я” (душа… это бытие,… оно находится вне потока времени)” [90, с. 24]. Это в частности означает, что душа вечна.

Обратим внимание в этой связи на одно важное, на наш взгляд, обстоятельство: из анализа структурных особенностей времени у Н. О. Лосского прямо вытекает необходимость бытия субъективного, личностного начала в мире. Без наличия такого начала не могло бы существовать само время.

Будучи по своей сущности вневременной, личность “только своим проявлениям, своим поступкам… придает форму временную (психические или психоидные проявления), или пространственно-временную (материальные проявления)” [там же, с. 23 – 24]. Само же я, “будучи вне времени и стоя выше его, не находится ни близко, ни далеко от своих переживаний, т. е. от событий, в которых проявляется его субстанциальная сущность: поэтому оно способно охватывать единым взором целый более или менее длительный отрезок событий, содержащий в себе не только настоящее, но и прошлое, а также нарождающееся будущее. Например, слушание мелодии и наслаждение ею было бы невозможно без этого господства над временем” [88, с. 11]. Это означает, на наш взгляд, что во многом именно благодаря субъективному аспекту универсума и достигается его связность, системность, в том числе связность временная.

По сути, ту же мысль мы находим и у самого Н. О. Лосского: “Идеальное бытие есть условие единства и связности мира, условие системности, познаваемости и осмысленности его” [92, с. 197].

Время и пространство, таким образом, лишь “способы действования” субстанциальных деятелей и выступают как подчиненные формы мира. Поэтому, согласно Н. О. Лосскому, сам “мир не находится во времени и пространстве: наоборот, время и пространство находятся в мире, поскольку деятели придают своим проявлениям эти формы” [там же, с. 217]. Пространственность присуща миру “только во внутримировых отношениях некоторых проявлений субстанциальных деятелей”. Он допускает даже, что пространство, как система внутримировых отношений, конечно, хотя “у него нигде нет “краев”…” [там же]. Но “мир как целое не имеет никакой пространственной формы, хотя некоторые части мира в отношении друг к другу пространственны” потому, что “не имеет ничего вне себя…” [там же, с. 170]. Здесь Лосский дает свое решение старого философского вопроса о том, что существует за “границами” мира. С его точки зрения, не корректно говорить о том, что за пределами мира существует еще нечто, поскольку время и пространство характеризуют только внутримировые связи и процессы, сам же вопрос заранее предполагает наличие пространственных и временных структур за его пределами.

Всё пространственно и временно оформленное Н. О. Лосский рассматривает не как бытие, а как бывание, как действование, производимое субстанциальным деятелем. Отсюда он делает удивительный вывод о том, что даже “строение и процессы в атоме не могут быть выражены до конца пространственно-временными моделями” [там же, с. 218].

Как утверждает Н. О. Лосский, познающий субъект может воспринимать изменения, совершающиеся во времени, именно благодаря тому, что сам он есть сверхвременное существо, ибо “чтобы воспринять изменение, …необходимо сразу созерцать и настоящее, и …прошлое состояние предмета” [89, с. 366]. Следовательно, “единый акт своего созерцания” субъект “направляет сразу на более или менее длинный отрезок изменения и созерцает его как сразу наличное течение” [там же, с. 367]. При этом к настоящему относится лишь акт припоминания субъекта, направленный на прошлое”, а не само прошлое, которое “становится вновь имманентным сознанию субъекта”. Сам субъект, хотя он есть сверхвременное бытие, “способен совершать акты во времени, например, познавательные акты внимания, различения, припоминания…” [там же, с. 369].

Из сказанного следует, что субъект не пассивен, а сам есть “важнейший источник (важнейшая часть причины) своих проявлений во времени… и составляет… верховную основу временных актов…” [там же, с. 370]. Свобода воли субъекта проявляется, в частности, в его свободе от своего прошлого. Это оказывается возможным потому, что я есть существо сверхвременное, а следовательно, “нет ничего временного, что, предшествуя нашему я во времени, произвело бы его. Именно это …я как носитель творческой бескачественной силы, вступая во временной процесс своими действиями, есть подлинная причина, порождающая эти действования”, а отнюдь не его прошлый опыт. “Стать влиятельным… прошлое может лишь постольку, поскольку сверхвременное я актуализирует его, приобщает его к настоящему путем воспоминания” [там же, с. 550]. Именно благодаря своей сверхвременности субстанциальное я и может господствовать над событиями, текущими во времени. В наибольшей степени господство я над временным процессом обнаруживается, по мысли Н. О. Лосского, “в акте раскаяния, прожигающего душу до дна и отсекающего прошлое… в бездну времени” [там же, с. 551 – 552].

По мнению Н. О. Лосского, деятельность во времени для человеческого я необходима именно в силу его неабсолютности. Эта деятельность дополняет “его содержание всё новыми завоеваниями, тогда как Абсолют ни в чем не нуждается и не ради себя вступает во временной процесс” [91, с. 129].

В отличие от А. Бергсона, который не признавал существования сверхвременного я как субстанции, а допускал только временное бытие, поскольку, по мнению Лосского, опасался, что допущение сверхвременного, следовательно, неизменного начала уничтожит живую изменчивость реального бытия, сам Н. О. Лосский полагал, что именно сверхвременное начало в сочетании с временным процессом обеспечивает реальному бытию возможность непрестанного обновления и связи с прошлым [там же, с. 44 – 45].

Н. О. Лосский об Августине. Интересны, на наш взгляд, суждения Н. О. Лосского в отношении позиции Августина по проблеме времени. В выражении мысли Августина о вечном настоящем Н. О. Лосский обнаружил некоторую неточность. Слова Августина “вечное настоящее” он рассматривает как образное выражение, “сравнивающее сверхвременность с настоящим, то есть временностью”. “Как следует понимать “вечное настоящее”, – утверждает Н. О. Лосский, – видно из слов Боэция, где он говорит, что intelligentia Бога видит всё “одним охватом ума”, т. е. сверхвременно видит весь временной ряд, и для этого видения вовсе не требуется, чтобы одно звено вытекало с необходимостью из других звеньев” (см.: Боэций, трактат “Утешение философией”, V кн., 4 [26, с. 283]). Некоторые философы, например Гоббс, продолжает свою мысль Н. О. Лосский, в свете этих слов трактуют вечность Бога как неделимую точку. Но непонятно, “как может она охватывать всё время, которое есть не точка, а наоборот, вечная последовательность”. По мнению Н. О. Лосского, “мысль об одной точке во времени, объемлющей всю последовательность времен”, может прийти только в умы, склонные к материализму [89, с. 573]. “Слово “вечность” означает здесь не бесконечную длительность, которая всё же была бы течением во времени, а нечто гораздо более своеобразное: полную свободу от временных определений (краткость, продолжительность, предшествование чему-либо, следование за чем-то и т. п.), неприменимость к “я” в такой же мере, как, например, числу десять не присущи цвета. Субстанция не только находится вне времени, но ещё и господствует над ним, что и означается словом сверхвременность” [91, с. 10].

В другой работе Н. О. Лосский пишет, что Бог как верховное сверхвременное и сверхпространственное существо “может вступать в отношение к любому времени и пространству”, более того, “благодаря Его бесконечной мощи связь Его со всяким временем и местом совершенно актуальна”. Это означает, что “Бог вездесущ в пространстве и времени” [89, с. 574], а также то, что не только пространство, но и время существует во всём своем “объёме”, во всей целостности, существует как река, на всём его протяжении от истоков до устья.

Обосновывая свое учение, Н. О. Лосский вместе с тем подробно ссылался на Лейбница, который говорил: “Я… считаю пространство, так же как и время, чем-то чисто относительным: пространство – порядком сосуществований, а время – порядком последовательностей. Ибо пространство… обозначает порядок одновременных вещей, поскольку они существуют совместно…” [182, с. 441]. Основываясь на точке зрения Лейбница, что “время есть лишь порядок “прежде – после”, лишь своеобразная система отношений между событиями, Н. О. Лосский утверждает, что “пустого времени нет; элементы, упорядоченные отношением времени, сами не временны; внутри мирового целого есть временной порядок между некоторыми его элементами, но мир, взятый как целое, не временен; конкретный временной процесс делим… лишь до своих невременных элементов, следовательно, временной процесс не сплошен, а прерывист” [91, с. 100].

О причинности. Н. О. Лосский не сводит причинность только к естественной причинности, связанной с временным порядком. Подлинной причиной он называет субстанциальных деятелей, т. е. конкретно-идеальное, духовное начало. “Кто признает существование конкретно-идеальных начал, подобных человеческому я, тот не сводит причинность только к порядку событий во времени. Причиною нового события не может быть только предшествующее во времени событие с его строго очерченным, ограниченным содержанием; отвлеченно взятое, оно совершенно лишено динамичности… и может только безвозвратно отойти в область прошлого. …дальнейшее развитие события возможно лишь постольку, поскольку над ним стоит деятель – субстанция, владеющая событиями, как своим состоянием, и стремящаяся отменить его, или преобразовать, или дополнить. Таким образом, основной элемент причины в смене временных процессов всегда есть конкретно-идеальное бытие. Как сверхвременное начало, оно объемлет и наличное состояние и ближайшее следующее, порождаемое им на основе предыдущего, так что конец предыдущего может быть началом следующего, и причинный ряд во времени есть не прикладывание b к a, но сплошное течение, например, продолжение движения, нарастание чувства, переход его в решение и т. п. Эта сплошность никоим образом не может быть результатом рассудочного синтеза и вообще отвлеченно-идеального сочетания: нет синтеза (складывания) там, где есть такая цельность, которая присуща сплошности. Поэтому отвлеченный идеал-реализм не может объяснить сплошности, встречающейся в причинных рядах”. Она может быть объяснена только участием конкретно идеального начала в причинном процессе [91, с. 129].

Мир, по Н. О. Лосскому, таким образом, представляет собой “органическое целое”. Отметим в этой связи, что хотя теория субстанциональных деятелей и имеет определенное сходство с монадологией Лейбница, однако последний считал, что монады “не имеют окон”, т. е. не взаимодействуют друг с другом, тогда как Н. О. Лосский рассматривал свои субстанции в их органическом единстве.

Органическое единство, обосновываемое конкретно-идеальным началом, “преодолевает” не только пространственную, но и временную внеположность. Отсюда, пишет Н. О. Лосский, “становятся понятными своеобразные особенности causae finalis (конечной, т. е. целевой причины)” [там же, с. 130 – 131]. Координированность прошлого и будущего, по мнению Н. О. Лосского, существует “во всякой системе целесообразно развивающихся процессов” [там же, с. 100].

Это означает, что “сверхвременный деятель есть времяобъемлющее начало; поэтому он способен вступать в непосредственное отношение не только к настоящему, но и прошлому и будущему. …тела, благодаря сверхпространственности деятеля, перестают быть внешними друг другу, так и различные процессы во времени, благодаря сверхвременности деятеля, освобождаются от своей внеположности, имеют характер взаимопроникнутости и соотнесенности друг с другом; эта целостность временного процесса выражается в том, что в настоящем событие возникает не только под влиянием прошлого, но и ради будущего, как средство для осуществления его; т. о., будущее соучаствует в обусловлении настоящего” [там же, с. 131]. Здесь Н. О. Лосский предвосхищает некоторые идеи синергетики, науки о сложных самоорганизующихся системах.

Свое учение Н. О. Лосский называет конкретным органическим идеал-реализмом. С этой позиции, существуют такие типы бытия, как ”идеальное бытие.., т. е. …сверхвременное и сверхпространственное, и… реальное бытие, состоящее из событий, временных и пространственно-временных. Реальное событие существует… на основе идеального.

…в составе идеального бытия… не только отвлеченные идеи, но и конкретные идеальные начала, именно субстанции”, точнее, субстанциальные деятели [там же, с. 132].

Несмотря на весь внешний плюрализм, это философское направление содержит в себе внутреннюю тенденцию к монизму. Ибо признает единство мира “как всеохватывающее единство основных условий строения мира и единства смысла мирового бытия”. Субстанциальный деятель, хотя и обладает самостоятельной творческой силой, но “способен проявлять её не иначе как в действованиях, подчиненных единой системе мировых форм (времени, пространства, математической законосообразности и т. п.), так что эти действования оказываются включенными в единую систему космоса” [там же, с. 133].

Независимо от того, на каком пространственном расстоянии от тела находится предмет, “субъект и предмет образуют единство сознания; это – сверхпространственная связь”, которая “преодолевает пропасть между прошлым и настоящим”, поскольку “предмет знания может быть даже и вневременным или может принадлежать к иному времени, чем направленный на него акт” [92, с. 146]. Более того, предмет, “с которым скоординирован субъект, может вовсе не существовать как действительное бытие: он может быть, например, созданием чего-либо воображения…(например, бог Юпитер…)” [там же].

Сверхвременная и сверхпространственная координация была бы невозможна, если бы субъект и предмет были сполна пространственно-временными. Лишь некоторые проявления я, по мнению Н. О. Лосского, (например, отталкивание) оформлены пространственно, само же я не имеет пространственного оформления, оно не кубическое, не шарообразное, не линия. “…лишь проявления я суть события, протекающие во времени, возникающие и исчезающие, длящиеся; само же я не имеет временной формы, не возникает и не исчезает во времени, не течет и не длится по типу временного бывания: оно сверхвременно и сверхпространственно ” [там же, с. 147]. Таким образом, нельзя говорить о том, что Я длится. Длительность же у Н. О. Лосского выступает как фундаментальное свойство времени.

Поставим вопрос так: что “останется” от времени, если отвлечься от его свойства “длиться”? Да и возможно ли такое отвлечение? Оказывается, что нечто подобное произошло в геометрии применительно к метрическим свойствам пространства. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Возьмем, например, прямую линию. Этот геометрический объект строится, как известно, путем отвлечения от такого признака как её толщина. Отвлечение от этого признака не мешает нам работать с понятием прямой. Достаточно учитывать её линейную метрику – длину.

Мысль математика по аналогии может быть направлена по следующему пути. Представим себе, что у нас имеется пространство и в этом пространстве имеется какой-то объект, по отношению к которому где-то на бесконечном расстоянии расположена точка. Сформулируем вопрос: на основании чего мы можем утверждать, что точка расположена на бесконечно большом расстоянии, и как ввести представление о бесконечном расстоянии? Это представление мы вправе ввести, основываясь на процедуре измерения расстояния. Если мы начнем процедуру измерения расстояния и убедимся, что какой бы мерой мы его не измеряли и как долго не осуществляли бы это измерение, точка всё равно оказывается удалённой от нашего искомого объекта, то следует признать расстояние между ними бесконечно большим. Однако как только мы пришли к этому выводу, зададим следующий вопрос: каковы основания, на которых мы осуществляем саму процедуру измерения, почему вообще возможно измерение? Очевидно, что измерение возможно именно потому, что пространство обладает метрическими свойствами. И здесь возникает наиболее существенный для нас вопрос: нельзя ли осуществить процедуру отвлечения от метрических свойств самого пространства, подобно тому, как мы отвлекаемся от такого свойства линии, как её толщина?

Как только мы отвлекаемся от метрических свойств пространства, мы сразу же получаем другую геометрию, в которой происходит отвлечение от метрических свойств пространства. Такого рода геометрия получила название проективной. Ее основы были заложены Ж. Дезаргом в XVII веке в связи с развитым им учением о перспективе. Как самостоятельная дисциплина проективная геометрия была изложена Ж. Понселе в XIX веке. Заслуга Ж. Понселе заключается в выделении проективных свойств фигур в отдельный класс и установлении соответствия между проективными и метрическими свойствами этих фигур.

В дальнейшем были намечены контуры аксиоматического построения проективной геометрии. Аналитическое направление в проективной геометрии было намечено в работах А. Мёбиуса. Определенное влияние на её развитие оказали работы Н. И. Лобачевского. Развитие аналитических методов в обычной проективной геометрии и построение на этой базе комплексной проективной геометрии привело к тому, что была поставлена задача выяснения зависимости тех или иных проективных свойств от свойств того тела, над которым построена геометрия. В решении этих проблем значительные успехи получены в работах А. Н. Колмогорова и Л. С. Понтрягина. Некоторое применение положений проективной геометрии имеет место в номографии (раздел математики), в теории статистических решений, в квантовой теории поля и в конструировании печатных схем на основе применения теории графов.

Исходя из некоторой родственности пространства и времени, можно предположить, что и в отношении времени правомерно осуществить вышеописанную процедуру и абстрагироваться от “метрического” свойства времени, а именно от его длительности.

Возвращаясь к Н. О. Лосскому, отметим, что, по его мнению, не только субстанциальные деятели, но и все отношения принадлежат к области идеального: таковы гносеологическая координация; единство, множество, всецелостность; тождество, сходство, различие, противоречие; равенство, больше, меньше; принадлежность, причинная связь, взаимодействие и т. п. Даже “пространственное взаимоотношение реальных вещей – внутри, вне, далеко, близко и т. п. – суть идеальные моменты реализованной идеи пространства: в самом деле, все эти отношения не имеют объемов, не состоят из внеположных частей, хотя и составляют необходимые условия пространственной внеположности. Точно так же временные отношения реальных событий: прежде, после, вместе (сосуществование) и т. п. – суть идеальные моменты реализованной идеи времени; в самом деле, все эти отношения не имеют временного течения: они не суть события, распадающиеся на внеположные во времени элементы, но они составляют необходимое условие временной внеположности. Если бы эти отношения сами тоже были событиями, то в самом их составе были бы опять отношения прежде-после, которые тоже были бы событиями и т. д., так что получился бы регресс в бесконечность” [там же, с. 199].

Но верховным идеальным началом у Н. О. Лосского выступает Бог. Н. О. Лосский называет его Сверхсистемным началом. Он пишет, что “система мира (совокупность мировых отношений) обоснована каким-то более высоким началом, которое должно быть Сверхсистемным”. Оно “не содержит в себе множественности, упорядочиваемой отношениями, следовательно, не заключает в себе ничего, к чему бы могли бы быть применены законы тождества, противоречия, исключенного третьего. Оно есть начало металогическое, несоизмеримое с миром… Отношение между Сверхсистемным началом и миром очень своеобразное, одностороннее: целое мира стоит в отношении к этому началу, оно же возможно и без системы мира” [там же, с. 206]. Оно “не есть никакое ограниченное “что”” [там же, с. 260], т. е. вещь.

Концепция времени Н. О. Лосского, на наш взгляд, является одной из самых глубоких и детально разработанных, она несет в себе множество плодотворных идей, которые могут и должны быть востребованы современными и будущими исследователями времени.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 9.

Проблема “преодоления” времени в работах

С. А. Аскольдова (Алексеева)

 

В биографии Сергея Алексеевича Алексеева (1871 – 1945) можно отметить наличие своего родадинастическойприверженности проблеме времени. С. А. Алексеев получил физико-математическое и философское образование, окончив два факультета в Петербургском университете. Его отец, Алексей Александрович Козлов, год проучился на математическом факультете Московского университета и перевелся на историко-филологический факультет. Творчество Алексея Александровича было связано с рассмотрением философских проблем: кандидатская диссертация “Метод и направление философии Платона”, докторская – “Генезис теории пространства и времени Канта” (1884г.). Сам Сергей Алексеевич также уделял исключительно большое внимание проблеме времени. Его работы были высоко оценены таким крупным специалистом в области истории русской философии, как В. В. Зеньковский.

Формирование и развитие философских взглядов С. А. Алексеева происходило под влиянием мировоззрения отца, который, как известно, был одним из первых представителей персонализма в России.

Принято считать, что термин персонализм впервые был использован Ф. Шлейермахером вРечи о религии к образованным людям, её презирающим” (1799г.). Персонализм – достаточно распространённое философское учение, особенно во Франции и США. Основная проблематика персоналистов сводится к следующему: личность следует характеризовать по таким признакам, как экстериоризация, интериоризация и трансценденция. Экстериоризация – это процесс внешнего оформления, выражения (знакового, социального) внутренней психической жизни человека, переход действий из внутренней и свернутой формы в форму развернутого действия, направленность человека во вне. Интериоризация – это формирование внутреннего плана сознания в результате социализации (усвоения культурных норм, социальных ценностей и ролей); это внутренняя сосредоточенность индивида на своем духовном мире. Обе эти черты – экстериоризация и интериоризация – находятся в глубинной взаимосвязи и увлечены движением трансцендирования, т. е. нацелены на высшие, божественные, находящиеся за пределами природного и человеческого мира ценности: истину, красоту, благо. Персоналисты акцентируют воспитательную функцию личностной философии. В персоналистической педагогике делается попытка вложить конкретное содержание в такие понятия, как личность, творчество, коммуникация, культура.

Обращаясь к рассмотрению проблемы времени, С. А. Алексеев подчёркивает, что эта проблема связана с целым рядом других принципиальных научных и философских проблем. Особое внимание он обращает на такой аспект проблемы, как психологическое время.

Наиболее ценные свои суждения о феномене времени С. А. Алексеев излагает в работе под названием Время и его преодоление” [7], опубликованной в 1922 году. В ней изложены оригинальные идеи и сделаны акценты на такие стороны в стратегии исследования времени, которые не были удостоены должным вниманием в работах многих других авторов.

Прежде всего, С. А. Алексеев объясняет смысл названия своей работы. “Преодолеть время” – это значит “выйти за пределы времени”, но речь идет только о его теоретическом преодолении”. Одним из первых философов, который отказал миру в его временной характеристике, был Парменид. Он утверждал, что бытие в своей основе является единым и неизменным, а раз неизменным, то, следовательно, и безвременным. Выше было показано, что понятие неизменности следует определенным образом соотносить с представлениями об инвариантности, сохранности чего-либо. Могут быть постоянными, неизменными функции, могут иметь место законы сохранения и т. д. Так что здесь перед нами заведомая неполнота характеристики содержания понятия неизменного. Интересно отметить, что сами попытки теоретического преодоления времени в истории философии С. А. Алексеев классифицирует и показывает, что они осуществлялись с различных позиций, по разным поводам” и с различной целью”.

Одна позиция: наличие высших форм бытия, не подчиняющихся общему закону изменения (онтологические учения). Отметим в этой связи, что в иерархии темпоральных уровней, предложенных Д. Т. Фрейзером, атемпоральные объекты, наоборот, расположены на самых нижних уровнях, а сами эти уровни определенным образом соотносятся со структурными уровнями в организации материи. Вместе с тем известно, что идея о безвременности объектов высшего уровня словесно оформляется во многих афоризмах: например: “Над истинно прекрасным – время бессильно”.

Вторую позицию С. А. Алексеев называет то гносеологической, то чисто познавательной, то субъективной”. Основная идея заключается здесь в том, что мысль схватывает в единстве модусы времени” и поэтому вызывает сомнение постановка вопроса о времени без мысли.

В этой связи отметим, что суждения о том, что только мысль может уловить взаимосвязь модусов прошлого, настоящего и будущего, в значительной степени переосмысливается в связи с теми работами, которые выполнены совместно физиками и математиками, исходя из идей нелинейности. Так, например, показано, что такой процесс, как горение – это, по сути, “комплексное представление” всех стадий процесса в смысле одновременного представления прошлого, настоящего и будущего. Один из авторов работ, выполненных в русле этой концепции, академик С. П. Курдюмов сказал: “будущее временит настоящее” [70]. “Временит, в смысле определяет, формирует, прогнозирует. По сути, речь идет о том, что не только в нашем сознании мы можем помыслить одновременно и о прошлом, и о настоящем, и о будущем, но в реальном, объективном физическом процессе, таком, например, как горение, сосуществует прошлое, настоящее и будущее”. В данной связи нам важно было рассмотреть постановку вопроса, т. к. она представлена в наследии С. А. Алексеева. Он чётко фиксирует, что между объективным и психологическим временем имеются отличия. Вопрос о том, может ли в дальнейшем происходить сближение представлений не только физиков и психологов, но и философов по вопросу о том, какое содержание следует вкладывать в понятие времени, им не рассматривается.

Особое внимание С. А. Алексеева привлекает вопрос о том, какое содержание следует вкладывать в такие понятия какбезвременность” и безвременное бытие”.

Сама по себе проблема той роли, которую играют в обыденном сознании и в науке понятия, содержание которых связано с представлениями об отсутствующих предметах, объектах или свойствах, является достаточно важной. На уровне обыденного сознания люди привыкли пользоваться очень многими понятиями, содержание которых строиться таким образом, что включает отсутствующий объект или признак.

Естественно, что объект при наличии определенного свойства функционирует по-другому, чем при его отсутствии. На что именно следует обратить внимание: на наличие какого-либо свойства или на отсутствие противоположного – это зависит от конкретной ситуации. Можно сказать: в доме был беспорядок, или в доме отсутствовал порядок и, соответственно, наоборот. Иногда используют юмористический рассказ: на одном и том же спектакле присутствовало два журналиста. В своих рецензиях один написал “зал был наполовину полон”, а другой – “зал был наполовину пуст”.

Для характеристики некоторых процессов и объектов необходимо использовать представления о времени, при этом существуют такие объекты и зависимости, для характеристики которых нет необходимости использовать представления о времени. Временная логика рассматривает только те классы объектов и зависимостей, характеристика которых обязательно предполагает знание временных зависимостей. Вводится специальный термин: “овременённые предложения”.

В данной связи отметим, что временная логика как самостоятельная область знаний, представляющая раздел математической логики, появилась позже, чем статья С. А. Алексеева “Время и его преодоление, опубликованная в 1922 г.

Таким образом, можно дополнить класс объектов вневременного бытия терминами, которые использует временная логика, – это класс овременённых суждений. Во многих суждениях время просто отсутствует, тогда нет и необходимости использовать представления о времени.

Естественно может возникнуть вопрос о том, как познаются те объекты, которые для своей характеристики не нуждаются в привлечении представлений о времени? В этой ситуации возможно несколько ответов. Один из них: объекты существуют в пространстве (скажем, геометрические объекты). Этот случай рассматривается С. А. Алексеевым, на нём мы остановимся несколько позднее. Другой вариант – в сознании может быть отражено то, что не существует в реальности. Эта ситуация подробно рассматривается в феноменологии (философском направлении, стремящемся очистить философское сознание от натуралистических установок). В феноменологии подчеркивается, что суть психического состоит не в предмете, а в модусе представления, ибо предмет может и не существовать в реальности. Например, в таком представлении как Юпитер, предметом психического переживания выступает бог, имманентно присутствующий в акте.

Мы уже отмечали, что особенно подробно ситуацию восприятия того, чего нет, анализирует в своих работах Ф. Брентано. Он показал, что “восприятие тишины” – это восприятие отсутствия всякого шума, всяких звуков, восприятие сути того, чего нет.

С. А. Алексеев был заинтересован в том, чтобы найти мостымежду физическим знанием и знанием философским. Он отмечал, что представления об онтологическом времени следует соотносить с представлением об изменении, а представления о физическом времени – с представлением о движении.

В ряде современных исследований используется понятие состояние. Внимание к этому понятию было привлечено ещё в далёком прошлом [186]. Речь шла о том, что гладкая поверхность воды и волны – это различные состояния одной и той же воды. Вода как вещество остается той же самой, но само поведение частиц, их конфигурацияменяются. Смена настроений человека – это смена его состояний. Смена состояний – это своего рода смена режимов (поведения, деятельности).

С. А. Алексеев пишет: “Ответить на вопрос, что такое время, – это то же, что ответить на вопрос, что такое изменение.Изменение, во всяком случае, составляет корень или сущность времени, осложняемую лишь различными подробностями и обстоятельствами, отвечающими на вопрос, как эти изменения совершаются.

На вопрос о том, почему следует обращаться к представлениям об изменении, когда речь идет о характеристике понятия времени, ответ даётся в тех исследованиях, в которых определенным образом соотносятся представления о времени и информации. Понятие информации, как правило, связывается с представлением о разнообразии. Представим себе шкалу, на которой нанесены в хронологической последовательности моменты времени. Одной из особенностей этой шкалы является следующее: ни один момент времени не повторяется, различных моментов всегда бесконечное множество. Отсюда можно сделать вывод, что время является таким множеством отдельных событий, информационная емкость которого потенциально является бесконечно большой. Эти вопросы подробно рассматриваются в работах, в которых анализируется негеометрическая модель времени” [8]. Можно, предположить, что негеометрическая модель времени в значительной степени обогащает наши представления о физическом времени.

С. А. Алексеев же понятие времени соотносит именно с понятием движения. Он пишет, что: “…время, как и пространство, есть своеобразная множественность и дробность бытия. Но пространство, в отличие от времени есть абсолютная раздробленность, время же – раздробленность относительная. В нем прошлое, настоящее и будущее всегда преодолеваются в своей разделенности тем пребывающим, которое, так или иначе, включено в ж и в у ю изменяемость. Лишь один вид изменения представляет с известной точки зрения такую же абсолютную раздробленность, как пространство, а именно д в и ж е н и е. Но это именно потому, что движение есть тот вид изменяемости, который воспринимается не в внутри самой изменяющейся реальности, а извне, со стороны внешнего наблюдателя, и воспринимается именно внешним образом, через внешнюю чувственность протяжения. Движение есть форма времени, представленная нам в чужеродной среде пространства, время переведенное на язык пространства. Далее следует суждение, имеющее, на наш взгляд, глубокий методологический смысл: “ Если к этому переводу есть очень серьезные основания со стороны жизненной и научной техники, т. к. только через эту форму времени может точно измеряться, то эта чисто условная постановка пространства на место времени не должна нисколько влиять на философское понимание времени. С. А. Алексеев считает, что физическое время – это движение, измеренное движением. Далее он объясняет, какое именно содержание следует вкладывать в слово “измеренное. Измеренное – это значит раздробленное и разделенное в чужеродной среде пространства, ибо только пространство можно измерять. Он пишет – что время, т. е. изменяемость, есть само бытие” [7, с. 442 – 446].

В конце своей статьи С. А. Алексеев отмечает, что принципиальное различие физического и философского понятий времени обусловлено тем, что в физическом подходе время сопоставляется с пространством. Но подобного рода сопоставление теряет смысл при философском подходе. В философском подходе играет важнейшую роль соотнесение тех или иных категорий с категорией бытия. Время, с точки зрения С. А. Алексеева, это и есть само бытие. С другой стороны, он утверждает, что пространство и протяжение не есть ни само бытие, ни даже его свойство, а только внешняя отраженность какого-то вида бытия (чувственной материи) в сознании.

Имеется историческая справка о том, как Р. Декарт пришел к выводу о том, что целесообразно заменить ранее существовавшую так называемую полярную систему координат на более простую (которую в последствии стали называть декартовой). Рассказывают, что Декарт был болен и лежал в больнице при монастыре. Окна были в таких рамах, которые состояли из одинаковых квадратов. Декарт наблюдал, как за окном ветер колышет ветку дерева. Он видел, что если описывать движение ветки таким образом, чтобы было возможным каждый раз фиксировать наличие ветки в том или ином квадрате и, соответственно, перемещение этой ветки из одного квадрата в другой, и если для большей точности геометрического изображения траектории квадраты сделать сколь угодно малыми, то можно будет дать достаточно адекватную характеристику движения (пространственного перемещения) объекта во времени.

Нам кажется, что следует обратить внимание на соотнесение движения, изменения с чем-то устойчивым и неизменным, в данном случае с расположением квадратов в раме окна. Переплёт окна играет роль своеобразного каркаса, схемы или, как сейчас принято говорить, матрицы, на базе которой происходит организация такого процесса, как стихийное, произвольное, вызванное порывами ветра движение (перемещение) ветки дерева. Дело не только в том, что в пространстве можно дробить ”движение”, но и в том, что можно одновременно зафиксировать различные диспозиции, ситуации, которые имели место в различные моменты времени, предсказывать поведение системы.

В исследованиях имеет место разная трактовка отношений между пространством и временем. В некоторых работах делается акцент на их органической связи, неразрывном единстве, в других же, наоборот, подчеркивается их различие, и само это различие соотносится с различием между философскими и физическими представлениями о времени.

В заключение главы о взглядах С. А. Алексеева, пожалуй, необходимо сказать о том, что в его наследии имеется яркая страница – это книгао жизни и творчестве отца – А. А. Козлова. Поскольку сам А. А. Козлов уделял значительное внимание проблеме времени, то естественно, что и его сын в качестве автора книги о своем отце довольно подробно останавливается на рассмотрении суждений А. А. Козлова по вопросам темпоралистики.

С. А. Алексеев четко выделяет те проблемы, которые он считает достойными быть предметом исследования. Он пишет о тм, что А.А. Козлов справедливо подчеркивает необходимость тщательногорассмотрения процесса возникновения проблемы времени. Если учесть, что цитируемая работа А. А. Козлова относится к 1890 году (“Свое слово”, №3, 1890г.), то следует отметить, что это одно из довольно ранних исследований, в котором указана последовательность в формировании механизмов реакции на настоящее (или “теперь” в тексте А. А. Козлова), прошлое и будущее. В этих суждениях содержится защита идеи апостериорности категории времени и, вместе с тем, раскрывается нецелесообразность использования данных психологии для постижения феномена времени, по крайней мере, в аспекте изучения механизма происхождения идеи времсни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 10.

Н. А. Бердяев: в поисках утраченного времени.

Время и творчество

 

 

Николай Александрович Бердяев (1874 – 1948) является крупным представителем русской религиозной философии. В период первой мировой войны и революции философия Н. А. Бердяева определяется тем, что он называет "космическим мироощущением". По его мнению, микрокосмическая природа человека превращает мировую историю в личную судьбу. Развитие взглядов Н. А. Бердяева осуществляется в контексте поисков и достижений современной ему западной философии. В центре внимания он ставил человека и его творчество. Творчество он трактовал как откровение человека, как совместно с Богом продолжающееся творение.

В тесной связи с проблемой творчества Н. А. Бердяев рассматривает и проблему времени. Суть этих взаимоотношений, имеется в виду взаимоотношение между анализом процесса творчества и категорией времени, кратко заключается в следующем. В процессе творчества всегда создается новое, так что необходимо представлять, что такое "будущее" как модус времени, вместе с тем творчество основывается на критическом анализе наследия прошлого, следовательно, возникает необходимость осмысления сути "прошлого" как опять-таки модуса времени. Н. А. Бердяев пишет: "Проблема времени есть основная проблема человеческого существования". При этом он подчеркивает, что для философии существования (имеется в виду экзистенциализм, представителем которого являлся Бердяев) проблема времени ставится совершенно иначе, чем для философии математической и натуралистической. Для философии существования проблема времени – это проблема человеческой судьбы, что касается понятий актуальной и потенциальной бесконечности и других специфических математических понятий, которые используются при исследовании свойств времени в математике, то они имеют с точки зрения Н. А. Бердяева лишь косвенное значение для философии человеческого существования.

В этой связи можно сделать примечание. В современной науке используются специфические математические методы для исследования нейронных сетей, для исследования природы интеллекта, сформировалась идея "временной организации" процессов, происходящих во "внутреннем мире" личности. Так что "дивергенция" экзистенциальных и математических проблем, о которой пишет Бердяев, является относительной.

Что касается таких понятий, как "объективность" и "субъективность", то Н. А. Бердяев пишет: "Одинаково можно было бы сказать, что время субъективно и объективно. Это значит, что время есть продукт объективации, происходящей с субъектом. Объективация принимается за реальность, данную извне" [ , ]. Это принципиальное суждение: осмысление внешнего мира осуществляется за счет субъективного осознания того, что происходит вне субъекта, внешнее во многом опосредуется внутренним. Н. А. Бердяев вводит термин "овременение". Овременение может быть различным по своей окраске: это может быть страх, обеспокоенность тем, что предстоит человеку пережить, а может – и надежда, связанная прежде всего с творчеством, радость, обусловленная воплощением замысла. Поэтому Н. А. Бердяев считает, что время есть парадокс и понять его возможно только в его двойственности. Один подход – время есть суета, отпадение от вечности. Эти суждения характерны для индийской философии, для Парменида, платонизма и т. п. Другой подход – время имеет онтологическое значение, через него раскрывается смысл – проповедует христианство и этим обосновывается динамизм истории. Этих взглядов придерживается и динамический эволюционизм.

Одни думают, что изменение призрачно и суетно, что онтологически реально лишь неизменное и бездвижное. Другие думают, что изменение реально, что через творчество и активность осуществляется новизна и прибыль, нарастает смысл бытия. И Н. А. Бердяев делает вывод, что подлинная философия человеческого существования может держаться лишь второй точки зрения.

Далее он показывает, что отношение к прошлому должно основываться на умении в самом происходящем выделять подлинные ценности. "Есть два прошлых: прошлое, которое было и которое исчезло, и прошлое, которое и сейчас для нас есть как составная часть нашего настоящего. Второе прошлое, существующее в памяти настоящего, есть уже совсем другое прошлое, прошлое преображенное и просветленное, относительно его мы совершим творческий акт и оно вошло в состав нашего настоящего" [22, с. 285]. Исключительный интерес представляют суждения Н. А. Бердяева о том, что собой представляют воспоминания. Он пишет: "Воспоминание не есть сохранение или восстановление нашего прошлого, но всегда новое, всегда преображенное прошлое. Воспоминание имеет творческий характер. Парадокс времени в том, что в сущности, прошлого в прошлом никогда не было, в прошлом существовало лишь настоящее, иное настоящее, прошлое существует лишь в настоящем. Прошлое и настоящее имеют совершенно разное существование. Настоящее в прошлом по-иному существовало, чем существует прошлое в настоящем" [там же].

В этой связи можно вспомнить о гениальном произведении французского писателя Марселя Пруста "В поисках утраченного времени", в котором автор показывает, что наш внутренний мир – это поток сознания. Анализ этого произведения дан в специальном курсе лекций известного философа Мераба Мамардашвили. Вся эта проблематика ориентирована на соотнесении категории времени с анализом структуры внутреннего мира личности. Н. А. Бердяев считает Марселя Пруста значительным и оригинальным писателем. Центральная тема творчества М. Пруста – уловление уходящего времени, восстановление прошлого в творческом, художественном воспоминании. Сам М. Пруст думал, что он нашел и восстановил утраченное время. Н. А. Бердяев в этой связи отмечает, что проблема времени стала основной и для философии, и для искусства. Действительно, за тот период, который прошел после написания Н. А. Бердяевым своей работы, поток исследований по проблеме: "Время в искусстве" лавинообразно возрастает.

Н. А. Бердяев также обращает внимание на необходимость увековечить то, что было для нас дорогим, прекрасным, добрым. "Тут отношение к прошлому сплетено с отношением к будущему… Родное, дорогое нам, ценное настоящее должно было бы быть вечным, для него не должно было бы наступать того будущего, которое делало бы его прошлым". Н. А. Бердяев считает, что "есть люди прошлого, люди будущего, люди вечного. Большинство людей живет в тех или иных разорванных частях времени, и лишь немногие прорываются к вечности… Пророки обращены к будущему, но они прозревают его только потому, что они в духе преодолевают время, судят о времени из вечности. В духе меняется измерение времени, время угасает и наступает вечность" [12, с. 286].

Особое внимание Н. А. Бердяев уделяет проблеме времени в связи с анализом процесса творчества. В этом отношении, пишет Н. А. Бердяев, преимущество среди других модусов времени имеет будущее. Преимущество будущего заключается в том, что по отношению к нему раскрывается свобода, что оно может активно твориться. Но вопрос о свободе – это отдельная большая тема.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 11.

Концепция овладения временем

В. Н. Муравьева

 

Тема времени привлекает внимание не только специалистов из различных областей науки, но и мыслителей, обладающих разными мировоззренческими позициями. Среди них есть как пессимисты, так и оптимисты. Пессимисты утверждают, что люди обречены испытывать чувство ужаса при мысли о конечности своего существования и убеждены в бессмысленности любых попыток что-либо изменить в отношениях между человеком и временем.

Но есть и другие подходы. Их приверженцев можно охарактеризовать как “оптимистов”. К их числу следует отнести пока малоизвестного русского мыслителя Валериана Николаевича Муравьева (1885 – 1932). По профессии он был юристом, математиком, философом и публицистом. В. Н. Муравьев оставил мало опубликованных работ, но как сообщают его биографы, имеется большой архивный фонд его ещё не исследованных философских рукописей. Поэтому мы употребили слова “пока малоизвестный” и надеемся, что в ближайшее время работы этого философа привлекут к себе должное внимание.

Послужной список В. Н. Муравьева большой и разнообразный, мы же ограничимся только упоминанием о том, что он начинал свою деятельность как секретарь русского посольства во Франции, а в период с 1926 по 1929 год был ученым секретарем в гастевском Центральном институте труда. (А. К. Гастев (1882 – 1941) был известным русским поэтом и ученым. В 1920 году он организовал Центральный институт труда при ВЦСПС (ЦИТ) и руководил им до 1938 года. В 1921 году он опубликовал публицистическую книгу “Как надо работать”. А. К. Гастев является автором работ по рациональной организации и культуре труда.)

В работах В. Н. Муравьева, написанных в 20-е годы ХХ века, главным образом, рассматривались проблемы научной организации труда. Эти проблемы оказались тесно связанными с проблемой времени. Отношение к проблеме времени сформировалось у В. Н. Муравьева под влиянием В. И. Вернадского, Эдуарда Леруа, Пьера Тайяра де Шардена, а также Анри Бергсона. Это влияние подробно рассматривается в работах Г. П. Аксенова, современного исследователя творчества В. Н. Муравьева.

На теорию времени, разрабатываемую В. Н. Муравьевым, существенное влияние оказали также труды известного американского логика и философа Джона Дьюи (1859 – 1952). Об этом пишет сам В. Н. Муравьев. Д. Дьюи был представителем философии прагматизма. Это течение в США было и до сих пор остается достаточно влиятельным, оно состоит из множества разновидностей. Д. Дьюи представлял ту разновидность прагматизма, которая называется инструментализмом.

Отношение ко времени как к исключительной ценности и особо значимому ресурсу или, другими словами, специфический аксиологический подход к феномену времени характерен не только американской философии, но и для всей американской культуры, отличающейся исключительным прагматизмом. Для подтверждения этой мысли достаточно сослаться на крылатую фразу известного политика и просветителя США XVIII века Бенджамина Франклина: “Время – деньги!”.

Рассмотрим, что именно в творчестве Д. Дьюи привлекло В. Н. Муравьева. В. Н. Муравьев писал: “Каждому действию соответствует его особый разум, годный для данного действия. В этом права школа американского логика Д. Дьюи, исходящего из понятия инструментальной роли разума в действии. Если нет у того или иного действия такого отдельного, направляющего его и соответствующего ему разума, нет и настоящей отдельности этого действия. Можно построить лестницу актов и, соответственно, лестницу субъектов действий, причем каждый такой субъект будет иметь свой горизонт и масштаб разума” [107, с. 151]. Д. Дьюи, будучи одним из основателей американского прагматизма, выдвинул в своих работах идею о том, что назначение разума не должно сводиться к наблюдению, как в старых философских классических школах, разум должен служить человеку в качестве “операционального средства”, а наука призвана разрабатывать повседневные операции.

В. Н. Муравьев подчеркивает, что господство над вещами может иметь место только при условии знания сути этих вещей. А их суть, в конечном счете, раскрывается при познании временных отношений. В. Н. Муравьев пишет, что важно уметь изменять отношения между вещами, “но изменения вещей в смысле обособления их или объединения есть всегда изменение времени” [там же, с. 153 – 154]. Сама по себе программа “овладения временем” оценивается В. Н. Муравьевым вполне здраво, можно даже сказать критически, в том смысле, что он выделяет причины, по которым “время преодолевается всегда в ограниченных условиях”. Он пишет: “Мы господствуем над вещами потому, что знаем их законы, но, вместе с тем, мы этими законами связаны. При сознательных же элементах закон творится их волей. На самом деле это, конечно, идеальный случай, который реально не встречается, ибо мировой детерминизм включает действия несознательных элементов. Это и является причиной того, что время преодолевается всегда в ограниченных условиях” [там же, с. 159].

Теперь попытаемся сделать некоторые комментарии к теории, разработанной В. Н. Муравьевым в свете тех новых данных, которые появились уже после того, когда им была написана работа “Овладение временем”. Некоторые из этих данных он явно предвосхитил, что свидетельствует о глубине его проникновения в суть проблемы.

Например, когда мы знакомимся с суждением В. Н. Муравьева о том, что время “присуще… не всем слоям бытия”, сразу же возникает мысль, что эти идеи созвучны рассмотренной нами во Введении “теории темпоральных уровней” Т. Д. Фрейзера. Считается, что хотя все эти структурные уровни и различны, но соседние уровни родственны, как по существу, так и по темпоральности, и все они образуют иерархическое единство. Кроме этих стабильных уровней, имеются нестабильные мезоформы, заключенные между соседними стабильными уровнями. В этой связи следует указать, что В. Н. Муравьев использовал сходное представление о “междусистемном времени” [4, с. 165].

Сопоставление концепции Т. Д. Фрейзера с некоторыми идеями В. Н. Муравьева убеждает, что последний, в известном смысле, является “провозвестником” теории “темпоральных уровней”, разработанной примерно через полвека после того, как В. Н. Муравьев создал свою концепцию.

В работах В. Н. Муравьева имеется ещё одно, на наш взгляд, принципиальное предвосхищение. Он пишет о том, что время не является ни субъективным, ни объективным. Это утверждение довольно смелое и влечёт за собой пересмотр целого ряда устоявшихся представлений. Но оно созвучно суждениям, которые были высказаны в более позднее время. Имеется в виду, прежде всего, суждение Н. Винера о том, что информация – это не материя и не сознание. Информация есть информация, т. е. также нечто столь же фундаментальное.

В этой связи отметим, что между категориями “время” и “информация” существует органическая связь. Время, в известном смысле, можно назвать “условием хранения информации”. В современной науке вводится представление о “дилатированном времени” и сформулирован закон, согласно которому при резком возрастании количества информации “время” как бы замедляется, “растягивается”. Когда речь идет о характеристике процессов, которые должны или могут произойти в будущем, и точная информация о которых заменяется на статистическую, тогда используется представление о статистическом, вероятностном или альтернативном времени. Все эти факты свидетельствуют о том, что познание времени органично связано с познанием сути других категорий, в данном случае речь идет о такой категории, как информация. Исходя из вышесказанного, нельзя ли отнести суждения, высказанные Н. Винером по поводу категории информации, и к категории времени?

В этой же связи отметим, что автор одного из вариантов временной логики – Г. Гюнтер, показывает, что трудности, которые существуют в многочисленных концепциях времени могут быть преодолены, если принять положение о том, что для времени необходимо выделить дополнительный “локус”, т. к. оно не может быть отнесено ни к сфере Бытия, ни к сфере Мысли.

Нам могут возразить, что разделенность категорий “субъективное – объективное” и категорий “Бытие – Мысль” не тождественны, что это не одно и то же. Да, это так, но имеет место определенная связь между суждением В. Н. Муравьева о том, что время не субъективно и не объективно и суждением Г. Гюнтера.

Некоторые положения концепции В. Н. Муравьева, в силу того, что появились новые научные данные следует отнести к числу “морально устаревших”. Мы остановимся на рассмотрении только одного такого обстоятельства. Суть его заключается в следующем.

В. Н. Муравьев привлекает множество аргументов для доказательства важности знаний о времени с целью решения такой задачи как “овладение вещами”. Он пишет, что для понимания механизма объединения или разъединения вещей нужно знать временные зависимости. Но не являются ли “временные отношения” только одним видом отношений, которые необходимо знать для овладения природой вещей? Это вопрос принципиальный.

Все дело в том, что в 50-е годы ХХ века в науке стали появляться общие теории систем. В том или ином виде при определении понятия системы особым образом были “востребованы”, “задействованы” представления об отношениях. В зависимости от того, какой именно тип отношений существует между элементами системы, дается та или иная характеристика системы, раскрываются те или иные её функции, её возможности и т. д.

Интуитивно В. Н. Муравьев чувствует, что вещи – это, скорее всего, системы. Но он не делает четкого и определенного вывода о том, что исходным в познании природы вещей должны быть отношения, которые существуют между элементами системы.

Постараемся понять, в силу каких обстоятельств возникли теории систем. Ведь не случайно эти теории возникли в тот самый период, когда появилась кибернетика, и проходили дискуссии по вопросу о том, “может ли машина мыслить?” и т. д. Теории систем, в известном смысле, дают ответы на многие вопросы, поставленные перед наукой и философией. Среди этих вопросов были и такие: чем определить уровень интеллекта; имеется ли зависимость между уровнем интеллекта и умением соответствующим образом выбирать объект исследования (понятие “объект исследования” следует понимать в самом широком и глубоком смысле этого слова)? Вопросы онтологии и гносеологии предстали при этом в своей органической взаимозависимости.

Среди способностей ума, которые связаны с уровнем интеллекта, необходимо выделить умение активно работать с информацией. Но сразу возникает вопрос: “С информацией о чем?”. Если ответить, что вначале следует получить информацию об отдельной вещи, то этот ответ будет заведомо ошибочным, так как отдельная изолированная вещь вообще не может проявить никакого свойства. Значит, одним из исходных положений должно быть положение о том, что ум изначально должен уметь работать с той информацией, которую мы получаем относительно СИСТЕМЫ. Система же ВСЕГДА предполагает наличие ОТНОШЕНИЙ между элементами системы. Временные отношения – это один из необходимых видов отношений. Поэтому тот богатый материал, который содержится в теориях времени, бесспорно, является необходимым, актуальным, он в той или иной степени обогащает наши представления об отношениях и, следовательно, является необходимым для постижения сути систем, а, соответственно, сути вещей и овладения ими.

Было бы неверным, однако, одностороннее обособление категории времени, рассмотрение её в качестве своеобразного фундамента, исходной категории в познании вещей – это дискуссионный вопрос, о чём речь шла в предыдущих разделах работы и о чём ещё будет вестись впереди.

Нам могут возразить, что В. Н. Муравьев “работает” с понятием система, он даже использует представление о “межсистемном времени” и т. п. Суждение о том, что идеи В. Н. Муравьева могут быть определенным образом “интегрированы” в системную концепцию времени, не могут вызвать возражений, но создана ли такая концепция? Насколько нам известно, пока имеют место только предпосылки для её создания.

Дадим общую характеристику идей В. Н. Муравьева. Он предлагает конкретный план изучения сущности времени с целью овладения этим феноменом и использует богатый материал по проблеме социального времени. У него четко прослеживается мысль о том, что если та или иная группа людей может действовать согласованно, то тогда эта группа живет в одном времени, если этого согласования нет, – нет и единого времени. В его подходах явно обнаруживается стремление все положения представить в виде системы, строго упорядочить и т. д. Приведем один из отрывков его работы.

Как считает В. Н. Муравьев, овладение временем требует действий, которые, в свою очередь, состоят из отдельных актов. Суть “актов” он характеризует так: “Общий метод оценки любого… акта заключается в следующем:

1. акт оценивается имманентно, т. е. с точки зрения его внутренней цели и средств;

2. но сами эти цель и средства должны, в свою очередь, быть сформированы с точки зрения общего исторического основополагающего акта, создающего данную историческую культуру и включающего как своё порождение рассматриваемый акт;

3. этот общий основополагающий акт должен быть судим исключительно имманентно, т. е. относительно его внутренней цели, смысла, средств и результата;

4. основополагающий акт этот должен быть сравниваем с такими же культурно-историческими актами, ему предшествующими и следующими за ним в других группах или борющихся с ним в его собственной группе” [107, с. 184].

Здесь происходит нечто, напоминающее “олицетворение” самих актов, акты как персонажи пьес или “договариваются” между собой, или “сражаются” друг с другом. Но не будем придираться, дело, в конце концов, не в форме изложения. Известно, что З. Фрейда упрекали в том, что науку он уподобляет театру с такими действующими лицами, как “Оно”, “Я” и “Сверх-Я”.

В. Н. Муравьев построил иерархию уровней активности. У него используются представления о “внутреннем” и “внешнем” времени. Но он показывает относительность понятий внешнего и внутреннего времени, так как эти понятия могут быть использованы только для характеристики отдельных отношений между отдельными уровнями. В этой связи следует отметить, что его идеи близки идеям герменевтики. Сама по себе категория времени имеет непосредственное отношение к проблематике философской антропологии. Такие проблемы, как ценность времени, аксиологический подход к этой проблеме и проблема смысла жизни, смысла отдельных актов жизнедеятельности человека, органически переплетаются. Можно ли всё это формально представить? Это сложный вопрос. В. Н. Муравьев показывает, что ход его рассуждений, так или иначе, связан с теорией множеств. Множество одних актов он включает во множество других актов, актов высшего уровня. В своих содержательных он примечаниях подробно рассматривает трудности и парадоксы теории множеств.

Исключительно глубокий, всесторонний анализ творчества В. Н. Муравьева дают Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинников и А. П. Огурцов в работе “Отечественная философия науки: предварительные итоги” [97, с. 118 – 135]. Суть общей мировоззренческой позиции В. Н. Муравьева, по их мнению, сводится к тому, что он стремился соотнести установки Н. Ф. Федорова на “общее дело” перестройки всего космоса с идеями реорганизации труда, с социально организованной практикой. Именно в русле этой мировоззренческой установки последовательно анализируется и концепция времени, предложенная В. Н. Муравьевым в работе [107]. Ценность осуществлённого Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинниковым и А. П. Огурцовым анализа работы В. Н. Муравьева, на наш взгляд, заключается в принципиальном и достаточно общем подходе. Положения, предложенные авторами, могут использоваться не только при рассмотрении конкретной, специфической концепции времени, созданной В. Н. Муравьевым, но и при характеристике творчества других философски ориентированных мыслителей, принимавших участие в разработке теории времени.

Речь идёт прежде всего о том, что в его идее Верховного Научного Совета, проявились тоталитарные тенденции. При построении теории времени естественнонаучный материал также был “обработан” соответствующим образом.

Забегая вперед, поставим вопрос относительно такого течения современной философии, как “постмодернизм” (имеется в виду его конструкция “машины – желания”; причем далее будет показано, что эта конструкция непосредственно относится к теории времени): не являются ли взгляды представителей постмодернизма своеобразным ответом на политические стремления со стороны либералов достигнуть максимума личной свободы в обществе? Логично допустить, что именно такие, опосредованные множеством звеньев, подходы могут быть с должным обоснованием применены к анализу позиции постмодернизма относительно сущности времени, по аналогии с соответствующей характеристикой концепции времени, предложенной В. Н. Муравьевым.

Суть данной мысли заключается в том, что тоталитарный режим ориентирует на общность действий, подчиненность единой идеологии. Это обстоятельство находит отражение во взглядах В. Н. Муравьева на природу времени. В основе концепций постмодернизма лежит категория “желание”. Желания могут быть общими для небольшой или большой группы людей, желания подвижны, “гибки”, непрерывно меняются, при этом возможна перегруппировка людей, которых объединяет одинаковое, т. е. общее, желание. Но такая трактовка принципов, которые обуславливают общность желаний и, соответственно, действий людей, напоминает по своим социальным установкам позицию либерализма как антипода тоталитарного режима. Здесь авторы конструкта “машина – желание” оперируют психологическими понятиями, их конструкт отдален от непосредственно физико-математических представлений о времени, но связь с политикой определенно прослеживается.

Интересно подчеркнуть, что сам В. Н. Муравьев, однако, не мыслил себя открытым апологетом возникшего в стране тоталитарного режима и, соответственно, выразителем принципов этого режима в своем научном творчестве. Выше было показано, что он апеллировал к отдельным положениям логика и философа Д. Дьюи, так что у него были основания думать, что свою теорию времени он разрабатывает на основе не только собственных построений, но обобщает данные современной ему философской (и математической) мысли планетарного масштаба.

Авторы указанной выше критической работы совершенно правы, отмечая, что ряд “издержек” в концепции В. Н. Муравьева следует относить не только за счет чрезмерной “заидеологизированности” его теории, но и в связи с тем, что В. Н. Муравьев строил свою теорию, основываясь на принципах классического рационализма. Идеи постнеклассической науки, идеи нового рационализма ещё не были сформулированы в период, когда он писал свои работы. Методы изучения нелинейного мира и сейчас ещё находятся в стадии своего становления, по этим вопросам идут напряженные дискуссии.

Вместе с тем, рассмотрение концепции времени, предложенной В. Н. Муравьевым, даже при всестороннем учете её неизбежной исторической ограниченности, представляет собой несомненный интерес. В частности, знакомство с этой теорией способствует выработке наиболее целесообразных стратегий дальнейшего исследования сущности времени.

В качестве примера сошлемся на следующее обстоятельство. В. Н. Муравьев предполагает, что будущее “оказывается во власти всех участников системы, поскольку они действуют совместно и в согласии” [107, с. 188]. Фактор согласованности действий – это не единственный фактор, который может влиять, а может и не влиять на ход событий. (Можно привести немало примеров, когда совместная согласованная деятельность не давала должных результатов. В частности, поражения армий, действовавших согласованно и т. п.) Как уже в наше время показал И. Пригожин, для осуществления подлинно исторического действия необходимо наличие трех условий: необратимости, вероятности и появления нового [123, с. 11]. Любая утопия включает в процесс построения будущего только то, что уже известно, что уже существует, именно поэтому, по определению, утопия не может быть научной. Она не может включить неизвестное, новое, а без нового – нет подлинной истории.

В. Н. Муравьев соотносит процесс реализации будущего только с таким фактором как воля: “…будущее есть только воля, а содержание воли есть только будущее” [107, с.48]. Как отмечают Е. Н. Мамчур, Н. Ф. Овчинников и А. П. Огурцов, “…сама мысль об укорененности феномена сознания и воли в актах переживания времени весьма перспективна и позднее займет большое место в феноменологии Э. Гуссерля и фундаментальной онтологии М. Хайдеггера” [97, с. 128 – 129]. Но следует напомнить, что идеи Э. Гуссерля возникли во многом под влиянием идей Ф. Брентано. Ф. Брентано же писал свои работы до того, как начал создавать свою теорию В. Н. Муравьев. Ф. Брентано, в свою очередь, во многом находился под влиянием наследия Аристотеля. В. Н. Муравьев же, насколько нам известно, к философии древних греков не обращался.

Выделение фактора воли при построении моделей будущего интересно и в том отношении, что сама история в данном контексте рассматривается шире, чем обычная история, которая по существу сводится к описанию событий, происходивших только в прошлом. Был своеобразный запрет на написание истории в сослагательном направлении. Этот запрет сейчас многие историки считают возможным преодолеть. Появляется множество книг с таким сюжетом: “…что было бы, если…”. Происходит прощание с “урезанной историей”.

Важно зафиксировать вывод, что В. Н. Муравьев сделал попытку синтезировать строгий, формальный, математический подход к анализу сущности времени с подходом чисто гуманитарным, историческим. Это обстоятельство, в известном смысле, можно оценивать как “первую ласточку” в стратегии междисциплинарного синтеза в процессе исследования феномена времени.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 12.

Время в наследии Карла Ясперса и некоторые проблемы теоретической истории

Освещение проблемы времени во многом зависит от того, каким образом сам мыслитель осуществляет свою жизнедеятельность в широком смысле этого слова. Здесь возможны, по крайней мере, два взаимно противоположных варианта: или полная погруженность в происходящее, или некоторая отстраненность, отдаленность, некоторое дистантное отношение.

Именно в таком плане обычно сравниваются и в какой-то степени противопоставляются позиции К. Ясперса и М. Хайдеггера. Речь идет об отношении к фашизму. Карл Ясперс (1883 – 1969) относился к фашизму крайне враждебно. Об этом он подробно писал в своей автобиографии. Он дал глубокий анализ сути фашизма, всесторонне обосновал его "неприятие".

К. Ясперс и М. Хайдеггер оказались не только в идейном противостоянии фашизму, но им пришлось в реальной жизни “решать судьбы друг друга”. М. Хайдеггер в период своего непродолжительного сотрудничества с национал-социалистами не препятствовал отстранению К. Ясперса от преподавания. Но когда К. Ясперс входил в послевоенную комиссию по оценке лояльности, он не ходатайствовал за М. Хайдеггера, который наряду с другими философами, работавшими во время нацизма в Германии, был лишен права преподавания.

В этой связи приведем суждения одного из биографов М. Хайдеггера, который более подробно раскрывает позицию К. Ясперса в связи с сотрудничеством М. Хайдеггера с национал-социалистами. К. Ясперс дает М. Хайдеггеру следующую характеристику: "Хайдеггер обладает значительный потенциалом не только в плане философского содержания его мировоззрения, но и в плане владения спекулятивным инструментарием. Он обладает некоторым философским чувствилищем, восприятия коего интересны, хотя, по моему мнению, он необычайно некритичен и стоит вдалеке от подлинной науки. По временам в его работах объединяются серьезность нигилизма с мистатогией мага.

В потоке своей речи ему удается неким сокровенным и особым образом затронуть сам нерв философствования. И в этом, как мне видится, среди современных философов Германии он, видимо, единственный…" [37, с. 224]. Духовная неординарность, высший уровень мышления М. Хайдеггера, считает К. Ясперс, является достаточным основанием для того, чтобы ему были предоставлены условия для возможно более плодотворной работы, однако не на поприще преподавания, ибо именно сегодня к делу воспитания молодых надо подходить с особой ответственностью. Стиль же преподавания М. Хайдеггера К. Ясперс характеризует как несвободный, диктаторский, некоммуникативный и убежден, что сегодня эти качества малоподходящи в свете демократических задач немецкого университета.

К. Ясперс считает, что М. Хайдеггер по своей натуре неполитичен, и, несмотря на близость его языка, а в известных случаях и поведения нацистскому образцу, его национал-социализм имеет мало общего с действительным национал-социализмом.

М. Хайдеггер в своих поздних высказываниях сдержанно оценивал прошлое. Он писал, что когда философию "вовлекают", то она (философия) может отклониться. Он имел в виду идеологизацию философской мысли и задавал вопрос о том: остается ли философией ангажированная философия?

Вместе с тем важно отметить, что в творчестве К. Ясперса и М. Хайдеггера были и совпадающие стремления. Оба мыслителя искали ответ на вопрос как, каким образом предотвратить опасность "механизации" и "омассовления", поскольку именно эти процессы были тревожными симптомами превращения планеты в машину бездуховного производства. Они анализировали метафизические корни этих процессов и видели их в изменении отношений к бытию и времени.

К. Ясперс высоко оценивал суждение Гегеля о том, что ФИЛОСОФИЯЭТО ВРЕМЯ, СХВАЧЕННОЕ МЫСЛЬЮ, как сохранение прошлого и обнаружение бытия.

К. Ясперс показывает, что время может выполнять различные функции, в частности, может выполнять функцию растворения и опустошения бытия. В таких практиках как экономика, техника, революция, К. Ясперс видел уничтожение бытия. Именно поэтому у К. Ясперса время выступает в качестве определенного символа. Это символ торопливости, поспешности, озабоченности сиюминутным и непосредственно полезным. Повседневное, на "злобу дня" отношение ко времени предполагает планирование с точки зрения эффективности.

Время у К. Ясперса соотносится с модусом современности, а не с подлинным бытием.

(В этой связи отметим, что мысль о разделенности периодов, т. е. интервалов времени на "подлинные" и "неподлинные" уходит своими корнями в далекое прошлое. В своих мифах некоторые народы четко определяли что "пора зрелости является полноценным временем. Время до и после зрелости – жалкое существование" [162, с. 93]. Здесь речь идет о возрасте отдельной личности, но мы фиксируем само положение о ценностном, аксиологическом подходе к проблеме времени.)

Позиции К. Ясперса и М. Хайдеггера, их несколько различное акцентирование основополагающих суждений по самой проблеме времени, во многом определяются тем, какие исходные принципы из сферы онтологии и гносеологии они выделяют.

У М. Хайдеггера вырисовывается примерно следующая схема. В работе "Вещи и мысль" он пишет, что "материальная вещность затворена в тайне". Тайна проявляет себя, если обратиться к поверхности, другими словами, тайна обнаруживает себя в пространстве. Но у М. Хайдеггера имеются суждения и о том, что временные отношения являются "допространственными". Отсюда следует вывод, что временные отношения, по крайней мере, в сфере гносеологии, можно рассматривать как изначальные.

В этой связи вопрос можно поставить следующим образом: как могут быть оценены суждения М. Хайдеггера об "изначальности" или "допространственности" временных отношений, а также суждения К. Ясперса с точки зрения тех принципиально новых открытий, которые сделаны наукой в более поздний период?

Среди аргументов М. Хайдеггера есть и такой, в котором подчеркивается особая "слитность”, "сращенность" человека с пространством. Но из этого никак не вытекает более общее суждение, например, суждение о том, что все объекты мира в такой же степени должны быть "сращены" с пространством, как и человек. В качестве примера рассмотрим характеристику такого объекта, как вакуум. Современной наукой доказано, что для описания закономерностей функционирования вакуума не могут быть использованы представления ни о пространстве, ни о времени, ни о части и целом, ни о причинности и т. д.

Все рассуждения М. Хайдеггера относятся к характеристике мира равновесных систем. Конечно, сам М. Хайдеггер не мог использовать подобного рода идеи и соответствующую терминологию. Известно, что только в 70 – 80-е годы XX века наметился переход от исследования равновесных систем к анализу неравновесных систем и необратимых состояний. Были исследованы, в частности, черты потенциального существования, представляющего собой форму целостности, в которой отсутствуют выделенные объекты и взаимодействия между ними, а также их пространственно-временные характеристики.

Именно в новой парадигме системного мышления четко рассматривается вопрос о том, что для появления пространственных и временных отношений должны прежде сформироваться определенные условия. Появление пространственных, временных, причинных и некоторых других связей становится возможным в результате нарушения исходной симметрии и "обмена устойчивостью" в потенциальной структуре. Показано при этом, что сама разделенность на объективное бытие и сознание является результатом этого же процесса и не может считаться исходным первичным фактом [160, с. 2].

Конечно, постановка вопроса о том, что категории пространства и времени не являются всеобщими и универсальными, что они могут быть использованы только там, где происходят определенные процессы, где реализуются определенные зависимости (имеется в виду наличие равновесных состояний), – требует целого ряда серьезных дополнительных исследований и глубоких размышлений.

М. Хайдеггер творил в определенных исторических условиях, до появления потрясающих открытий "нелинейного мира". Вопрос о том, могут ли его суждения хоть в какой-то степени быть соотнесены с этими новыми открытиями, ещё ждёт своего решения.

Продолжим рассмотрение суждений К. Ясперса о феномене времени. Многие из них, на наш взгляд, "слабо" поддаются переосмыслению и переоценке в связи с новыми открытиями в сфере науки. К их числу относятся наиболее общие фундаментальные суждения о взаимоотношениях человека и мира. Если М. Хайдеггер считал, что мир нужно "захватить", то К. Ясперс писал, что не мы охватываем бытие, а оно "охватывает" нас.

Взгляды К. Ясперса направлены против абстрактных конструкций всемирной истории, выдвигавшихся классиками немецкой философии. Эти теории оцениваются им как несостоятельние прогрессистские теории, основным недостатком которых явилось полное пренебрежение бытием человека. Именно этим теориям К. Ясперс противопоставляет учение об экзистенциальном существовании человека. Понятие экзистенции он считает не поддающимся определению. Одна экзистенция, при этом, может общаться с другой экзистенцией. Экзистенция существует не как субъективная иллюзия, а как реальность особого рода. Если экзистенция это бытие, то разум вносит в неё начало понимания, освещения изначально темного бытия. Одна из особенностей разума заключается в том, что он побуждает к созданию целостности, побуждает двигаться вперед, никогда, однако, целостности не достигая. К. Ясперс отмечает, что нельзя смешивать, спутывать в эмпирическом смысле объективно-предметное в человеке с ним самим как экзистенцией, открывающейся в ходе коммуникации [см.: 175].

Человек есть существо, которое осуждено пребывать в истории и не в состоянии прожить вне общества. К. Ясперс настаивает на историческом характере припоминания, требует от современников, чтобы они дали себе отчет в трагических коллизиях прошлого, истории. При этом он соотносит между собой содержание философии и смысл вступления в мир. Он пишет, что смысл вступления человека в мир становится содержанием философии. Философия не является волшебным средством, она – сознание в осуществлении. Философия это мышление, посредством которого я деятельно в качестве самого себя.

С точки зрения К. Ясперса, философия присутствует в науках и играет роль их "внутреннего связующего смысла". Особое внимание этому "внутреннему связующему смыслу" он придает в работах, посвященных анализу сути исторической науки.

На целый ряд вопросов, непосредственно относящихся к проблеме времени, К. Ясперс дает ответы в работе "Смысл и назначение истории". "В начале истории, – пишет Ясперс, – обнаруживается некий как бы накопленный в доисторическую эпоху капитал человеческого бытия, являющий собой не наследуемую биологически, а историческую субстанцию, которая может быть увеличена или растрачена. Это нечто действительно существующее до всякого мышления, что не может быть сделано или преднамеренно создано.

Значение этой субстанции раскрывается посредством совершающегося в истории духовного процесса. В ходе этого процесса она претерпевает изменения. Быть может, в истории возникнут новые истоки, которые в качестве реальностей величайший пример такого рода являет собой осевое времяв свою очередь станут предпосылками других образований. Однако этот процесс обхватывает не всё человечество в целом он идет на высотах сознания отдельных людей, достигает расцвета, забывается, остается непонятым и исчезает" [там же, с. 245].

Прежде чем переходить к анализу тех функций, которые выполняет так называемое "осевое время" остановимся на рассмотрении содержания понятия "субстанции", которую К. Ясперс называет с одной стороны "доисторической", а с другой "не наследуемой биологически". Эта субстанция существует до всякого мышления, она не может быть преднамеренно создана. Подчеркнем, что она не является ни чисто биологической, ни чисто социальной, если учесть, что социальные процессы так или иначе связаны с духовнай жизнью человека, а данная субстанция существует "до всякого мышления".

У нас нет возможности подробно останавливаться на характеристике этой субстанции. Но очевидно, что она связана с бессознательным, с интуицией, с иррациональным. По сути, К. Ясперс использует представление о наличии трех звеньев: чисто биологическая природа человека; затем – нечто отличное от биологического, но еще не духовное, не социальное; и, наконец, – подлинная социальность, духовность и историчность.

Известно, что в ряде случаев проводят сравнение между развитием человечества и развитием отдельного индивида. Новорожденный, ребенок и взрослый как социальная личность. Ребенок это уже не чистая "биология" и, вместе с тем, это ещё не социальность. В этой связи важно отметить, что у человека очень длительный период детства. Приобретение жизненно необходимых навыков требует длительного и сложного периода научения.

Лейбниц в своих работах писал, что в животном мире одно "поколение" не отличается от другого, последующего. Дли характеристики воспроизводства особей даже нельзя использовать понятие "поколение", так как это понятие, прежде всего, предполагает отличие одного поколения от другого. Что касается людей, то здесь всегда есть такие отличия. Лейбниц пишет, что новое поколение всегда "хитрее" предыдущего. Может быть, слово "хитрее" здесь следовало бы заменить термином "информативнее". Но главное – выяснить причину этого отличия, его корни, истоки, почему новое поколение нечто приемлет у предыдущего, а нечто отвергает и заменяет новым.

Некоторые данные мы получаем в области инноватики. Специалисты по инноватике утверждают, что если поставить вопрос: "Может ли человечество достигнуть такого состояния, когда будут созданы абсолютно все вещи для удовлетворения абсолютно всех желаний человека и исчезнет при этом необходимость создавать хотя бы какую-то новую вещь, т. е. когда инноватика себя исчерпает?", то можно дать следующий ответ: "Такая ситуация никогда не может быть достигнута". У человека всегда возникают новые потребности. Источник этих новых желаний, потребностей мир нашего бессознательного. Причём эти новые желания НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ.

Роль бессознательного велика в творческом процессе (сама инноватика – это тоже своего рода наука о творчестве). Очевидно, та таинственная субстанция, которая уже не есть что-то чисто биологическое, но ещё и не есть социальное, так или иначе связана с бессознательным.

После того, когда мы пусть ориентировочно, приближенно, но все же охарактеризовали содержание этой третьей субстанции, перейдем к рассмотрению сути понятия "осевое время". В этом понятии прежде всего следует отметить наличие двух принципиальных свойств. С одной стороны, предполагается наличие такого свойства, как "длительность", или протяженность. Вопрос о том, из непрерывных или прерывных отрезков или мгновений состоит время, пока оставим в стороне. Время длится, оно протяженно. Понятие длительности тщательно проанализировал в своих работах А. Бергсон. Но осевое время предполагает наличие определенной направленности у времени. Время это не просто протяженность, это протяженность в определенном направлении. "Великая загадка" так формулируют в ряде работ сам факт течения времени от прошлого к настоящему и от него к будущему.

К. Ясперс в указанной выше работе раскрывает природу, механизм и причины наличия у времени этих свойств. Человечество как биологический феномен непрерывно воспроизводит само себя. Данное обстоятельство обуславливает длительность. Это как бы один уровень в течении времени, уровень более низкий и вместе с тем более фундаментальный. Но человечество это смена поколений, а новое поколение вносит новый вклад, так возникают необратимость, направленность. На биологическом уровне поколения повторяют свои биологические данные (биологическая наследственность). А на уровне социальном новое поколение может нечто наследовать, а нечто утратить.

Иногда рассмотрение осевого времени дополняется рассмотрением понятия "ресурсное время". В связи с этом возникает вопрос: где источник этого неиссякаемого ресурса, может ли время "кончиться"?

К. Ясперс считает, что философия не может быть чисто предметным и, стало быть, чисто научным знанием, ибо она не может отличаться от внутреннего мира самого философствующего. Говоря о связке "человек история" К. Ясперс отмечает, что история это изначальное измерение человеческого бытия.

При анализе сути исторического процесса К. Ясперс использует не только категорию “осевого времени”, но и понятие “ситуации”.

Известно, что на Западе философия истории возникла на основе христианского вероучения. В концепциях великих мыслителей, от Августина до Гегеля, эта вера видела в истории поступь Бога. Поворот в исторических событиях соотносился с божественным откровением. Гегель утверждал, что весь исторический процесс движется к Христу и идет от него. Осью мировой истории в этой связи следует считать Сына Божьего.

К. Ясперс выражает сомнение в убедительности этой концепции. Он пишет, что “…христианская вера – это лишь о д н а вера, а не вера всего человечества” [там же, с. 32].

В отличие от христианских мыслителей К. Ясперс фиксирует другую ось исторического процесса. По его мнению, “эту ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 года до н. э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человека такого типа, который сохранился и по сей день. Это время мы вкратце будем называть осевым временем” [там же].

Ось мировой истории позволяет представить картину развития всего человечества. В это действительно осевое время человек “осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения” [там же, с. 33]. Формы выражения тревоги, открывающиеся самосознанию, различны в разных регионах мира, но поразительным является сходство их глубинного содержания.

В качестве другого ключевого понятия, используемого для анализа человеческой экзистенции, К. Ясперс выбирает понятие "ситуация". Ситуацияэто неповторимое сочетание событий. Как пишет П.П. Гайденко, события, по мнению К. Ясперса, задают "историческую уникальность определенной человеческой судьбы". События формируют "болевые точки" отдельно взятой личности, "её радости и надежды, её горе и её вину" Это всё и есть “содержание того, что Ясперс связывает со словом "время", "эпоха"; мир есть для Ясперса "фактическая действительность во времени"” [42, с. 9].

К. Ясперс довольно подробно раскрывает содержание понятия "ситуация". Ситуация означает не столько природно-закономерную, сколько смысловую действительность, которая выступает не как физическая, не как психическая, а как конкретная действительность, включающая в себя оба эти момента, – это действительность, приносящая моему эмпирическому бытию пользу или вред, открывающая возможности или полагающая границы.

Далее К. Ясперс ставит вопрос о том, какие науки должны заниматься изучением этой самой действительности. И отвечает, что действительность должна быть предметом изучения не одной, а множества наук. Ситуация методически исследуется биологией, например, среда обитания живых существ изучается в процессе исследования механизмов их приспособления к среде; политической экономией – выявляются закономерности ситуации спроса и предложения; исторической наукой – устанавливаются однократные, но важные виды исторических ситуаций. Существуют, следовательно, как ситуации вообще, так и типические или исторически определенные, однократные ситуации.

К. Ясперс подчеркивает, что "существование во времени" характерно для эмпирического "Я", что касается трансцендентального "Я", те оно лишь ЗНАЧИМО, а не действительно. Свою "вневременность" трансцендентальное "Я" приобретает, жертвуя своей действительностью. Поясним сказанное следующим образом: эмпирическое "Я" существует в тех или иных ситуациях, ситуации преходящи. В отличие от ситуаций то, что относится к значимости, должно носить постоянный характер, быть инвариантом.

"Сознание вообще" это объект изучения логики и трансцендентальной философии. Разум, дух, по К. Ясперсу, – это целостность мышления, деятельности и чувств. Целостность это отличительная черта духа. Как пишет К. Ясперс, в отличие от вневременного "сознания вообще", дух опять есть временное событие, в качестве такового он сходен с наличным бытием (т. е. живым, непосредственно-эмпирическим Я), но в отличие от последнего он движется с помощью рефлексии, а не как биологически-психологическое событие.

Напомним, что эмпирическое "Я" обладает преимуществом перед “сознанием вообще” именно в результате того, или за счет того, что оно действует и существует во времени. Таким образом, у нас имеется три объекта исследования: эмпирическое "Я", "сознание вообще" и "дух". Вырисовывается возможность построить программу исследования.

Но М. Хайдеггер выступает оппонентом и вносит элемент, разрушающий стройность концепции К. Ясперса. Если К. Ясперс пишет о рефлексии, с помощью которой или благодаря которой дух совершает своё движение, то М. Хайдеггер утверждает, что эта "рефлексия искаженная". Её "искаженность" и должна быть предметом исследования. М. Хайдеггер пишет также о "естественной установке". Под естественной установкой он понимает "объективирующее самопонимание субъекта". Далее он отмечает, что эта естественная установка является установкой самого трансцендентального субъекта. Конечно, это парадокс, существует ли из него выход вопрос пока неясно.

Здесь огромное число как бы "вложенных друг в друга" зависимостей и рефлексий. Психологи, да и философы отмечают, что человек сам о себе не может высказать объективных суждений. Он оценивает себя или завышенно или заниженно и, по сути, всегда "носит в себе" проект самого себя. Этот проект, естественно, является воображаемым, но дело не только в его "воображаемости". Он является зыбким и подверженым непрерывным изменениям. Таким образом, простое выделение такого объекта как "эмпирическое Я", в принципе, не снимает "загадки" человеческого Я".

Наша задача – по возможности, выяснить, способствуют ли более полные знания о феномене времени приращению наших знаний о человеке, чья жизнедеятельность (если при этом исключить из рассмотрения такой объект как "сознание вообще", который является вневременным объектом) протекает во времени. Желательно проследить и обратное влияние, исследовать такие интегративные процессы, как память и воображение, которые обеспечивают целесообразную ориентировку человека во времени и, исходя из анализа этих, по сути дела, механизмов приспособления, сделать некоторые выводы относительно природы феномена времени.

Теоретическая история, или философский аспект проблемы времени в исторической науке. С точки зрения перспектив решения этой проблемы, могут быть предложены различные подходы. С одной стороны, можно было бы проследить генезис, развитие и совершенствование наших философских представлений о сущности времени как бы "самих по себе", рассматривая их как целостное знание о феномене времени и не привлекая данные из различных областей знаний. С другой стороны, целесообразным является и такой подход, когда природа времени раскрывается в связи с привлечением данных из области конкретных наук. Именно такой подход лежит в основе деятельность Международного общества по изучению времени.

Среди различных областей знаний можно выделить, в свою очередь, более или менее опосредованные знания, которые только косвенно могут быть использованы при анализе сущности времени, а также такие науки, которые органически взаимосвязаны со всем комплексом представлений о времени. Отметим, прежде всего, историческую науку. Проблематика науки истории, её концепции, пути её развития, дискуссии о содержании "философии истории" – весь этот комплекс проблем органически связан с осмыслением сути феномена времени. Дальнейшее изложениемы начнем с рассмотрения того, как современные ученые создают программу построения теоретической истории и какие предпосылки существуют для реализации этой программы. В этой связи попытаемся также определить, какое влияние на переосмысление некоторых положений, относящихся к проблеме времени, могут оказать новые данные математики.

Обратимся к одной из наиболее "ёмких" в этом отношении работ – книге С. П. Капицы, С. П. Курдюмова, Г. Г. Малинецкого "Синергетика и прогнозы будущего" [64]. В ней четко показано, каким образом следует анализировать принципы построения "теоретической истории". При этом нам придется "адаптировать" текст, заменить математические выкладки словесным изложением основных идей текста.

В этой работе есть большая глава – "Возможна ли теоретическая история?", – посвящена рассмотрению принципов построения исторического знания, основанного на достижениях синергетики и других родственных ей наук. Прежде всего, речь идет о том, что процесс формирования теоретической истории происходит в тот период, когда в науке были открыты нелинейные зависимости и когда эти зависимости стали привлекать к себе большое внимание.

Одна из наиболее значительных идей, основываясь на которой и дается характеристика нелинейного мира, пришла из самой истории. Речь идет об идее, выдвинутой французским математиком Анри Пуакаре. "Что делает гуманитарий, когда пытается понять какое-то явление истории? Он смотрит, что этим событиям предшествовало и к чему они привели. Он интересуется, что было аналогичного в других странах и в другие эпохи. При этом особое внимание уделяется переломным эпохам и возникновению новых качеств. Это и называется "историческим подходом"" [там же, с. 66]. Но именно так поступают сейчас в одном из разделов нелинейной науки теории ветвления или бифуркации (от французского la bifurcation – раздвоение).

Далее авторы отмечают, что "замечательным результатом науки нашего века стало понимание того, что различных типов бифуркаций очень немного. Сложные системы, как это ни удивительно, очень часто претерпевают те же самые скачки, бифуркации, метаморфозы, что и простые. Оказалось, что движение жидкости в причудливом турбулентном потоке, "коллективные усилия" излучающих атомов, создающих лазерный луч и изменения популяции насекомых, определяются, по существу, одинаковыми законами. Их поведение похоже на оркестр, в котором, казалось бы, каждый участник мог бы вести свою партию, считая себя солистом, или доказывать свой суверенитет коллегам, но который прекрасно управляется дирижером. Конечно, дирижер ограничивает возможности каждого из оркестрантов. Зато у целого появляется совершенно новое качество способность вести себя согласованно, просто, гармонично. Одна из удивительных вещей состоит в том, что во всех этих системах "дирижера" никто не назначает. Он возникает в ходе самоорганизации, отбирающей из океана возможностей ничтожную толику и упорядочивающей поведение системы.

Это громадное упрощение, которым блестяще владеет Природа" [там же, с. 67]. Далее приводится пример, когда из пространства с бесконечным числом измерений "…самоорганизация рождает сравнительно небольшой набор довольно простых сущностей" [там же].

В стратегии постижения исторических процессов рассматривается и такой подход: не стоит ли поучиться у Природы поступать так же и в истории, и из огромного множества переменных выбирать самые существенные? В этом контексте закономерен и другой вопрос: не удастся ли нам в системной методологии найти ответ на некоторые сложные вопросы изучения свойств временной реальности? Ведь никто не сомневается в том, что между теорией систем и теориями управления и организации существует непосредственная связь.

Еще Аристотель отмечал, что целое может обладать такими свойствами, которыми не обладают части. В более поздний период возникла особая концепция концепция эмерджентности. Эмерджентная эволюция рассматривает два типа изменений: количественные ("результанты") и не сводимые к исходным, не обусловленные ими ("эмердженты"). Более подробно на современной трактовке идей эмерджентной эволюции в связи с возникновением синергетики мы останавливаться не будем. Отметим только, что вопросы о природе самоорганизации волновали человечество уже в далеком прошлом.

Так древние мыслители искали ответ на вопрос: чем отличается вода на гладкой поверхности водоема, от воды, из которой "состоят" бушующие волны на поверхности этого же водоема. Они понимали, что состав воды не меняется, а меняется "состояние". Справедливы такие суждения: сегодня поверхность озера находится в "спокойном" состоянии или сегодня на поверхности воды сильные волны, поверхность находится в "неспокойном" состоянии.

Понятие состояния – одно из ключевых понятий современной философии и науки. Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что "природа состояния" не зависит от того, из чего состоит объект, не зависит от его "вещественности" как таковой. Предположим, мы изучаем состав воды, проводим химические исследования. Мы не найдем такого составляющего элемента, который был бы ответственен за то обстоятельство, что вода в озере может быть то в спокойном, то в неспокойном состоянии. Слова "поведение", "состояние" в каком-то смысле родственны понятию "функция". Функция в смысле назначения определенного свойства, проявления определенного свойства в "операционном" воздействии и свойства, связанного с понятием "организации".

Рассмотрим в этой связи весьма поучительные рассуждения древних греков. В результате сопоставления нескольких, на их взгляд, противоречивых суждений был сформулирован парадокс, суть которого заключается в следующем. Предположим, идет дождь, и несколько человек одновременно накрыли свои головы куском плотной материи. Под одним и тем же куском материи находятся укрывшиеся от дождя люди, или под разными кусками? Как ответить на этот вопрос? Ведь ясно всем, что над каждым человеком разный "кусок этого куска". Можно было бы даже каким-то образом пометить эти "куски куска". Например, человек, стоящий в центре, прикрыт тем "куском куска" материи, который ближе к центру. Но всё же в обыденной жизни могла быть использована и такая фраза: "вся группа людей спряталась от дождя под одним куском материи". Оказывается, что вполне однозначный ответ и разрешение трудностей, испытываемых греками, мы можем получить, если обратимся к тем методологическим средствам, которые используются в современных теориях систем.

В параметрической общей теории систем, о которой выше мы уже говорили, дается классификация систем. Среди различных типов систем выделяются стационарные системы. Они могут включать в себя элементы, непрерывно обновляющиеся: например, в жилом доме могут меняться жильцы, но сам дом, как условие проживания людей, при этом продолжает сохраняться, и в этом смысле, т. е. с точки зрения своих функций, жилой дом представляет собой стационарную систему.

Вернемся к парадоксу, сформулированному древним греками по поводу куска материи. Кусок материи, которым от дождя прикрывается группа людей, с полным правом можно назвать одним куском, так как все его части выполняют одинаковую функцию, а именно укрывают людей от дождя. Стационарные системы – это такие системы, в которых стационарность, устойчивость достигаются за счёт того, что система реализует, осуществляет одни и те же функции. Если элементы системы меняются, то система может быть названа в известном плане "вариационной", но этот признак не влияет на её "стационарность".

Рассмотрим другой пример: "поток пассажиров на транспорте" или "поток покупателей в магазине", в котором меняются "составляющие" этот поток люди. Имеем ли мы основания называть совокупность совершенно разных людей одним и тем же словом "поток". Имеем, так как в данном случае "поток" это термин, основанный на анализе функций определенной группы людей. Выделяем функцию и строго аргументируем принцип этого выделения.

В примере с куском ткани древние греки интуитивно чувствовали, что суждение о том, что группа людей укрывается от дождя одним, можно даже добавить, одним и тем же куском ткани, является совершенно верным, но они не знали, какие привести аргументы. Вот и получилось, что чёткий и определенный ответ на этот вопрос был дан лишь спустя много лет.

Вернемся теперь к вопросу о том, какое значение имеет системный подход при анализе сущности феномена времени. В одной из своих работ Е. Мейерсон пишет, что время по своим свойствам является настолько нестандартным, что суть времени не может быть раскрыта с помощью средств, имеющихся в современной культуре. Ход рассуждений автора сводится примерно к следующему. Он считает, что вся история современной науки представляет собой постоянную реализацию того, что является основной категорией человеческого разума: сведение различного и изменяющегося к тождественному и неизменному. Время, с точки зрения автора, подлежало поэтому полному исключению.

В суждении Е. Мейерсона имеются указания на пути дальнейшего исследования времени. Не следует ли действительно обратиться к способностям нашего ума? Можно ли у времени найти черты, свойства, основываясь на которых мы сможем фиксировать общее у различных моментов времени? Каждый момент неповторим, он уходит, исчезает, что же тогда является устойчивым?

Обратимся к примерам и используем в их анализе системную методологию. То, что пишет Е. Мейерсон, является исключительно ценным. В частности, он утверждает, что наш разум должен быть способен выполнять такие операции над объектами, как выявление различий или поиск общего между ними. Этот подход основывается на анализе "операциональных" функций нашего ума. Это, конечно, функция не единственная, но, безусловно, очень важная. Объект должен быть соответствующим образом "подготовлен", чтобы эта способность ума применительно к этому объекту дала определенный результат. Но может быть, не следует таким образом "насиловать" наш ум?

Согласимся с автором и предположим, что в процессе познания определяющую роль играют такие операции, как нахождение устойчивого, инвариантного в изменяющемся и различий в общем. Почему именно эти факторы анализируются – понятно. Дело в том, что для преобразования вещей человеку необходимо получить информацию о них. Информация определенным образом связана с представлением о разнообразии. А разнообразие так или иначе должно быть соотнесено с чем-то устойчивым.

Возникает вопрос, что устойчивого может найти исследователь у феномена времени? В какой-то степени ответить на него нам помогут приведённый выше пример: поток пассажиров на транспорте, в котором все пассажиры заведомо различны, но выполняют одну и ту же функцию: каждый из них является пассажиром. Проанализируем под этим углом зрения время. Возьмем модель, которая используется на обыденном уровне. Пусть время это совокупность моментов, каждый из которых абсолютно отличен от другого, ни один из них не повторяется. Другими словами, их бесчисленное множество и они все разные. Тогда можно утвержать, что моменты, составляющие время, точнее, множество этих моментов обладает бесконечно большой информационной емкостью.

Приведем ещё один пример. Допустим, у нас имеются два ящика, в каждом из которых находится по десять шаров. В первом ящике все шары окрашены в разные цвета, а во втором они окрашены только в пять цветов и имеется по два шара с одинаковой окраской. Если за основу принципа различения шаров взять их окраску, то какая совокупность шаров будет иметь большую информационную емкость – та, где все шары окрашены в разные цвета или та, где цвета дублируются? Ответ однозначен: более разнообразно то множество шаров, где каждый шар окрашен в различную краску. Если теперь представить себе такую модель времени, в которой время рассматривается как бесконечное множество мгновений, в котором каждое из этих мгновений отличается от другого, т. е. является единственным и неповторимым, то мы будем вынуждены утверждать, что это множество обладает бесконечно большой информационной емкостью.

Если перед нами бесконечно большая информационная емкость, то что все-таки даёт нам право одним термином или в одном понятии объединять такие разные вещи-процессы, как времена года, времена суток, геологические и исторические периоды и т. д.? Используются даже понятия “астрономическое время”, “геологическое время” и т. д. Значит, есть у времени "нечто" такое, что даёт нам основание использовать это понятие для характеристики самых разнообразных по своим конкретным проявлениям процессов, происходящих в мире. Логично предположить, что имеется какая-то единая функция у всех, подчеркнем, абсолютно у всех моментов времени. Мы не случайно приводили выше примеры с "потоком пассажиров", с "потоком покупателей", ведь в обыденной жизни и время сравнивается с потоком, например, "медленно текущее время" или "неумолимо быстро текущее время".

Выше было показано, что процессуальность, т. е. частичная или полная замена всех элементов в стационарной системе явление вполне закономерное. Поэтому наличие у времени именно этих черт не должно обескураживать исследователя, а тем более являться поводом для исключения времени из числа тех объектов, которые могут быть исследованы современной наукой. 0риентировочно, с некоторой долей условности и приближения можно высказать следующее суждение. Все моменты (любые моменты) времени обладают одним общим свойством, – они несут информацию. Такая функция, как способность быть носителем информации, несомненно, есть "инвариант", то искомое "нечто", которое определяет справедливость отнесения времени к числу "стационарных систем". Этот инвариант не сумел вычислить Е. Мейерсон, и именно поэтому он отнёс время к числу тех объектов, сущность которых не может быть раскрыта средствами современной науки.

Возможно в несколько парадоксальной форме, сформулируем суть изложенного подхода: инвариантом является сам факт отсутствия инвариантности. Время это тотальная изменчивость, и эта тотальность и есть инвариант.

Выше была показана целесообразность принятия в качестве инварианта той или иной функции системы. Мы рассмотрели стационарные системы. Может быть, следует рассмотреть ещё какие-то функции? Ведь чрезмерная переоценка самого факта, что всё изменчиво, иногда приводит к односторонним выводам. Так, например, греки исключительно односторонне понимали сами принципы, основываясь на которых следует раскрывать природу вещей. Они признавали только генетический принцип. Знание вещи для них было равноценно познанию её генезиса. Конечно, не следует приумалять или игнорировать генетический подход, но ограничиваться только им значит, заведомо обрекать на провал многие исследовательские программы.

Обратимся к испытанной методике. Эту методику можно назвать традиционной, классической, она не претендует на оригинальность. Речь идет об аналогии между пространством и временем. Но этой аналогией необходимо умело пользоваться. Где-то она применима, а где-то – нет. Поэтому при анализе взаимоотношений между пространством и временем целесообразно, с одной стороны, исключительно осторожно, бережно использовать все преимущества, которые можно извлечь из этой аналогии, а с другойне увлекаться ею чрезмерно, и там, где это необходимо, "отрекаться" от нее, и учитывать специфику самого феномена времени. Начнем с того, что рассмотрим, как взаимодействуют с категорией "вещь" сначала пространство, а затем – время. М. Хайдеггер пишет, что относительно пространства вещи всегда "скрываются", стараются быть "затаенными". Но вещь про-являет себя в пространстве и, прежде всего, на поверхности. 06ращаем внимание: не в глубине пространства, а на поверхности. Именно на его поверхности вещи некуда скрыться. Далее М. Хайдеггер пишет, что человек определенным образом "сращен" с пространством, оно ему близко, доступно, и поэтому становится доступной и сама вещь в своём проявлении на поверхности. В других работах М. Хайдеггер отмечает, что временные отношения являются "допространственными", они как бы более глубокие и основополагающие даже по отношению к пространственным зависимостям. Нам представляется, что к суждению о том, что у человека особая "сращенность" с пространством, можно добавить некоторые дополнительные суждения.

Бесспорно, что сам человек является "телесным" и, в этом смысле, пространственным. "Сращенность", на наш взгляд, может быть у человека не только с пространством. Возьмем родственные отношения, например, отношение между родителями и детьми, между друзьями это ведь тоже своего рода "сращенность".

В этой связи, интересным является вопрос о том, обладает ли человек "сращенностью" со временем.

Скорее всего, "сращенность" человека со временем проявляется не через такой же точно механизм, как "сращенность" человека с пространством, а несколько по-другому. Напомним, что "сращенность" с пространством проявляется в том, что суть вещей "про-является" на поверхности , т. е. в определенной части пространства. На поверхности происходит своеобразная "встреча" человека с сутью вещей, они ему приоткрывают свои тайны. Со временем дело обстоит несколько иначе.

Существует понятие события. По отношению к определению этого понятия имеются различные позиции. Некоторые исследователи считают, что оно изначально понятно и можно не определять его. Другие исследователи дают определение понятию событие, разъясняют его суть. Мы также не будем определять суть этого понятия, отметим только, что событие есть нечто, что определенным образом соотносится со временем. В истории "ход событий" является тем материалом, с которым работают историки. Видимо, именно по этой причине М. Хайдеггер из всех наук выделял историю и показывал, что эта область знаний ПРИНЦИПИАЛЬНО отличается от всех других наук.

В исторической науке события прежде всего даны через суждения непосредственных участников или описаны глазами очевидцев. Так или иначе, они всегда "окрашены". Объединим понятия участник или очевидец общим термином "повествователь". Повествователь органически "сращен" с происходящим. Мир историка это особый мир. Если мир всех других наук это мир сущностей тех объектов, которые познаёт исследователь, а в мире сущностей, как известно, жить нельзя, то совсем другая ситуация складывается в исторической науке. В том "материале", с которым работает историк, "можно жить", так как исторические события это события из жизни людей. Если математику необходимо осуществить определенное "насилие" над своим разумом, чтобы "погрузиться" в мир абстрактных закономерностей, то историку этого делать не нужно. Математик и представитель любой другой науки всегда "дистанцируется" относительно объекта своего исследования. У историка этой дистанции может и не быть. Он должен уметь построить модель психологии людей, живших в ту или иную историческую эпоху, но это всё же модель человека, а не модель "черной дыры".

Таким образом, в исторической науке всегда присутствуют "оцененные" соответствующим образом объекты. А это значит, что присутствует аксиологический подход. Бесстрастность оценок и суждений, как одна из необходимых черт подлинной науки, здесь отсутствует и в этом плане изменить ничего нельзя.

Ориентировочно можно выстроить следующую стратегию (одну из возможных стратегий) постижения сущности времени, следующую исследовательскую программу. Следует найти, прежде всего, ту область знаний, в которой с наибольшей полнотой проявляется слитность или "сращенность", по терминологии М. Хайдеггера, человека со временем. К числу таких областей знаний относится история. После этого необходимо проанализировать теоретические основы самого исторического знания и, далее, соответствующим образом соотнести эти основы с тем материалом, который имеется в отношении свойств времени.

Такая стратегия определенным образом связана со сложной проблемой отношений между гуманитарным и естественнонаучным знанием. Ведь именно в естествознании, на базе физики формируются такие специфические области знаний, как хроногеометрия и хронодинамика. О том, почему существуют трудности во взаимопонимании между гуманитариями и естествоиспытателями, ведутся многочисленные дискуссии. Различные исследователи выделяют отдельные стороны в этом "взаимонепонимании".

На наш взгляд, крайне важно обратить внимание на одно чрезвычайно ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ОБСТОЯГЕЛЬСТВО: теоретическая история, как и находящаяся в процессе своего становления темпорология, это области научного знания, которые основаны на принятии тех или иных принципов рационализма. Однако сам по себе факт, что тот или иной мыслитель стоит на позициях рационализма, не исключает различий в понимании сути самого рационализма и, прежде всего, понимания границ того категориального базиса, на котором строится сам рационализм.

Так называемая классическая, "строгая" форма рационализма использовала весьма узкий круг категорий. Например, К. Ясперс предполагал, что такие категории, как вера и надежда, находятся за пределами категориального аппарата рационализма. Но, как оказалось, в отражении содержания понятия времени категории "вера" и "надежда" играют значительную роль. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Используя ряд рассуждений, фактов и аргументов можно показать, что никакая "полнота" знаний о времени не будет достигнута, если игнорировать необходимость привлечения таких категорий, как вера и надежда. Нам сразу же могут возразить, что в физической теории времени нет категорий вера и надежда. Да, это так, однако сами эти теории используют те или иные математические модели времени. В представлении о будущем всегда есть что-то от "желания" человека, от его замыслов, его ожидания.

Как поступить в данной ситуации: недооценивать этот факт, игнорировать его, делать вид, что можно обойтись и без "ссылки" на категории веры и надежды? В этой связи отметим, что в известной теории игр используется одно довольно необычное понятие – "ожидание". Это понятие очень сходно с понятием "надежда". Может быть, "теория игр" – это и есть та область знаний, в которой намечаются пути для расширения используемого рационалистами традиционного категориального аппарата? А процесс расширения границ самого рационализма идет уже полным ходом.

В современной исторической науке большие усилия прикладываются к тому, чтобы при анализе прошлого "элемент веры" был минимальным. Так в археологии используются физические методы исследования, создана целая индустрия фотодокументов, видео- и звукозаписей и т.п. Эта “индустрия” создана для того, чтобы в событиях, происходящих в настоящем, потомки могли ориентироваться с меньшими трудностями. Логично предположить, что в исследованиях историков последующих поколений будет больше подлинных знаний, чем веры.

Но можно ли полностью избавиться от таких категорий, как надежда и вера, и нужно ли это? Отметим, что ФУНКЦИИ рационального категориального аппарата и таких категорий, как вера, надежда и т. п., должны быть различными. Именно в этом обстоятельстве следует усматривать одну (подчеркиваем, только одну) из причин, в силу которой установить "консенсус" между гуманитариями и естествоиспытателями дело довольно сложное.

Вопрос заключается в том, хотят ли люди "убрать" из сферы своей культуры такие категории, как вера и надежда, на том основании, что трудно достичь согласованности между двумя видами категориальных аппаратов: строго научным и нестрого научным. Вспомним знаменательное выражение: "правда убивает надежду". Люди не хотят полностью "убирать" из сферы культуры такие категории, как вера, надежда и т. п. Данные категории нужны в культуре. Но у них могут быть различные функции, может быть даже своего рода "противоборство" с рационалистическими категориями. Это необходимо учитывать при рассмотрении вопрос об отношениях между гуманитариями и естествоиспытателями.

Один из характерных примеров. В работах некоторых психологов (см.: [32], [44]) дается определение психологического времени. Оно представляется как "отражение причинных и целевых связей между событиями". Далее ставится задача, как можно полнее учесть указанные связи. Осуществляется опрос, и при анализе его результатов учитываются только события, имеющие причинные и целевые связи, события же, не имеющие таких связей, с этой точки зрения, могут быть опущены без особого ущерба для диагноза. Под диагнозом имеется в виду степень полноты отражения личностью своего жизненного пути посредством соответствующего анализа событий жизни и отношений между ними.

При опросе могут быть упущены события, имеющие небольшое число связей с другими событиями. Главное, чтобы выявленная в процессе опроса картина причинно-целевых отношений в наиболее существенных чертах соответствовала полной структуре межсобытийных отношений, имеющих место с точки зрения опрошенного. Это требование является требованием репрезентативности исходных данных опроса. И вот авторы вводят представление о так называемых "психологических часах". "Представим себе, – пишут авторы, – что изобретен прибор, назовем его "психологическими часами", глядя на который вы всегда можете узнать, насколько реализовались ваши жизненные ожидания и планы, всё, что вы ждете от жизни, и всё, что считаете возможным получить от неё." Далее приводится подробное описание того, как двигаются стрелки этих часов, как следует расшифровывать показания этих часов и т. п. Затем приводится большая таблица ответов на вопрос о том, желали бы вы иметь такие "психологические часы". В одном из ответов приводятся буквально следующие слова: "Не хотела бы. Вдруг бы они мне сказали, что у меня всё реализовано. Мне бы стало всё скучно, так хоть надежда есть на то, что не всё реализовано. Я бы их выбросила, если всё реализовано, зачем жить дальше" [44, с. 97].

Это суждение одного из опрашиваемых исключительно показательно. Оно свидетельствует о том, что люди "живут надеждой", надежда играет исключительно большую роль в жизни людей. Можно допустить, что одна из причин, в силу которой время (и пространство) нельзя отнести полностью ни в сферу Бытия, ни в сферу Мысли, как раз и заключается в том, что понятие времени включает в себя понятия надежды и веры.

Нам могут сказать, что это идеальные понятия, и потому они относятся к сфере Мысли. Но в этом можно усомниться, т. к. эти понятия не входят в категориальиый аппарат ни одной науки, построенной на рационалистических основаниях. По крайней мере, эти понятия находятся за пределами классической рациональности. Вопрос об отношениях между Верой и Разумом, между Надеждой и Разумом это вопрос сложный и мало разработанный.

Проблема соотношения веры и знания это одна из принципиальных проблем гносеологии. Новый подход к решению этой проблемы предложен в рамках параметрической общей теории систем [171, с. 278]. Применение системного подхода и его формальных средств к анализу категории "вера" должно быть "востребовано" при дальнейших исследованиях проблемы времени.

Следующий вопрос: продолжает ли в современной науке исследоваться взаимосвязь между историческим процессом и его временным протеканием, продолжает ли время в исторической науке быть понятием, нагруженным методологической функцией. На этот вопрос следует ответить положительно. Об этом свидетельствуют, в частности, работы известного французского историка Фернанда Броделя.

Ф. Бродель является представителем той школы французских историков, которые предлагают “новое видение” истории. Суть их программы состоит в том, что они предлагают сделать предметом исторического исследования длительные исторические периоды или “глобальное время”. Они считают также, что в центр внимания исторических исследований следует поместить экономику и анализировать именно те факторы и обстоятельства, те структуры, которые обеспечивают стабильность, относительную устойчивость исторических процессов.

Ф. Бродель предполагает, что глобальное или длительное время – это такое понятие, которое должно быть включено (наряду с факторами математизации и пространства) в число тех категорий, на базе которых только и можно выработать некое единое представление о путях достижения знаний, общее для всех гуманитариев [29].

В одном из своих устных выступлений Ф. Бродель указывал, что можно выделить следующие точки сопряжения, которые бы помогли всем наукам о человеке и обществе совместно продвигаться к одной цели постижения истины. Это “…математизация, привязка к пространству, длительная временная протяженность” [30, с. 26].

Что касается использования математических методов в исторической науке, то в настоящее время этот процесс продолжается, возникла, например, такая новая наука как клиометристика, а американские ученые У.Фогель и Д. Норт, работающие в этой области, получили за свои исследования Нобелевскую премию [103, с. 17].

Выскажем еще несколько соображений относительно подхода, который проявляется в отношении к категории времени в т. н. медленной или застывшей истории. Так, И. Пригожин высоко оценивая творчество Ф. Броделя, отмечает, что последний, по сути, считает необходимым выделить в истории три слоя, и, таким образом, работает с гетерогенным понятием истории. Иерархия истории (исторических слоев) следующая: “Первая история почти неподвижна – это история человека в его отношениях со средой, медленно текущая, и медленно изменяющаяся история, подчас образующаяся из непрекращающихся возвращений, из без конца возобновляемых круговоротов… Поверх этой неподвижной или медленно текущей истории, которую хотелось бы назвать социальной, существует ещё и история групп и индивидов. Наконец, третью часть составляет традиционная история, измеряемая, если угодно, не человеком, но индивидом, это – событийная история [123, с. 5].

При анализе программы, предложенной Ф. Броделем, можно выделить следующие аспекты. Как показали специалисты в области синергетики, при характеристике течения процессов во времени следует использовать такое понятие, как режим. Обычно проводится сравнение режима с обострением и режима без обострения. Режим с обострением характеризуется непрерывным разрушением связей между элементами внутри системы и заменой их новыми, в режиме с обострением непрерывно происходят качественные изменения. В режиме без обострения преобладает устойчивость, “квазиобратимость”, для описания процесса в режиме без обострения можно привлекать модель циклического времени. Для протекания процесса в режиме с обострением может быть привлечена только модель “осевого” времени.

Нам представляется, что при разделенности истории на три указанных уровня следует учитывать такой весьма важный фактор, как информация. Информация по-разному “кодируется” в ситуации, когда отражаются явления, т. е. внешние, поверхностные признаки, и когда отражается сущность – внутренние, глубокие закономерности. Другими словами, понятие информации всегда должно быть соотнесено не только с представлением о её количестве, но и с представлением о её качестве. При этом качество информации должно быть осмыслено не только в плане её достоверности, доброкачественности, но и в плане её ценности для решения тех или иных конкретных задач.

Для иллюстрации положения о том, что одна и та же информация может быть закодирована по-разному, вспомним легенду о царе, который захотел узнать историю всех стран и народов. Мудрецы написали книг столько, что для их доставки царю понадобился большой караван слонов и верблюдов. Увидев столь большое количество книг, царь пожелал изложить историю более кратко. Много раз мудрецы переписывали свои книги заново, пока не изложили всю историю лишь в одной, правда, очень большой книге. Однако к этому времени царь уже очень состарился и понял, что не сможет прочесть даже одну эту книгу. Тогда он попросил, чтобы ему устно рассказали, в чём состоит смысл всей истории человечества. Мудрец, привезший эту книгу, сказал царю, что смысл всей истории состоит в том, что люди рождаются, страдают и умирают. Возникает вопрос, одна и та же информация была закодирована в обилии всех этих книг и в кратком афористическом суждении мудреца или разная?

Почему всё же историки соотносят историю с категорией времени, и какое это время – внешнее, физическое, измеряемое солнечными часами, или время, переживаемое человеком?

Прежде всего, отметим, что поскольку время соотносится с таким понятием, как числовой ряд (по крайней мере в такой модели, как линейное время), а числовой ряд, например, ряд натуральных чисел, бесконечен, то, следовательно, и время в аспекте его информационной ёмкости представляет собой неограниченный ресурс. Это значит, что сколько бы не появлялось всё новых и новых событий, какими бы разнообразными они ни были, новому событию всегда найдется новая, ни разу не использованная метка или дата на “оси времени”, т. е. на числовом ряду. Это очень важное обстоятельство, и исследователи используют его иногда сознательно, иногда бессознательно.

Следует учитывать также то, что в истории действуют люди, которые обладают сознанием и способностью переживать время. Время поэтому следует делить на внешнее – физическое, и внутреннее – психологическое, личное.

Принципиальную роль при этом играет отношение учёного к общим понятиям.

М. Хайдеггер, например, считает, что публичное время принадлежит всем и потому не принадлежит никому. Вопрос о том, какую роль играют общие понятия, часто связывают только с уровнем интеллекта. Способность к абстракции соотносят с логическими структурами, в том числе с такой, как общие понятия, создавать которые могут только субъекты, находящиеся на определенном уровне развития интеллекта. Но это только один аспект проблемы роли общих понятий в познании. Другой аспект – это их роль и значение в связи с решением той или иной конкретной задачи. Для решения одних задач необходимо знание деталей, частностей, подробностей, для решения других – знание более общих зависимостей. Естественно, что эти аспекты взаимозависимы.

В своих исследованиях Ф. Бродель также часто использует понятие структуры. Иногда под структурой он понимает такие факторы, как география, климат, биосфера, плодородие почв. Эти структуры могут не изменяться тысячелетиями. Иногда со структурой он соотносит представления о духовном складе людей, о глубоко укоренившихся обычаях, о привычном образе мышления или об этнических предрассудках. Ф. Бродель использует понятие “традиционное общество”, понимая под этим общество, в котором поддерживаются традиции, т. е. нечто устойчивое, повторяющееся. Иногда Ф. Бродель под структурой подразумевает глубинные явления в экономике, которые обладают свойством сопротивляемости изменениям.

Попытаемся выделить общие принципы во всех этих характеристиках структуры. Ф. Бродель пишет о “Времени мира”. Выше мы отмечали, что время представляет собой стационарную систему. Природа стационарной системы такова, что непрерывно меняющийся субстрат всегда соотносится с устойчивой организацией или структурой систем. Сами по себе изменения субстрата могут быть как более медленными, так и более быстрыми. Это не принципиально. К субстрату времени обычно относят события. Мы можем дополнить, что события в системе “время” целесообразно рассматривать, прежде всего, в их информационном аспекте. Это значит, что для историка важно не только фиксировать, что в такой-то момент произошло столько-то событий, но и не терять семантику. Предположим, сравниваются научные продукты двух научно-исследовательских институтов. При этом в одном институте защищено докторских диссертаций много больше, чем в другом. Однако большую роль играет и качество диссертаций.

Тот факт, что при написании работы, в которой исследуется “время мира” или глобальное время, Ф. Бродель акцентирует внимание на структуре происходящих событий, свидетельствует о том, что в самом понятии времени он выделяет наиболее важную часть дискриптора – структуру. Ф. Бродель, несомненно, близко подошел к трактовке времени как системы. Что касается субстрата, то он предложил быстроменяющиеся события заменить более устойчивыми образованиями. Однако это принципиально не влияет на представление о самом времени, даже, если называть его “медленным” или “глобальным”.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 13.

Представление времени в экзистенциальной аналитике Мартина Хайдеггера

 

Мартин Хайдеггер (1889 – 1976) является одним из крупнейших философов, который дал новое направление немецкой и общемировой философии XX века. Он ставил задачу вернуть европейскую философию к проблеме бытия. Об этом свидетельствует и название одной из его фундаментальных работ "Бытие и время" (1927г.). Он подверг критике абстрактно-теоретические представления о "разуме", характерные для классической традиции европейского Просвещения. “Пытаясь строить онтологию на основе гуссерлианской феноменологии, Хайдеггер стремился раскрыть “смысл бытия через рассмотрение человеческого бытия, поскольку только человеку изначально свойственно понимание бытия…” [41, с. 753]. М. Хайдеггер открыл "экзистенциалы" творческого бытия и рассматривал их как смыслоконститутивные, т. е. устанавливающие смысл [25, с. 371]. Раскрывая содержание понятия "экзистенциал", он пишет: "Бытие при мире в ещё точнее истолкуемом смысле растворения в мире есть экзистенциал" [168, с. 54]. Экзистенциалами вот-бытия у М. Хайдеггера, например, являются открытость, или естественный опыт. Они выступают выступают как “необходимый структурный момент самого его бытия” [25, с. 353]. Экзистенциалами являются также “бытие-в-мире” (in der-Welt-sein), “бытие-с-другими” (Mit-sein) [130, с. 390], “бытие-в-возможности”, включающее в себя озабоченность миром, тревогу [там же, с. 388].

М. Хайдеггер как бы размыкает бытие в бездонность и безграничность "присутствия" человека в мире, бездонность и безграничность "бытийствования" человека. Человек – это не монада, а просвет, раскрытие мира. М. Хайдеггер отрицал абстрактный методизм своих учителей-неокантианцев* и разрушил формальный историзм (историцизм) XIX века. М. Хайдеггера принято относить к той группе историцистов, у которых преобладает стремление к индивидуальной автономии. Другая группа историцистов является образцом гражданственности (К. Маркс, Дж. Милль, Дж. Дьюи и др.). Можно говорить об эффективности обеих точек зрения при разных обстоятельствах. М. Хайдеггер, наряду с С. Кьеркегором, Ф. Ницше, Бодлером, М. Прустом и В. Набоковым – это примеры индивидуального совершенства, все они создали себя сами.

В творчестве М. Хайдеггера имеет место не только разрушительный момент (его отношение ко многим прежним традициям), но и конструктивизм, созидание. Опираясь на своего учителя Э. Гуссерля, М. Хайдеггер заложил основы современной герменевтики, философской науки о понимании.

Отметим, что назвать М. Хайдеггера "учеником" Э. Гуссерля можно только достаточно условно. М. Хайдеггер слишком самостоятелен, оригинален и неповторим. Однако подлинно талантливые ученики никогда не похожи на своих учителей. У Э. Гуссерля с М. Хайдеггером, несмотря на самостоятельность теоретических суждений М. Хайдеггера, сохранялись чисто личные дружеские отношения. Э. Гуссерль знал, что проблема времени в творчестве М. Хайдеггера занимает большое место, и сделал своему младшему другу символический подарок – золотые часы.

Проблеме времени во многом была посвящена одна из его наиболее фундаментальных работ “Бытие и время” (1927г.), а также лекционный курс [169], прочитанный им ещё в 1925 году в Марбургском университете и подготовивший основные идеи этой работы. При раскрытии проблематики времени М. Хайдеггер использует метод экзистенциальной аналитики, представляющий собой метод постижения бытия и состоящий в попытке сделать прозрачным определенное сущее и нас, ищущих смысл бытия.

Рассмотрим концепцию времени, предложенную М. Хайдеггером. Сразу оговоримся, что язык М. Хайдеггера очень сложен, по сути, он предлагает свой особый язык. Во многом именно за счет сложности этого языка возникают трудности проникновения в ход его мыслей. М. Хайдеггер обнаруживает “фундаментальную роль понятия времени” [там же, с. 12]. Он пишет, что не только история, но и природа “имеют временной характер. Этой временной действительности в целом обычно противопоставляют вневременные предметы, которые являются темой, например, математических исследований. Наряду с этими вневременными предметами математике известны надвременные – вечные – предметы метафизики или теологии. В этом уже – совершенно схематично и грубо – проявляется то обстоятельство, что время представляет собой единый “индекс”, различающий и отграничивающий предметные области вообще. Понятие времени раскрывает для нас способ и возможность такого разграничения универсальной сферы сущего. Это понятие так или иначе… становится путеводной нитью для вопроса о бытии сущего и о его возможных регионах; однако эта его принципиальная роль не получает отчетливого осознания… Таким образом, понятие времени – это совершенно особое понятие, связанное с основным вопросом философии”. По Хайдеггеру, это “вопрос о бытии сущего” [там же].

Одно из принципиальных положений концепции М. Хайдеггера заключается в том, что он предлагает для понимания сути времени соотнести временность с понимающим бытие присутствием. Речь идёт о присутствии человека в мире, его погруженности в бытие. При этом М. Хайдеггер подчеркивает, что для этого необходимо "ограничить добытое так понятие времени от расхожего понимания времени" [168, с. 17]. Под расхожим пониманием времени он имеет в виду такое толкование времени, которое сложилось в традиционной концепции времени от Аристотеля до Бергсона и далее.

В какой-то степени сходная, но значительно более ранняя идея была высказана Августином Блаженным (“Исповедь” Книга 11, XIII-XXV) [2, с. 291 – 302]. В суждениях Августина явно просматривается мысль о том, что следует различать как бы два образа или два представления о времени – одно формируется на уровне обыденного сознания, оно доступно всем. На этом обыденном представлении о времени основана практика, это представление в известном смысле одинаково у различных людей, и данное обстоятельство представляет собой основу для согласованной совместной деятельности людей. Другое представление требует знаний теоретических, оно базируется на научных данных, сопряжено с глубоким осмыслением, с проникновением в суть вещей. Мы показали, что М. Хайдеггер в своих работах уделяет внимание разграничению этих двух представлений о времени, более того, он показывает, что сама стратегия постижения феномена должна основываться на анализе способов перехода от расхожих представлений к теоретическим. Следует осмыслить процесс рождения научных знаний из знаний обыденных, примитивных. Исследователи творчества М. Хайдеггера отмечают, что представления у людей о времени существуют и на уровне дологического, допонятийного мышления.

На рассмотрении вопроса о том, что собой представляют знания о времени на допонятийном, дологическом уровне, остановимся подробнее. Поставим вопрос следующим образом: что собой представляет реакция на время у животных? Ведь у животных существуют только предпосылки мыслительной деятельности, они заведомо не отражают мир в абстрактных категориальных формах.

Вопрос этот довольно сложный. Но всё же его не следует игнорировать. Во многих исследованиях биологов используется понятие "биологические часы". Исследователи реакции животных организмов на временные ритмы как внутри организма, так и во внешней среде отмечают, что создается впечатление, будто внутри организма имеются своеобразные "биологические часы". Установлено, что такие факторы внешней среды как свет, температура, атмосферное давление играют определяющую роль в жизнедеятельности организмов. Но поскольку эти факторы, в ряде случаев характеризуются определенными ритмами, определенной временной упорядоченностью, то, естественно, может возникнуть иллюзия, что живой организм непосредственно реагирует на время и у организма имеются "биологические часы".

Приведем пример. Зоологи наблюдали в пустыне за поведением жука. На ночь жук зарывался в песок, а утром с предельной точностью в одно и то же время выбирался на поверхность. Исследователи зафиксировали не только время, когда жук выбирался на поверхность, но и температуру песка. Утром, после восхода солнца песок нагревался, в одно и то же время достигалась определенная температура, и жук появлялся на поверхности. Исследователи провели следующий эксперимент. На поверхности песка установили лампу, которая могла его нагревать. Лампу включали несколько раньше того времени, когда обычно просыпался жук, и заметили, что, когда температура песка совпадала с той температурой, когда жук выбирался на поверхность, жук начинал просыпаться, хотя время было более раннее, чем обычно. Отсюда был сделан вывод: жук реагировал не на время, а на температуру песка, температуру поверхности. В научной литературе описаны ситуации, которые условно можно назвать: "ложная весна". Известно, что когда зимой бывают длительные и сильные оттепели, резкое повышение температуры, то некоторые растения начинают цвести.

Для полноты рассмотрения вопроса обратимся к такому факту. В Московском государственном университете обучалась группа студентов, у которых была утрачена возможность зрительных и слуховых восприятий. (Следует отметить, что "…слепоглухота не создает ни одной пусть самой микроскопической проблемы, которая не была бы всеобщей проблемой. Слепоглухота – лишь обостряет их – больше она ничего не делает" [140].) Эти студенты выступали в аудитории. Беседа велась опосредованно, через своеобразного "переводчика". "Переводчик" общался с этими студентами с помощью прикосновения к их руке, и на особом "языке" этих прикосновений передавал им вопросы. Так вот, этим студентам был задан вопрос: "Что такое время?" Один из студентов ответил, следующим образом: "Время – это когда нужно вставать, есть, спать". Ключевое понятие в ответе – это понятие "срок", "пора". В этом понятии срок – единство представлений о качественных изменениях, о своеобразных "фазовых переходах" (от сна к бодрствованию и наоборот). Чередование, согласованность определенных функций, относящихся к жизнедеятельности людей, – это и есть то содержание, которым наполняется "допонятийное" представление о времени и выражается словами: "пора", "срок".

Интересными являются и вопросы детей раннего возраста, относящиеся к представлениям о времени. Дети иногда задают вопрос: "куда делось вчера"? Педагоги отмечают, что умственно отсталых детей очень трудно научить пользоваться часами, календарем.

Важно в этой связи отметить, что одна из особенностей научных, теоретических понятий заключается в том, что эти понятия органически включены в систему других понятий данной теории, содержание этих понятий во многом определяется тем "местом", которое они занимают в системе определенной сферы знаний. Например, известно, что многие свойства химических элементов находятся в зависимости от положения данного элемента в системе Менделеева. Что касается "дологических", "допонятийных" представлений, то они формируются в тесной связи с практической деятельностью, с "бытийствованием" человека, связаны с процессом обеспечения жизнедеятельности человека.

Существенно подчеркнуть, что бытийственность, присутствие человека в мире М. Хайдеггер соотносит с временностью и при этом вырисовывается довольно важная, принципиальная функция времени. М. Хайдеггер пишет, что присутствие является таким способом, чтобы существуя понимать нечто подобное бытию.

Сосредоточимся на понятии "подобное". Присутствие (существование) всегда связано с временностью, темпоральностью. Отсюда можно сделать вывод, что именно временность обеспечивает отражение "подобное бытию". Не полностью адекватное отражение, не "удвоение" бытия, а продуцирование того, что "подобно бытию" – в этом одна из функций феномена времени. М. Хайдеггер отмечает при этом, что категория времени способна выполнять функции своеобразного зеркала. Попытаемся пояснить эту мысль.

Очевидно, целесообразно принять положение, согласно которому понятие времени может выполнять целый ряд функций. Функция зеркала – это не единственная функция и, более того, – эта функция может определенным образом соотноситься с другими функциями. Само представление о зеркале, аналогия с зеркалом носит во многом метафизический характер. Всё дело в том, что весь внешний мир отражается во внутреннем мире субъекта, точнее все представления о внешнем мире должны быть "преломлены" во внутреннем мире субъекта. Человек может осуществлять взаимодействия с объектами внешнего мира, только если он исходит из этих представлений.

Для того, чтобы облегчить задачу понимания этих зависимостей, рассмотрим некоторые аспекты взаимодействия внешнего и внутреннего и той роли, которую играет фактор времени в этом взаимодействии.

Фактор времени – это своеобразный фильтр. Действительно зеркальное отражение, как и всякая модель, – это всегда отражение неполное, заведомо не изоморфное. Эту неполноту, "ущербность" отраженного можно несколько прояснить, используя понятие "фильтр". Фильтр что-то пропускает, что-то задерживает. В самом механизме фильтрации содержится нечто созвучное представлениям об отражении. Механизм процесса фильтрации зависит как от устройства самого фильтра, так и от природы того, что именно фильтруется. (В этой связи интересно отметить, что почти все основные внутренние органы человека включают в себя функцию фильтра.)

Взаимосвязь функций "фильтра" и "зеркального" отражения лучше всего рассмотреть на примерах поведения человека в экстремальных ситуациях. М. Хайдеггер, анализируя ситуацию, в которой человек испытывает страх, показывает, какие изменения претерпевают взаимоотношения между представлениями о модусах времени в сознании. М. Хайдеггер пишет, что "страшащееся ожидание страшит-"ся", т. е. что страх перед… всегда есть страх о…, в этом лежит настроенческая черта страха. Его экзистенциально-временной смысл конституируется за-быванием; спутанным отодвиганием от своей фактичной способности быть, в качестве каковой угрожаемое бытие-в-мире озабочивается подручным". Далее М. Хайдеггер раскрывает суть высказанных суждений. Другими словами: сознание человека "сужается", он не думает о далеких перспективах, сосредотачивается на непосредственно происходящем. Но оказывается, что потеря способности включать в рассмотрение даже не очень отдаленное прошлое и будущее обуславливает и потерю ориентации в настоящем [168, с. 341].

Рассматривая этот вопрос, М. Хайдеггер обращается к наследию Аристотеля, который определяет страх как некую угнетенность, смятение [15, В 5, 1382 а 2]. М. Хайдеггер отмечает, что угнетенность толкает присутствие назад к брошенности, но так, что последняя оказывается как раз замкнута. Почему замкнута? Мы уже отметили выше, что теряется способность мыслить даже ближайшее прошлое и будущее. Смятение основано в за-бывании. Страшащаяся озабоченность, поскольку забывает себя и потому не выбирает ни одну из определенных возможностей, скачет от ближайшего к ближайшему. В этом суждении особенно важно подчеркнуть, что происходят как бы два одновременных процесса: "личность забывает себя" – это один процесс; и теряется способность делать правильный выбор, т. е. ориентироваться в будущем. Вывод принципиальный: ориентировка во времени происходит "через себя", через субъекта.

Перед личностью в ситуации смятения подвертываются "всевозможные", т. е. также и невозможные, возможности. Ни на одной страшащийся не задерживается, "окружающий мир" не исчезает, но его встречают неким больше-не-разбираюсь в нём. "Забвение себя в страхе сопровождается смятенной актуализацией первого попавшегося. Известно, например, что жильцы горящего дома часто "спасают" самое безразличное, подвернувшееся под руку. Забывшаяся актуализация путаницы парящих возможностей делает возможным смятение, которое создает настроение страха. Забывчивость смятения модифицирует и ожидание. Ожиданию придается характер угнетенного, соответственно смятенного ожидания, которое отличается от чистого выжидания" [168, с. 342].

В ситуации паники, страха происходит искажение представлений о прошлом и будущем, а именно: прошлое забывается, при построении моделей будущего включаются невозможные ситуации и т. д.

Но могут быть и такие стрессовые ситуации, при которых время переживается как вообще нерасчлененная целостность, исчезают какие-либо представления о модусах времени. Так в известном романе К. Маккалоу "Поющие в терновнике" описывается ситуация безмерного счастья, которую переживал мужчина, встретивший любимую женщину после длительной разлуки: "Время уже не отсчитывало секунды, но хлынуло потоком, и захлестнуло его, и потеряло смысл, осталась лишь глубина неведомого доныне измерения, более подлинная, чем подлинное время" [96, с. 371].

Известный лингвист Б. Уорф показал, что существует зависимость между способностью человека расчленять время на модусы (имеется в виду прошлое, настоящее и будущее) и уровнем развития культуры [156, c. 148].

Не всякое, не любое представление о времени соотносится с категорией причинности, а только такое представление, в котором выделяются его модусы: прошлое, настоящее, будущее. А. Эйнштейн писал в письме своему другу М. Бессо: "Для нас, убежденных физиков, различие между прошлым, настоящим и будущим – не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая". И далее: “В случае несимметричного поля особая природа пространственно- и времениподобной близости представляется мне ясной.

Если в некоторой точке рассмотреть два противоположных времениподобных направления, то можно, пожалуй, говорить, что одно из них устремлено в будущее, а другое – в прошлое. Но законы поля не отдают ни одному из этих двух направлений никакого предпочтения. Ситуация сходна с той, которая имеет место в классической теории с положительным и отрицательным направлениями времени. Такое различие имеет смысл только из-за второго закона термодинамики и основано таким образом, не на форме элементарных законов, а только на граничных условиях (вероятность или упорядоченность в отрицательном направлении времени возрастает)” [112, с. 50].

Проблему взаимосвязи модусов времени принято называть проблемой становления. Этому вопросу уделяется внимание в ряде исследований, среди которых особо следует отметить работу А. Грюнбаума "Философские проблемы пространства и времени" [45]. Проблема становления обычно рассматривается с привлечением понятий прошлого, будущего и “теперь”. М. Хайдеггер же привлекает и такое понятие, как “внутривременность”. Раскрывая структуру этого понятия, он обращает внимание на содержание понятия “теперь”. Известно, что стоики соотносили представление о том, что время “состоит” из непрерывных “теперь” с таким метафорическим образом времени, как Хронос. М. Хайдеггер не противопоставляет серию непрерывных “теперь” серии “прошлое” или “будущее”. Элементы, частички ближайшего прошлого можно характеризовать как “тогда”, а “тогда” или “раньше” – все равно что “теперь – уже не”. Слова “потом” или “позже” равнозначны выражению “теперь – еще не”. В слове “теперь” удерживается как бы частичка более раннего бытия во времени и вместе с тем раскрывается горизонт для реализации тех или иных действий в ближайшем будущем. Приведем примеры: “После того, когда они сняли пальто в гардеробе театра, отец сказал сыну, что теперь можно пойти в зрительный зал.” Или: “После того когда гости сели за праздничный стол, хозяин высказал мысль о том, что теперь тамада провозгласит тост”.

После анализа в совокупности “теперь”, “уже-не-теперь” и “еще-не-теперь” М. Хайдеггер делает вывод о том, что “являющее себя в такой актуализации есть время” [168, c. 421].

Анализ “внутривременности”, осуществленный М. Хайдеггером, можно было бы дополнить и суждением о том, что в скрытом виде в понятии “теперь”, строго говоря, схвачена не только последовательность событий, но и их синхрония, одновременность. Есть понятие “своевременность”. Что это за “свое время”? – делу время, потехе час. Но дело не только в этом. Вернемся к примеру с тостом за праздничным столом. Время произнесения тоста – это особое время, у него есть свой “локус”. Произносить тост в коридоре, когда гости ещё не вошли в комнату и не уселись за столом, – это ошибка. Произносить тост в самом конце пиршества – тоже ошибка. Слово “теперь” можно заменить словами “самая пора”, “вот сейчас подходящее время”. Здесь уместно использовать термин “самореферентности”, событие как бы само “знает”, в какой временной щели или нише ему следует быть осуществленным.

Сущность экзистенциально-аналитического исследования времени кратко сводится к следующему. В слово экзистенция М. Хайдеггер вкладывает содержание возможности и проектирования, человек всегда носит с собой “свой проект”. Поэтому в структуре времени в плане его модусов (настоящее, прошлое и будущее) фундаментальным у М. Хайдеггера является будущее. В видении себя на фоне грядущего состоит существенная черта экзистенциальности. Но поскольку М. Хайдеггер соотносит жизнедеятельность человека прежде всего с состоянием озабоченности, то у него устанавливается связь между представлением о будущем и заботой. Забота предвосхищает возможности, вырастает из прошлого и подразумевает будущее. Все три модуса времени – прошлое, настоящее, будущее – имеют значение “быть вне себя”. Поясним сказанное: будущее – это устремление; настоящее – это быть при вещах; прошлое – возвращение к факту и принятие ситуации. Все модусы времени М. Хайдеггер называет ЭКСТАТИЧНЫМИ как то, что бытует вне себя. Грядущее, ставшее и настоящее раскрывают темпоральность как чистый ЭКСТАТИКОН. Темпоральность – изначальная внеположенность в себе и для себя. Поэтому М. Хайдеггер называет феномены грядущего, ставшего и настоящего экстазисной темпоральностью.

При этом о сущности прошлого и настоящего М. Хайдеггер говорит следующее. Прошлое отвергает пассивное восприятие традиции, призывает довериться возможностям, предлагаемым живой традицией. Настоящее – есть мгновение, когда человек, постигая неподлинность окружающего, отрицая его, решает наконец свою судьбу.

Существует неподлинное время – это вещное время. Подлинная экзистенция (страх) показывает незначительность всех человеческих проектов. Человек живет, принимая дух своего времени и народа, но всё же, будучи в мире, он и вне его, ибо пережил предвосхищающий опыт смерти, раскрывшей Ничто человеческой экзистенции. При этом М. Хайдеггер отмечает, что история и бытие едины по своей онтологической структуре. Но нам важно подчеркнуть, что это всего лишь одна из концепций М. Хайдеггера, она разработана на базе экзистенциальной аналитики, с которой сам М. Хайдеггер расстался уже к 30-м годам XX века.

В работе “Кант и проблемы метафизики” (1929), М. Хайдеггер вновь возвращается к проблеме связи прошлого, настоящего и будущего с познавательными способностями человека. Давая весьма своеобразную интерпретацию философии Канта, М. Хайдеггер говорит не о трёх временах, а о “тройственном единстве времени”, в котором трём его формам соответствуют три вида синтеза трансцендентальной субъективности: прошлое как таковое (а вовсе не образы когда-то увиденных предметов!) является результатом деятельности трансцендентального воображения, настоящее, “теперь” – результат чистой деятельности созерцания, а будущее – следствие синтеза в понятии, т. е. чистого мышления [180, с. 163]. Сущностью трансцендентальной субъективности, по мысли М. Хайдеггера, оказывается само темпоральное единство, собственно и образующее то, что принято называть историческим временем (а отнюдь не время физическое, “неподлинное”). Однако, как пишет П. П. Гайденко, “здесь возникает трудность, неразрешимая с точки зрения традиционных рационалистических интерпретаций мыслительной деятельности. Как мышление может иметь временной характер, если следовать традиции Канта, да и всего рационализма вплоть до Гуссерля? Ведь эта традиция противопоставляет чистый разум всяким временным отношениям как чему-то преходящему. По Канту, тут вообще не может идти речь о временности, не говоря уже об определенном модусе времени – будущем. В этом пункте Хайдеггер, следуя своим намерениям, должен совершить радикальный поворот внутри концепции Канта, переосмыслить структуру и функцию мышления, чтобы тем самым превратить “Критику чистого разума” в “онтологию конечного познания”[40, с. 267 – 268], “в… тезисе о конечности человеческого познания …пролегает водораздел между Кантом… и рационалистической метафизикой Декарта…” [там же, с. 270].

Согласно М. Хайдеггеру, понятийный синтез, а следовательно и само будущее оказываются в определенном смысле основой иных синтезов, поскольку без синтеза в понятии (в результате которого реальность собственно и становится предметной) было бы невозможно ни созерцание, ни воображение, они оказались бы беспредметными.

Завершая анализ темпоральных идей М. Хайдеггера, подчеркнем, что философ не рассматривает человеческое существование, его экзистенцию как вещь, протекающую во времени, а, напротив, видит в нем само время. Как пишет П. П. Гайденко, ““временность” оказывается последним словом философии М. Хайдеггера; для вечного в этой философии не остается места[там же, с. 276], время объявляется им экзистенциальным, по сути, отождествляется с субъектом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 14.

Моделирование и интерпретация времени в логике и информатике. Время и кенограмматическая логика

Г. Гюнтера

 

 

Анализ современных концепций, высказывающихся о природе временной реальности, был бы неполон без рассмотрения специфики моделирования её различных аспектов в логике и кибернетике.

Кибернетика (информатика) занимается изучением процессов управления в сложных динамических системах, т. е. в системах, изменяющих свои состояния во времени. Очевидно, что для неё важен учет прошлых состояний таких систем, а следовательно, моделирование их соответствующей временной составляющей. Но изучение сложных динамических систем было бы невозможно и без моделирования способности таких систем к предвосхищению (предвидению) будущего. Это требует введения иной временной категории – категории будущего.

Те или иные аспекты времени присутствуют уже в самых простых кибернетических теориях. Модели некоторых аспектов временной реальности можно обнаружить в теории устройств, работающих в т. н. “квантованном” времени, в теориях дискретных автоматов и формальных нейронных сетей. Отсюда понятна необходимость использования категории времени не только в информатике, но также и в современной логике. Возникла особая разновидность логики – временная логика.

Во временной логике и информатике время, как правило, дискретно. Оно задается, например, как дискретный механизм согласования алгоритмов осуществления параллельных процессов какой-либо мультипрограммы. С помощью этого формализма каждое последующее состояние программы оказывается полученным из предшествующего в результате выполнения соответствующего перехода (реализации определенной программы) одного из параллельных процессов [86, с. 145 – 146]. Желание найти во временной логике основания для разрешения дискуссий, возникающих при исследовании сущности времени или его моделировании, возникает у специалистов разных областей знания, не только связанных с проблемами информатики и искусственного интеллекта. Рассмотрим некоторые из этих оснований.

Проблема времени имеет, в частности, тот аспект, который на языке логики можно назвать проблемой экспликации, другими словами, установления более точного содержания временных понятий. Временными называются понятия, в которых прямо или косвенно содержатся ссылки на какой-либо момент или интервал времени.

Формально-логический аппарат, учитывающий временную ссылку, необходим для уяснения сущности времени и природы всей системы временных понятий. Временная логика, однако, выступает лишь как частный вариант формального аппарата, созданного для анализа "овремененных" понятий или суждений, так как формальными средствами описания "овремененных" понятий и суждений наряду с временной логикой занимается также лингвистика. В лингвистике имеются специальные работы, посвященные изучению грамматических закономерностей употребления времен глагола. Между логиками и филологами в этой области имеются контакты и определенное взаимопонимание.

Разработчики временной логики своей задачей видят установление более точного содержания временных понятий и суждений. Они утверждают, что такое уточнение языка является необходимым и важным, прежде всего для философских исследований проблемы времени.

Первые исследования, которые можно рассматривать в качестве работ по временной логике, появились только в середине XX века. В 1957 году вышла книга английского логика А.Н. Прайора "Время и модальность", в 1967 году – другая его работа "Прошлое, настоящее и будущее". В дальнейшем были опубликованы работы других авторов. Среди наиболее значительных авторов отметим таких как У. Белл, Н. Решер, А. Унверт, Дж. Клиффорд, Э. Ф. Караваев и А. А. Ивин.

К числу предпосылок временной логики следует отнести идеи, высказанные отдельными мыслителями ещё в далеком прошлом. Изменения истинностных значений некоторых предложений с течением времени впервые были отмечены Аристотелем, в частности, в его работе "Об истолковании". Ряд интересных подходов к осмыслению “овременённых” предложений имеется в работах средневековых логиков и философов.

В настоящее время специалисты предложили структурировать проблематику временной логики следующим образом:

1. Метаязыковый подход. Временная логика представляется как система постулатов, аксиом и правил вывода, а также как совокупность метатеоретических проблем. В постулатах временной логики истинность значений предложений соотносится с различными свойствами времени. Метаязыковый подход способствует всё более совершенной формализации временного аспекта наших знаний.

2. Объектный подход. Этот подход предполагает классификацию исчислений, позволяющих ввести временной параметр в логическую форму. Сама по себе эта классификация представляет известные трудности. В плане уточнения этой классификации значительную конструктивную роль играют предложения, внесенные логиком А. А. Ивиным. Он показал необходимость различения нескольких видов временного предшествования.

Определенную роль в описании временных отношений, на наш взгляд, могла бы сыграть когерентная логика. Она связана с анализом “совместного режима деятельности”. В этом анализе иногда используется понятие “состояние”. Например, вода на поверхности озера может находиться в спокойном “состоянии”, а могут быть волны. Что надо исследовать, чтобы понять переход из одного состояния в другое? Сам химический состав воды к этому переходу не имеет отношения. Сказать, что кто-то “дирижирует” поведением волн во время бури - тоже нельзя. Это проблема логики отношений, проблема синтеза отношений, проблема реляционного синтеза, наличия у объектов как “определенных цельностей” новых свойств, которые не сводятся к тем свойствам, которыми обладают отдельно взятые элементы. Это проблемы эмерджентной эволюции.

С помощью современных логических языков, по нашему мнению, можно сделать ещё больше, – проникнуть в саму сущность времени. Одним из примеров подобного проникновения является многозначная кенограмматическая логика Готхарда Гюнтера (1900-1984), которая была создана на основе проведенного им философско-методологического анализа основоположений традиционной европейской философии, логики и науки [50]. На протяжении своей почти трехтысячелетней истории европейская философия, а вслед за ней европейская наука и культура разделяли универсум на объективное и субъективное и, подчеркивает Г. Гюнтер, не признавали никакого иного деления и никакой иной – третьей – реальности. Менялось, правда, добавим мы, “наполнение” этих категорий. К “объективному” причислялись не только материальные вещи, но нередко и идеи, общие понятия и т. п. В качестве же “субъективного” традиционно рассматривались мнения людей, прежде всего, их представления и чувственные восприятия. Западноевропейская мысль, тем самым, основывалась на методологическом принципе двойных ценностей, как назвал его Г. Гюнтер, т. е. исходила из наличия только объективных и субъективных феноменов.

Этот принцип сложился в античной философии и науке благодаря сформировавшемуся ещё в рамках мифологического сознания мышлению посредством бинарных оппозиций. Проявлением такого способа мышления является, в частности, разделение всего мироздания на профанное и сакральное, земное и небесное, доброе и злое, мужское и женское и т. д. Европейская логика, основоположником которой является древнегреческий философ Аристотель, возникла именно в рамках данного подхода. (Отметим в этой связи, что индийская логика, в частности, такие школы как джайнизм, поздний буддизм, не знали логического закона исключенного третьего, сформулированного в европейской логике [см., например: 173, т. 1, с. 165-166, 318, 321; т.2, с. 265].)

Исповедуя ещё и принцип философского монизма, т. е. сведения всего многообразия универсума (мира) к единому основанию, к единой субстанции, – большинство греческих философов и ученых стали рассматривать в качестве значимой, точнее, имеющей предметное значение, только одну из указанных реальностей – объективное. Другую же – субъективное – рассматривали как не имеющую предметного значения, как такую, которая ничего реального, существующего в объективном мире, обозначать не может, ибо нет предмета, который она могла бы обозначать. Г. Гюнтер назвал такую реальность недесигнативной, т. е. беспредметной, не имеющей обозначаемого предмета в объективном мире.

Г. Гюнтер относит к недесигнативной реальности время. Однако со времён Аристотеля в философии и в обыденном сознании закрепилось убеждение, что совокупность вещей, их свойств и отношений суть вся реальность, причем под вещью стали понимать не только физические предметы, но и всякое иное сущее, например, суждения, идеи, смыслы, моральные категории, законы природы, пространство, время и др. В средние века на место идей (в платоновском понимании) пришли общие понятия (реализм), которые суть отражения в головах людей платоновских идей: есть Добро, Благо, Мужество – они существуют вне отдельного человека, а есть понятия о добре, о благе, о мужестве и т. д. – они существуют только в головах отдельных людей, хотя и являются воспоминаниями об идеях. В результате субъективное “приобрело” свои “вещи” и также стало десигнативным. Путаница усугубилась тем обстоятельством, что субъективное несёт в себе элементы объективного содержания: например, ощущения и восприятия, будучи субъективными и символическими по своей форме, являются, как правило, объективными по содержанию, источнику.

Является ли время объективно существующей (предметной) реальностью, вещью или оно существует как-то иначе?

Г. Гюнтер дает следующую интерпретацию этого вопроса. Он пишет, что наука на протяжении всей своей истории занималась перманентной борьбой с субъективностью, пыталась исключить её из своих теоретических построений и эмпирических исследований, опираясь на весьма упрощенную позицию. Эта позиция – следствие принятого в европейской культуре логического принципа “третьего не дано”, согласно которому никакого третьего пути не существует (либо пан, либо пропал). Но сам этот принцип является логическим следствием из вполне определенной онтологии, которая хорошо прослеживается со времени элейских философов (VI – V века до н. э.), резко противопоставивших “истину” и “мнение”, как нечто полностью неистинное и развивших учение о мире как бытии вечном, неизменном, неподвижном и неделимом.

Разделив реальность на две компоненты, древнегреческие мыслители оказались перед лицом проблемы: является ли время объективной характеристикой мироздания (десигнативной реальностью) или оно таковой не является, выступая тем самым негативным, недесигнативным его компонентом. С самого начала выявились две позиции, одна из которых позднее была названа метафизической, а вторая – диалектической. Основоположники первого подхода – элейские философы – не включили время в понятие бытия. Другая точка зрения принадлежит Гераклиту, рассматривавшему мир не статически, а динамически: как непрерывное движение, изменение и борьбу противоположных сил. В мире Гераклита время не только наличествует, но играет в нем ключевую роль: периодически, через строго определенные промежутки времени Космос (совокупность вещей) с необходимостью сгорает в мировом пожаре, чтобы затем возродиться вновь (идея циклического времени). Причем само время, а также пространство, как можно понять из дошедших до нас фрагментов философии Гераклита, избегают этой участи и, значит, не входят в число единичных вещей, а, следовательно, более фундаментальны, и оказываются теснейшим образом связанными с иным – внутренним, неизменным аспектом первоначала – Логосом, выступающим смысловой связью вещей, их Законом и Разумом мироздания. Причем, если вещи постоянно меняются, то время – промежутки между мировыми пожарами – неизменно. Время у первых философов (Фалеса, Анаксимена и Гераклита) оказывается в каком-то смысле чем-то даже более фундаментальным, чем пространство, ибо в отличие от пространства оно ничем не ограничено, не имеет ни начала, ни конца и, следовательно, как бы не подчиняется основной мудрости древних: благо (Космос) ограничено, а зло (Хаос) безгранично. А может быть как раз и подчиняется, выступая олицетворением зла! Не потому ли для греков Время – это жестокий Кронос, пожирающий своих детей (а не двуликий Янус, как у римлян); только Разум в лице Зевса он (Кронос-Время) не смог подчинить себе! Разум побеждает Время, олицетворяя начало более высокое и светлое.

Последнее позволяет яснее понять то обстоятельство, что европейский рационализм, в основе которого лежит элейское понимание бытия, в свою очередь выросшее из идеи превосходства разума над чувственностью, возник, как пишет Г. Гюнтер, вследствие исключения Времени из сферы объективного бытия. Он возник, возможно, именно потому, что Время не подчиняется этой древней мудрости, т. е. не укладывается в рамки модели бытия раннего европейского ума. Элиминация Времени позволила существенно упростить картину мироздания, изъяв из нее феномены движения и развития, (но вместе с тем, именно вследствие этого выявилась и теснейшая связь феномена Времени с движением, изменением и становлением). Данные “преимущества” элейской точки зрения проявились в научных подходах и открытиях Архимеда, который, как пишет Дж. Уитроу в книге о естественнонаучной концепции времени, в отличие от Аристотеля, обходил проблему движения, а, следовательно, и проблему времени (в модели физической реальности Архимеда, как и у элейцев, временная компонента полностью отсутствовала). В результате трактат Архимеда о статике оказался логически идеальным, но гораздо менее глубоким, чем не лишенная недостатков физика Аристотеля. В противоположность Аристотелю законы природы у Архимеда статичны, суть законы равновесия, а понятия, связанные со временем и движением не играют в них никакой роли. С этого момента в европейской науке сформировалась тенденция, особенно окрепшая в Новое время, по исключению Времени из научного рассмотрения. Эта тенденция красной нитью прошла через работы не только И. Ньютона, но и А. Эйнштейна. Последний в общей теории относительности практически свел Время к пространству, к четвертой пространственной координате, т. е. почти полностью элиминировал его качественное своеобразие. Европейская наука, таким образом, приняла самые крайние и самые простые решения из спектра концепций, предложенных в истории европейской философии и науки: концепцию Парменида, а не концепции Гераклита, физику Архимеда, а не физику Аристотеля, модель времени по Ньютону, а не по Августину или, например, по Лейбницу.

Вместе с тем, утверждает Г. Гюнтер, развитие логики позволяет усомниться в истинности самого противопоставления линии Парменида и линии Гераклита, т. е. отвержения или признания Времени в качестве объективного феномена. Дело в том, что классическая логика, пишет Г. Гюнтер, делила все предметы на две категории: на “орто-” и “псевдо-объекты”. Орто-объекты описывались безотносительными понятиями. Такие объекты существуют сами по себе, раздельно с другими. Например, человек, треугольник, зеленый… Псевдо-объектами являются объекты, которые не могут быть поняты без ссылок на другие объекты. Они описываются соотносительными понятиями: родители и дети, движение и покой, левое и правое. Но могут ли объекты, описываемые соотносительными понятиями, существовать отдельно друг от друга?

В самом деле, чем предмет “человек” отличается от предмета “родитель”? По сути дела, это один и тот же предмет; “родитель” – это функциональная особенность или отличительная черта, сторона, грань человека, присущая подавляющему большинству людей; точнее, это отношение определенного рода между вполне определенными людьми, а не отдельный предмет, существующий наряду и независимо от предмета, обозначаемого термином “человек”. Это действительно псевдо-объект, ибо такие предметы в объективной действительности существуют не самостоятельно, а лишь в качестве “соотносительного”. То, что Г. Гюнтер назвал псевдо-объектом, по сути дела представляет собой аспект, сторону, свойство другого – реального объекта или отношение между такими объектами. (Соотносительные понятия описывают такие объекты, которые существуют не сами по себе, а представляют собой, скорее, аспекты, грани, стороны какого-то реального объекта, нераздельные, но и неслиянные, а также отношения между этими сторонами или объектами.) К псевдо-объектам относятся и объекты, описываемые временными терминами: прошлое, настоящее и будущее. Здесь значение одного термина опирается на значение другого.

Установлено, что всякое утверждение, касающееся такого рода объектов, может быть опровергнуто. Точнее, одному и тому же псевдо-объекту в рамках классической логики могут быть приписаны противоположные свойства.

Это означает, что проблема Времени не может быть разрешена, пока мы будем применять к ней логику двойных ценностей. Возможна ли иная логика? Уже Аристотель обратил внимание на то, что один из наиболее фундаментальных принципов его логики – так называемый закон исключенного третьего неприменим при построении утверждений, касающихся событий будущего. Это означает, полагает Г. Гюнтер, что должна существовать система, способная различать наличное бытие и то, которое только ещё будет. Данная система необходимо должна быть референтной по отношению к самой себе (самореферентной), то есть обладать самосознанием (и, добавим мы, находиться вне времени). Обратим внимание на то, что идея существования самореферентных систем близка, на наш взгляд, идее Н. О. Лосского о вневременном бытии субстанциальных деятелей.

На основе этих идей Г. Гюнтером была создана своеобразная интерпретация взаимоотношений Логики и Времени.

Построив таблицу логических взаимоотношений между прошлым и будущим подобную таблице истинности логической операции отрицания, Г. Гюнтер детально анализирует вытекающие из неё следствия. В частности, он утверждает, что на её основе можно получить логическую систему, в которой Время будет обладать как чертами симметрии, так и чертами асимметрии. Дело в том, что отношение Будущего к Прошлому в этой системе оказывается двусмысленным, так как Прошлое, с одной стороны, является контекстом того, что действительно произошло, но с другой стороны, оно является контекстом того, что могло бы произойти, но не произошло. Таким образом, мы имеем не только двузначное отношение Будущего и Прошлого (в виде того, что должно произойти), но и меновые отношения между ними (в виде того, что не должно произойти, а только могло бы). Первое, в духе элеатов, можно назвать БЫТИЕМ, а второе просится назваться НЕБЫТИЕМ. Получается, что небытие каким-то образом тоже существует, хотя бы в рамках меновых отношений между прошлым и будущим. Но если последнее верно, то время оказывается более фундаментальной реальностью, чем небытие, а, следовательно, по-видимому, и чем бытие.

Вместе с тем данное понимание этих отношений является условностью, так как Будущее и Прошлое можно понимать и диаметрально противоположно: Будущее – как потенциальность для некоторой открытой альтернативы между тем, что могло бы, и тем, что не могло бы произойти, а Прошлое – как однозначную констатацию того, что есть, и того, что было. Но важно другое – та структура, которая создается этими отношениями. Эта структура является ни чем иным, как логической структурой.

Чтобы создать логику, способную включать в себя феномен Времени, Г. Гюнтер анализирует предмет классической логики и вводит новое фундаментальное логическое понятие. Рассмотрим это более подробно.

Традиционно считается, что логика изучает законы мышления, которые, по определению, относятся как к внешнему миру, так и к самим себе, то есть к миру интеллигибельному (а он, как считается со времен Парменида и Платона, находится вне времени и пространства), так как применимы и к первому и ко второму. Это означает, что в основе классической логики лежит уже рассмотренная выше онтология, имеющая биполярную структуру - Мышление и Бытие. Вместе с тем, пишет Г. Гюнтер, очевидно, что Время нельзя однозначно отнести ни к первому, ни ко второму. Но если Время двузначно, то не остается ничего иного, как приписать ему отдельное бытие, его собственную онтологию или, как выражается Г. Гюнтер, его собственный онтологический локус. Введение этого третьего онтологического локуса требует нового символического языка для описания взаимоотношений между Бытием, Мышлением и Временем. Для его формирования вводится новый тип логического символа, который получает название “кенограмма” (от гностического термина “кенома” – абсолютная пустота, понимаемая как полное отсутствие всякого вещно-материального начала). Индивидуальная кенома обозначает пустое место или онтологический локус, который в совокупности с другими кенограммами, может рассматриваться как некий паттерн (модель, форма, схема, структура).

Отдельная индивидуальная кенограмма в какой-то момент времени может обладать, а может и не обладать некоторым значением. Для фиксации различных значений вводится множество кенограмм, различающихся по форме. В качестве символов для значений используются целые числа. Кенограммы записываются по горизонтали или по вертикали. Вводятся правила записи кенограмм. Максимальное количество основных различий в них – четыре. В порядке возрастания различий вводятся следующие кенограмматические структуры: протоструктура, второструктура, трито- или морфограмматическая структура и местоположение значения. Первые три составляют кенограмматический ряд трансклассической логики. Причем протоструктура представляет минимальное кенограмматическое различие.

На основе этих типов структур строятся логические таблицы, анализ которых и позволяет показать, почему в истории западноевропейской философии и науки господствовала тенденция исключения Времени. (Эта тенденция, однако, была не единственной в западноевропейской философии. Сохранить Время в онтологической структуре мира пытались такие выдающиеся философы, ученые и богословы, как Аристотель, Августин Аврелий, Лейбниц и другие.) Причина исключения Времени заключается, прежде всего, в том, что ментальность западного человека основана на логическом формализме, который разрешает только логику двойных значений (по закону исключенного третьего), исходя из существования только двух онтологических сущностей (локусов) - Бытия и Мышления. Это мешало и до сих пор мешает приписать Времени собственный онтологический статус (локус). Его должен был включить в себя один из имеющихся локусов, но они уже были заняты! Не оставалось ничего иного, как “выдавливать” Время за их пределы, ибо две кенограммы не создают достаточного структурного различия, чтобы обеспечить Время разными взаимоотношениями с Бытием и Мышлением. Для достижения последнего необходимо было ввести третий онтологический локус и его символическую репрезентацию (описание в кенограмматическом паттерне, то есть в структуре логических взаимоотношений уже трёх мировых начал).

Множество антиномий (логически противоречивых высказываний) о пространстве, времени и движении, сформулированных западной философской мыслью, начиная с антиномий Зенона Элейского, с точки зрения Г. Гюнтера, как раз и явилось следствием отсутствия должной структурной дифференциации внутри философской онтологии и формальной логики. В частности, парадоксы Зенона обусловлены тем, что Бытие символизирует класс всех орто-объектов, то есть объектов, имеющих единственное значение, а Время является одним из псевдо-объектов, которые для своего обозначения требуют пары значений. Для включения времени в сферу логического анализа необходимо ввести в логику третье значение.

Логика Аристотеля, тем самым, оказывается в противоречии с его философскими интуициями. (Последнее обстоятельство ясно указывает на тесную связь сформировавшейся в античной Греции модели логики с онтологией безвременья. Как ни пытался Аристотель противостоять этой тенденции, но всё же ядро своих философских воззрений он базировал на элейских постулатах. Более того, основные законы логически правильного мышления он также заимствовал у элейцев, которые первыми сформулировали законы тождества, противоречия и исключенного третьего.) Из сказанного выше следует, что на место двузначной логики необходимо поставить логику многозначную. Одной из таких логик является кенограмматическая теория логики. Но введение третьего значения и соответствующего онтологического локуса дает нам лишь новую онтологию, а не логику. Анализируя структуру значений имен, то есть взаимоотношения объектов, обозначаемых посредством введенных терминов (знаков), Г. Гюнтер показывает, что система тройных значений формально устанавливая онтологическое различие между орто- и псевдо-объектами, вместе с тем оказывается недостаточной для формирования новой логики.

Классическая онтология и логика имеют только один онтологический предмет – Бытие как объективную реальность, то есть монопредметны и поэтому представлены одним предметным значением. В неклассических онтологиях к этому предмету добавляется хотя бы еще один предмет, представленный двойственным значением.

Чтобы создать логику, соответствующую этой последней онтологии, необходимо перейти к системе с четырьмя или пятью значениями. Более того, онтология с двумя предметами требует двух систем логики, так как при её концептуальном построении мы должны иметь возможность выбирать тот или иной предмет. Если в центре логического анализа оказывается первый предмет, то “работать” придется с единичным значением, если второй – то с двойственным значением. Всё это требует введения четвертого и пятого онтологических локусов.

Что означают эти дополнительные локусы? Ответ Г. Гюнтера таков: Бытие, его отражение в Мышлении и Время отражают весь комплекс существующего объективно в онтологии тройных значений. Эти локусы относятся к миру. Но помимо этого должен быть субъект познания, осознающий наличие объективного мира, а также способный различать сам мир, субъективный образ этого мира и себя самого как творца такого образа. Тем самым, четвертый локус должен заключать в себе построение мысленных образов, а пятый – их творца. (Хотя, с нашей точки зрения, вряд ли целесообразно ограничивать творчество субъекта созданием субъективного образа объективного мира, суть в том, что субъект способен к творчеству и в рамках самого объективного мира, к его практическому освоению и преобразованию.)

Последнее означает, что хотя Мышление (как субъективный образ) включается в систему мироздания как один из его элементов (онтология тройных значений), оно ещё раз оказывается представленным в четвертом локусе. Это вызвано изначальной двусмысленностью термина “мышление”, который может обозначать как образ, так и процесс продуцирования образов. Традиционная логика отрицает эту двусмысленность, так как не учитывает двуликость субъективного само-восприятия (референтности к самому себе). Субъективность – это не только завершенный образ мира, но и живой процесс продуцирования образа. Личность человека формируется в процессе триадического взаимоотношения между окружающим миром, его образом и процессом продуцирования образа, то есть в акте саморефлексии, выделения субъекта из окружающего мира и своих собственных мыслей (то есть из мифологического отношения к миру). Пятый онтологический локус обеспечивает этот акт.

Первые четыре локуса дают нам полный набор кенограмматических различений. Но не хватает той структурной особенности, которая представляла бы акт выделения в ходе саморефлексии, то есть повторения, копирования. Именно это обеспечивается пятым онтологическим локусом. Тем самым дополнительные локусы ничего не добавляют к различению прото-, второ- и тритоструктур; они лишь копируют их. Четвертый же локус – продуцирование образов – связывает Сознание с Бытием посредством мыслей, возникающих в этом Сознании.

В заключении Г. Гюнтер приводит удивительный отрывок из “Генриха IV” В. Шекспира, в котором перечисляются четыре из пяти онтологических локусов. Это Мышление, Жизнь, Мир и Время:

Но мысль – раб Жизни, а Жизнь – шут Времени;

А Время, которое правит всем Миром,

Должно иметь предел.

Так Время, этот подвижный образ вечности (Платон), замирает, когда его течение сливается с неподвижностью созерцающего Мышления. Впрочем, по сути, об этом же говорил ещё Аристотель, когда, определяя время как число движений, утверждал, что нет числа без считающего, то есть некоей души, обладающей сознанием или, говоря современным философским языком, без самореферентной системы.

Попытаемся теперь выяснить, имеется ли связь между только что рассмотренным конструктом Г. Гюнтера и какими-то другими процессами, происходящими или происходившими в философии? Что обусловило появление его концепции? Имеются ли родственные подходы в работах предшественников? Подтверждают ли факты высказанные суждения? Какие раскрываются перспективы для дальнейших исследований? Сам Г. Гюнтер не затрагивает эти вопросы. Он работает в “поле” ограниченных философских и логических категорий и не ставит задачи осмысления всех возможных последствий своего построения. Тем более он не затрагивает проблемы междисциплинарного синтеза знаний на основе его понимания категории времени. Вместе с тем нам представляется, что временную логику Г. Гюнтера можно рассматривать как своеобразный ответ на вызов, который имеет место, прежде всего, в сфере гносеологии и определенным образом связан с онтологией. В этой связи, роль “временной логики” в постижении природы времени становится исключительно важной.

Прежде всего, зададимся вопросом: имел ли место в сфере Мысли в отношении времени процесс, аналогичный процессу его “выдавливания”, “вытеснения” из сферы Бытия? В известном смысле, нечто подобное происходит в том случае, когда объект “расщепляется” на форму и содержание. В этой ситуации, в ряде случаев, форма как бы “вытесняется” из сферы Бытия и перемещается полностью в сферу Мысли. Но важно отметить, что форма при этом может характеризоваться только относительной самостоятельностью.

Анализ отношений между формой и содержанием дает в своей работе, посвященной вопросу о взаимодействии пространственно-временного континуума с материей, известный логик, философ и методолог науки А. И. Уемов [149]. Он отмечает, что самостоятельность формы проявляется при рассмотрении таких областей знаний, как формальная логика, грамматика, геометрия, кинематика. Однако независимость свойств формы от свойств содержания не является абсолютной. В конечном счете, форма определяется содержанием, хотя и не всеми его конкретными особенностями, а лишь теми, которые особенно тесно связаны с данной формой. Как пишет А. И. Уемов, абстракция от содержания теряет свою правомерность, например, в случае, когда ставится вопрос о причинах возникновения новой формы.

В этом месте мы прервём ход рассуждений, чтобы показать, что рассмотрение взаимоотношений между временем (пространством) и материей по аналогии с отношениями между формой и содержанием в некоторых своих аспектах или вообще становится невозможным, то есть не может быть продолжено, или должно быть сильно модифицировано. В самом деле, “вытеснить” пространство и время из сферы Бытия в сферу Мысли, где эти категории, как будет показано ниже, также не могут быть “востребованы”, отнюдь не просто. Дело, прежде всего, в том, что у пространства и времени есть свойства, в известном смысле родственные материи.

В самом деле, выводы о возможности взаимодействия между пространством и временем, с одной стороны, и материей, - с другой, предполагают существование пространства и времени как некоторых относительно самостоятельных сущностей или субстанций. Более того, если взаимодействия между материей и пространственно-временным континуумом приводят к механическим изменениям материальных объектов, то это невозможно без обмена между ними определенным количеством действия. Количество действия определяется временем, в течение которого продолжается взаимодействие и количеством энергии, переданной в результате взаимодействия.

Казалось бы, имеются веские основания для зачисления пространства и времени в сферу Бытия. Однако эта родственность все же не дает основания для отождествления их с материей, а, следовательно, и для включения в сферу Бытия. Ведь уже в самой идее взаимодействия пространства и времени с материей подразумевается, что пространственно-временной континуум не тождественен материи. Есть также и другие факты, которые категорически запрещают это делать. Приведем некоторые из них.

И. Кант отмечал, что начальные ориентации в пространстве уходят своими корнями в фундаментальное разделение человеческого тела на правую и левую стороны, другими словами, ориентация в пространстве зависит от свойств субъекта. Аналогично обстоит дело и с такими характеристиками времени как прошлое или будущее, они также оказываются связанными со способностями нашего сознания. Более того, имеются доказательства, что модель такого модуса, как будущее (а в известной степени и прошлого) необходимо требует привлечения другого модуса – веры, который заведомо находится за пределами науки и рационального подхода в целом. В этой связи дальнейший анализ в рамках поставленного вопроса проведем в русле идей феноменологии и экзистенциальной аналитики М. Хайдеггера.

Концепция Г. Гюнтера и некоторые идеи феноменологии. В феноменологических исследованиях и в близкой к ним экзистенциальной аналитике М. Хайдеггера анализ времени тесно связан с изучением сознания и выделяется в особое учение. Характеризуя феномены сознания, точнее, те способности сознания, с помощью которых осуществляется познавательный процесс, Э. Гуссерль выделяет такие, как ощущение, воспоминание, воображение и способность суждения. Как видим, из перечисленных способностей сознания две органически соотносятся со способностями “улавливать” временные отношения: это способности воспоминания и воображения. Их место среди других способностей рассматривается Э. Гуссерлем как весьма своеобразное, специальное и особое. Они помещаются “после” способности ощущения, но “до” способности суждения, где-то посредине, в “промежутке”.

В учениях о времени феноменологи наряду с другими исследователями используют специфические понятия: “внешнее время” и “внутреннее время”. Эти “времена” тесно взаимосвязаны, хотя и не являются тождественными. Способность “структурировать” внешнее временное поле событий, то есть поле событий, происходящих во внешнем мире, зависит от способности соотносить, упорядочивать соответствующим образом представления, составляющие содержание внутреннего мира личности. Поэтому, например, в ситуации хаоса и вызванного им стресса, переживания ужаса, страха или внутреннего дискомфорта, как пишет М. Хайдеггер, человек лишается способности ориентироваться во временной организации событий, происходящих во внешнем мире. В этой ситуации имеет место “особая слитность” внешнего и внутреннего, особая их соотнесенность. Временная организация событий внешнего мира начинает отражаться в сознании каким-то особым образом, отличным от постижения отдельных качеств, свойств предметов бытия. (В нормальном состоянии наша мысль может отразить, например, такое качество как твёрдость, но сама при этом не становится “твёрдой”, может отразить цвет, например розовый, но сама не становится “розовой” и т. д. Другое дело, когда речь идет об отражении такого свойства процессов, как “длительность” - но это особый, сложный и специальный вопрос.)

В расположении способностей сознания, которое дает Э. Гуссерль, имеется некоторый намек, некоторое предварительное прогностическое усмотрение возможности “промежуточного положения” тех способностей, которые реагируют на временные отношения по отношению к рефлексии на “чистое Бытие” или на “чистое Мышление”.

Почему такое “промежуточное положение” уготовано способностям, связанным с отражением временных отношений? Посмотрим на крайние позиции в расположении способностей сознания. На первом месте расположена способность ощущений, это понятно. Эта способность связана с рефлексией на объекты, относящиеся к сфере Бытия. Именно из этой сферы с помощью ощущений человек черпает информацию о событиях, происходящих во внешнем мире. Что касается другой крайней позиции относительно расположения способностей сознания, то на “последнем” или, лучше сказать, самом “высоком” месте расположена способность суждения. Эта способность связана со своеобразными “манипуляциями” уже не над реальными объектами и их свойствами, а в сфере мысли, над идеальными объектами. В этой связи интересно отметить, что появились работы, в которых выделяются два особых аспекта логики: событийный и сужденческий.

Вопрос о том как связаны способности рефлексии на время (способностей воспоминания и воображения), со способностями отражения того, что происходит в сфере Бытия или в сфере Мысли, вызывает множество дискуссий. (Впрочем, иерархия познавательных способностей у Э. Гуссерля, на наш взгляд, достаточно прозрачна. В самом деле, между тем, что в Бытии есть, и тем, чего в нём нет, что ему противоположно, находится то, что в Бытии было, и то, что в нём ещё будет.)

Анализ этих дискуссий убеждает в правомерности постановки вопроса о том, не относятся ли время и пространство к особому локусу, который не является ни Бытием, ни Сознанием? Прежде чем перейти к рассмотрению данного вопроса, проведем анализ соотношения между самими временем и пространством.

Соотношение категорий Времени и Пространства. В работах Э. Гуссерля, М. Хайдеггера и представителей некоторых других направлений философии по этой проблеме содержатся настолько богатые, яркие и совершенно новые, неожиданные материалы, что даже краткое упоминание о некоторых из них может иметь исключительное значение при рассмотрении проблемы времени.

Остановимся на следующих вопросах.

1. Известно, что между процессами “подвластности” человеку вещей и “подвластности” ему времени (пусть даже ограниченной) существует определенная связь. Это утверждал, например, К. Маркс, заявляя, что к экономии времени по сути сводится вся экономия. Власть над временем в экономической деятельности человека имеет особое значение, причем сама эта деятельность, как известно, непосредственно связана с процессами создания и преобразования вещей, а следовательно, и с рациональной рассудочной деятельностью. В этой связи существенно важной оказывается точка зрения М. Хайдеггера, который показал, что “открытость” вещей человеку (а без этой “открытости” невозможно само взаимодействие человека с вещами) обусловлена определенными свойствами пространства. М. Хайдеггер утверждает, что пространство обладает свойством “открытости” и это свойство как бы “переносится” им на свойства вещей. (Следует сравнить: или события “длятся”, или свойством “длительности” обладает время.) О свойстве “открытости” пространства М. Хайдеггер пишет: “Пространство может быть схвачено лишь в возвращении к миру” и далее : “…пространство вообще раскрывается только на основе мира [168, с. 113].

И далее М. Хайдеггер отвечает на вопрос о том, что именно дает пространству возможность быть открытым. Напомним, что открытость - это определяющее условие для постижения мира вещей. Возможность пространству быть открытым дает время. Он считает, что только время, как внутреннее переживание последовательности психических состояний, открывает пространство для человеческих деяний. Всякий синтез протяжений будущего, настоящего и прошлого “допространственен”.

Среди множества следствий, которые вытекают из этих весьма принципиальных положений, можно указать то, в котором содержится ответ на вопрос: почему в перечень способностей сознания Э. Гуссерль включает рефлексию на время (т. е. способность воспоминания и способность воображения), но не включает рефлексию на пространство. Ответ понятен: реакция на время “допространственна”, она более “глубинна”, более архаична, и, в известном смысле, более фундаментальна.

Реакция, точнее, рефлексия на пространственные отношения как бы “надстраивается” над рефлексией на временные отношения.

2. М. Хайдеггер отмечает, что человек должен соотносить возможности своего тела с возможностью своей ориентировки в пространстве, и показывает, что целесообразно исследовать именно те способности, которыми человек обладает как телесное существо, за счет которых он, собственно, и имеет возможность ориентироваться в пространстве. Среди таких способностей “телесного” человека выделяются две: способность перемещаться с определенной скоростью в пространстве и способность зрения человека видеть не только то, что находиться в непосредственной близости от него, но и “бросать” свой взгляд вдаль, вперед, расширять свой горизонт.

Нам, в этой связи, представляется интересным аналогичным образом поставить вопрос относительно ориентировки человека во времени: за счет каких способностей своего организма как физического тела человек способен определенным образом ориентироваться во времени? Конечно, такая способность, как способность перемещаться с определенной скоростью в пространстве, определенным образом соотносится с ориентировкой человека во времени. Но есть и чисто “овременённые” способности, реакции только на временные зависимости. Сюда относятся ритмы. Ритмы, которым подчинена жизнедеятельность человека, имеют качественную специфику. Современная наука насчитывает более ста видов таких ритмов. Они зависят от возраста, функций иммунной системы, физиологического состояния человека, профессии, индивидуальных особенностей и т. д. Существует специальная область знания – “ритмология”.

Нам же важно подчеркнуть, что если мы соберём все сведения относительно ориентировки человека в пространстве и времени и за счет этих сведений попытаемся с предельной полнотой охарактеризовать механизмы взаимодействия человека с окружающим его миром, то в принципе такая попытка будет заведомо обречена на провал. Причина заключается в том, что человек взаимодействует с миром посредством своей активной деятельности. Его деятельность направлена на преобразование мира, которое в той или иной степени связано с тем, что человек раскрывает природу вещей, создает новые вещи, преобразовывает существующие, проектирует новые технологии и т. д. Для того чтобы природа вещей поддавалась раскрытию, совершенно недостаточно наличия свойства открытости в пространстве (и времени). Это свойство можно назвать необходимым, точнее, одним из необходимых, но отнюдь не единственным и, очевидно, не основным условием.

Для того чтобы была раскрыта природа вещей, вещи должны быть включены в систему других вещей. Взятая сама по себе, отдельная изолированная вещь не раскроет ни одного своего свойства или признака, в каком бы “открытом” пространстве она ни находилась. М. Хайдеггер это прекрасно понимал: “путь” в пространстве он характеризует как перемещение от одной вещи к другой. Ориентировка человека в пространстве и времени подчинена определенным целям, задачам, человек всегда стремится достигнуть того или иного результата. Природа вещей раскрывается только в том случае, если вещь включена в систему других вещей. А это показывает особую роль системного подхода в методологии, гносеологии и онтологии.

Однако только в середине XX века, то есть уже после опубликования работ Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, возникли первые общие теории систем. Из них сразу стало видно, что разум должен быть ориентирован на создание новых стратегий преобразования объектов. По терминологии Дж. Дьюи, разум должен проявить свойство “инструментальности”, а не ограничиваться действием древней способности наблюдения. Нам кажется, что успехи в области “компьютеризации” уже внесли свой вклад в процесс такой “переориентации” деятельности ума.

К сожалению, отсутствие работ по системологии в то время, когда создавались учения Э. Гуссерля о времени и М. Хайдеггера о времени и пространстве, привело к тому, что ряд перспективных решений в этих теориях оказались невостребованными.

Постмодернизм. В русле идей постмодернизма имеется концепция, согласно которой одним из важных факторов в контактах между людьми является наличие общего желания. Но что такое само желание? Куда оно относиться: к сфере Бытия, или к сфере Мысли? Анализ этого понятия убеждает, что оно связано и с нашими мыслями, планами, проектами и относится к представлениям о тех изменениях, которые должны произойти в сфере самого бытия для того, чтобы наши желания были осуществлены. Можно показать, что идея времени, её генезис связаны с отличием желаемого, возможного и сущего (действительного). Постмодернисты ищут тот локус, который не относиться ни к сфере чистого Бытия, ни к сфере чистой Мысли. Использование представлений о желании как своеобразной “клеточке” для осмысления многих процессов, происходящих в обществе - это тоже показатель перспективности одного из возможных приложений концепции Г. Гюнтера.

Самореферентность. Событие, суждение и факт. Дальнейший анализ концепции Г. Гюнтера начнем с рассмотрения механизма “самореферентности. Сошлемся на работы логиков. Авторы этих работ отмечают, что имеет смысл выделять два разных логических метода: событийный и сужденческий [См., например, 117, с. 412]. Отношения между понятиями “событие” и “суждение” характеризуется ими следующим образом. Всякое суждение выражает некоторый факт, или, иначе говоря, некоторое событие. С логической точки зрения событие (или факт) можно определить как любое явление, о котором имеет смысл утверждать, что оно происходит, имеет место, и это в равной мере относится как к настоящему, так и к прошлому, и к будущему.

Правда, подобный подход разделяется не всеми логиками. Существуют концепции, в которых доказывается неприменимость понятия истины к событиям будущего. Но если от них отвлечься, то, можно дать следующее определение события: событие - это то, что делает суждение истинным или ложным. Истинное суждение соответствует событию (или факту), которое имеет место, а ложное суждение - событию, факту, которое не имеет места. Анализ отношений между понятиями “событие” и “суждение” убеждает, что здесь мы имеем процедуру “самореферентности”. Ибо положение о том, что всякое суждение выражает некоторое событие, указывает на то, что без “события” никак не обойтись, даже тогда, когда дается характеристика такого понятия, как “суждение”. С другой стороны, конечно, понятия “событие” и “суждение” в известном смысле противопоставляются друг другу.

Факт “самореферентности”, когда речь идет о характеристике понятия “событие” (с учетом того, что событие неотрывно от изменений во времени и поэтому понятие “событие” связано с категорией времени), свидетельствует о том, что время не имеет своего “локуса”, оно “вытеснено” и из сферы бытия, и из сферы сознания. Поэтому ему приходится выражать себя “через самое себя”.

Если проследить уже другую дискуссию, – по поводу соотношения между понятиями “событие” и “факт”, которые нами до сих пор отождествлялись, – то можно увидеть, что подлинной причиной этой дискуссии также является то обстоятельство, что время не может быть отнесено ни к сфере бытия, ни к сфере мысли. Это обстоятельство, в свою очередь, влияет на саму трактовку понятия “событие”.

Приведем фрагменты из этой дискуссии. По вопросу о “месте” факта делаются многочисленные попытки найти консенсус между крайними точками зрения, состоящими в признании или непризнании зависимости факта от теории. Зависимость факта от теории выражается в том, что теория формирует концептуальную основу факта, выделяет изучаемый аспект действительности, задает язык, на котором описываются факты, детерминирует средства и методы экспериментального исследования. С другой стороны, факты, полученные в результате эксперимента, определяются свойствами материальной действительности (в концепции Г. Гюнтера – Бытия), и в силу этого либо подтверждают теорию, либо вступают с ней в противоречие. Отсюда делается вывод, что научный факт обладает теоретической нагрузкой и вместе с тем относительно независим от теории, поскольку в своей основе он детерминирован материальной действительностью.

Рассмотрим теперь понятие “факт” в контексте концепции Г. Гюнтера. Как утверждает Г. Гюнтер, время нельзя отнести ни к Бытию, ни к Мысли, поэтому для Времени необходим свой особый локус. Это суждение сначала может показаться непривычным и неубедительным, но если к нему выстроить “пошаговое” движение, найти “опосредующие”, промежуточные звенья, то непривычное перестанет быть столь уж непривычным.

Соотнесем представление о времени сначала с представлением о событии. Время, в известном смысле, можно рассматривать как состоящее из множества событий, так как события всегда предполагают те или иные изменения во времени. Событие, в свою очередь, соотносится определенным образом с понятием “факт”. Факт - это событие, к которому обязательно присоединено суждение. В понятии “факт” фиксируется, прежде всего, суждение о том, имело ли место событие или нет. Наличие или отсутствие фактов - это одна из важных предпосылок познания.

Анализ дискуссии по вопросу о том, что собой представляет “факт”, показывает, что в центре её внимания находится вопрос о том, куда следует “поместить” факт, в сферу Бытия или в сферу Мысли? Его нельзя отнести только к бытию, так как он нагружен теоретическим знанием, но его нельзя отнести также и только к сфере Мысли, так как подтверждение “истинности” факта осуществляется в сфере “Бытия”, например в эксперименте. Здесь имеет место явное “вытеснение” факта из сферы “Бытия” и из сферы “Мысли”. Некоторые исследователи, однако, обосновывают правомерность “консенсуса”. Например, профессор А. Ф. Зотов в своих лекциях фиксирует внимание на том, что факт имеет и идеальную, и материальную “составляющие”. Слушатели его лекций рассказывают, что для иллюстрации этого положения лектор рисовал на доске горизонтальную линию, которая символизировала разделенность Бытия и Мысли. Факт помещался “на их границе” в виде небольшого прямоугольника. Одна его “часть” находилась в локусе Бытия, другая - в локусе Мысли.

На наш взгляд, следовало бы не погружать факт одновременно в оба эти локуса, а сделать ещё один шаг – расположить факт между Бытием и Мыслью. Ибо было бы непродуктивно спорить о том, какая “часть” в понятии “факт” от объективных данных, а какая от теории. Весь ход рассуждений подводит к идее самостоятельного третьего локуса для факта и для времени – категории, с которой этот “факт” связан. Тогда окажутся полностью “прозрачными” противоречивые суждения о “месте” факта “между” Бытием и Мыслью, о его причастности-непричастности к Бытию и к Мысли. В этот же локус следует поместить и другие строго “овремененные” понятия, например, понятия “событие” и “ситуация”.

В этой связи, возможно, следует напомнить, что при характеристике сути феномена времени К. Ясперс использовал не понятие “событие”, а понятие “ситуация”, последняя отличается от события тем, что она есть “оценённое событие”. Нам важно подчеркнуть, что понятия “событие” и “ситуация” органически связаны с понятием времени.

Взаимоотношения временного континуума со сферой сознания. При рассмотрении данного вопроса обратим внимание, прежде всего, на состояния "измененного сознания", при которых могут происходить изменения в нашем восприятии времени или в нашей реакции на время. Вопрос о том, как интерпретировать наличные факты, зависит от того, какую концепцию времени мы принимаем. Но те факты, которые будут приведены ниже, в свою очередь могут повлиять на принятие той или иной концепции времени. Так или иначе, они заведомо обогащают наши представления о времени.

Материал по данному вопросу приводится архиепископом Лукой, или В. Ф. Войно-Ясенецким. В своей работе "Дух. Душа. Тело" автор пишет: "Давно известно, что перед смертью с поразительней ясностью и невероятной быстротой может пронестись в сознании умирающего вся его жизнь” [38, с. 124]. Далее приводится пример из жизни адмирала Бофра. Адмирал при кораблекрушении упал за борт корабля и потерял сознание. В этом состоянии, как он вспоминал позднее, одна мысль гнала другую с такой быстротой, которая не только неописуема, но и немыслима для всякого, не испытавшего подобного состояния. Сначала ему представились непосредственные последствия его смерти, но затем его духовный взор обратился к прошлому, и он снова пережил свои более ранние плавания, в частности сопровождавшееся кораблекрушением путешествие, а также своё пребывание в школе, преуспевание в учении и время, даром потраченное, даже все свои детские годы, поездки и проказы. По мере углубления в прошлое, рассказывает Бофр, в памяти его проходили все случаи его жизни, причем в порядке, обратном порядку естественного следования их, и не в смутных очертаниях, но в виде вполне определенной картины со всеми мельчайшими подробностями и аксессуарами. Короче, Бофр отмечал, что вся жизнь его прошла перед его душой как в панораме, причем каждый шаг этой своеобразной панорамы сопровождался сознанием правильности или неправильности его с точки зрения понимания его причин и следствий.

Многие незначительные приключения жизни Бофра, на самом деле уже забытые, предстали перед его духовным взором с такой же ясностью, как будто они были им недавно пережиты. Свидетели же этого события утверждают, что от времени падения Бофра в воду до извлечения его из воды прошло самое большее две минуты.

Попытки объяснить это явление тем фактом, что при погружении в воду, человек мог испытать сильное удушье, асфикцию, неубедительны, т. к. аналогичные явления отмечаются и при изменённом сознании вне ситуации погружения в водную бездну.

На наш взгляд, в этой связи уместно привести рассказ известного российского философа Ц. Г. Арзаканяна. По его воспоминаниям, во время войны, сразу после тяжелого ранения в голову, когда он находился на грани жизни и смерти, в течение нескольких секунд он имел некую “панораму”: видел своих родителей и неясные фигуры людей из философского факультета ИФЛИ. Затем, по его словам, он погрузился в ничто, в “бездну”.

После анализа событий, происшедших с Бофром, В. Ф. Войно-Ясенецкий дает описание тех переживаний длительности событий, которые характерны для людей в стрессовом состоянии. Описывается следующий случай. Один человек, отличавшийся замечательно светлым умом, переходил через рельсы в ту минуту, когда вдруг появился поезд, приближавшийся на всех парах. Ему не оставалось ничего другого, как лечь между рельсами. И вот в то время, когда вагоны пролетали над этим обмершим человеком, чувство опасности привело ему на память все события жизни, так что словно книга судьбы развернулась перед его глазами.

В. Ф. Войно-Ясенецкий высказывается по поводу того, что именно ему кажется интересным в приведенных фактах. В этих удивительных фактах воспроизведения за две-три минуты событий целой жизни, длившейся десятки лет, поражает, во-первых, сверхчувственная быстрота течения воспоминаний, и, во-вторых, их удивительная полнота и ясность.

Далее он отмечает, что под влиянием курения опиума образы воспоминаний также проносятся в сознании с трансцендентальной быстротой. Страстный курильщик опиума Кипсей пишет (рассказ Кипсея воспроизводится по книге Т. Рибо "Болезни памяти") [см: 38, с. 127 – 128], что во время опьянения опиумом у него бывают сновидения, длящиеся десять, двадцать, тридцать и шестьдесят лет, и даже такие, которые превосходят, по-видимому, всякие границы человеческой жизни. Перед Кипсеем часто вставали самые ничтожные события его молодости, забытые сцены первых лет его жизни. Он не мог сказать, что вспомнил их, потому что если бы ему о них рассказывали в состоянии бодрствования, то он не мог бы узнать в них обстоятельства своей прежней жизни. Но когда они поднимались перед ним подобно сонной грёзе, окруженные давно забытой обстановкой и чувствами, когда-то их сопровождавшими, тогда Кипсей немедленно их узнавал.

После приведения этих примеров В. Ф. Войно-Ясенецкий пишет о возможном их объяснении. Из физиологии известно, что все процессы в нервной системе требуют для своей реализации определенного времени, причем это вpeмя может быть очень незначительным, измеряться долями секунды. Время требуется для прохождения раздражения от рецептора по его чувствительному нерву, и притом тем большее, чем длиннее этот нерв. Время требуется для образования ответной реакции в нервных клетках, воспринявших это раздражение и для передачи этой реакции по двигательному нерву. Во времени протекают все мыслительные и чувственные процессы, совершающиеся в головном мозгу. И если бы можно было сложить время всех психических процессов, имеющих место во всей нашей жизни, то получилась бы очень солидная сумма времени. А следовательно, невозможно, чтобы в мозгу, в ходе практически мгновенного воспоминания всей жизни, эти процессы были бы воспроизведены во времени. А если тем не менее они все-таки протекают с трансцендентальной быстротой, то мы вправе заключить, что это совершается не в мозгу. Где же в таком случае? Автор пишет: "Дух сразу обнимает всё и мгновенно воспроизводит всё в его целостности".

Затем В. Ф. Войно-Ясенецкий продолжил свою трактовку явлений "изменённого сознания". Привёдем его суждений.

"Если волнообразное движение признается в физике основой материальных явлений, то почему оно должно быть обязательно приложимо к явлениям высшего порядка, происходящим в мире нематериального? Почему не допустить, что в этом мире действуют совсем другие, неизвестные нам законы, а духовная энергия любви, симпатии и антипатии может действовать вне времени и пространства, без всякого волнообразного движения?"

Выше уже было приведено суждение, согласно которому современная наука убедительно показала, что существуют объекты, для характеристики которых нет возможности использовать представления о части и целом, о причинности, о пространстве и времени. К числу таких объектов относится, например, вакуум. Полагают также, что для характеристики мышления должна быть использована особая геометрия. Что мысль обладает пространственными характеристиками, но её пространственное существование – это существование в особом пространстве, обладающем особой геометрией.

Обобщенно можно сказать, что вопрос о том, как соотносятся между собой наши мыслительные процессы и реакции человека на время, сравнение реакций на время в обычном и измененном состоянии сознания – это вопросы, которые представляют несомненный интерес для науки, для специалистов различных областей знаний, а их решение способно ускорить решение проблемы природы временной реальности.

Отметим, что В. Ф. Войно-Ясенецкий уделяет внимание и такому явлению как сон, точнее, вопросу о восприятии времени во сне. Он пишет:…когда в состоянии сна нормального, сомнамбулического или гипнотического, при отравлении мозга опиумом, гашишем или токсинами лихорадочных болезней угасает нормальная деятельность мозга и свет феноменального сознания, тогда вспыхивает свет сознания трансцендентального" [38, с. 41].

Нам представляется, что относительно течения событий во времени во сне, можно высказать следующее предположение. Часто в литературе приводится в качестве примера такой сон: человеку снится, что он знакомится с молоденькой девушкой, они идут в церковь под венец, раздается звон церковных колоколов… В это время спящий начинает слышать звон будильника и просыпается от этого звона. Иногда приводится другой сюжет. Снится снежная дорога, по ней мчится тройка лошадей, paздaeтся звон колокольчиков, и человек просыпается от звона всё того же будильника.

Всем ясно, что такие сюжеты "спровоцировал" звонок будильника. При этом некоторые исследователи предполагают, что происходящее, можно, истолковать как факт обратного течения времени" во сне: вначале раздается звон будильника, а потом во сне ход событий развертывается в обратном направлении. Нам кажется, что это не совсем убедительно. Можно дать следующую трактовку. Во сне, как известно, особо активным является правое полушарие. Оно "ответственно" за образное, зрительное воспроизведение содержания нашего сознания. Может быть, сюжет сна воспроизвелся не последовательно, а синхронно, то есть вместе со звонком будильника, картинно, весь сразу. Тогда ни о каком "обратном течении времени" во сне нет и речи.

Выше уже отмечалось, что такое состояние сознания как страх также влияет на восприятие времени. И было показано, что данную ситуацию всесторонне анализирует М. Хайдеггер.

Подведем итог. Несмотря на наличие тесной, органической взаимосвязи между сознанием, мыслью и временем, об их тождестве не может быть речи. В работах, в которых анализируется взаимосвязь материи и пространственно-временного континуума показано, что в этой взаимосвязи, в этих отношениях проявляются такие черты пространственно-временного континуума, которые убеждают в том, что пространственно-временной континуум (и, следовательно, и отдельно взятое время) никак не могут быть отождествлены с сознанием или мыслью. Перед нами снова ситуация, выход из которой вполне может состоять в принятии идеи, согласно которой для пространственно-временного континуума нужен специальный локус, суть которого отлична и от Бытия, и от Мысли.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 15.

К вопросу о парадоксальности времени

 

Всю глубину парадоксальности времени впервые осознал ещё Аристотель. В этой связи, видимо далеко не случайно аристотелевское понимание времени (изложенное в его “Физике”) в концептуальном плане радикально отличается от геометрической теории времени классической и релятивистской физики (в рамках которых время фактически приравнивается к одному из пространственных измерений). Аристотель утверждает: “ Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была, и её уже нет, другая – будет, и её ещё нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию …для всякой делимой вещи, если только она существует, существовали бы …её части…, а у времени, которое также делимо, одни части уже были, другие – будут, и ничто не существует. А “теперь” не есть часть…” [16, IV 10, 218 а 1-7]. Этот образ времени очень далёк от его геометрической модели. Время, если следовать рассуждениям Аристотеля, нужно было бы представить скорее точкой, нежели линией.

Приведённые рассуждения Аристотеля порождают ряд вопросов. Во-первых, являются ли прошлое, а также будущее собственно временем (или его видами), или они рассматриваются им лишь как части, элементы временного целого? Во-вторых, как понимать утверждение Аристотеля, что не только время в целом, но и каждый его промежуток слагается из прошлого и будущего? Не означает ли это, в частности, что применительно ко времени не действуют законы арифметики, а может быть и логики (ведь одни промежутки могут составлять части других, а в каждом из них как бы фиксированные места должны занимать прошлое и будущее)? В-третьих, бесконечно ли время (как думал Аристотель) или оно, подобно обычной вещи, имеет своё начало и конец? Последнее утверждает современная физика (прежде всего, теория относительности и теория происхождения Вселенной в результате Большого взрыва).

На наш взгляд, ответ на последний вопрос может быть таким: начало времени помыслить логически непротиворечивым образом, очевидно, невозможно, так как само начало чего-либо мыслится нами лишь через категорию времени (нечто возникло в такое-то время). В отношении времени это означает необходимость помыслить время в то время, когда времени ещё не было, другими словами, начало времени в лучшем случае оказывается вовсе не началом, а каким-то “продолжением” времени либо совершенно иным временем, “временем в квадрате” (и так далее до бесконечности!).

С другой стороны, если прошлого и будущего, как утверждает Аристотель, “уже” или “ещё” нет, то время, по существу, суживается до настоящего. Настоящее же, как выражается Аристотель, “едва существует”, оно – миг, т. е. перестает существовать в одно мгновение. Время, таким образом, оказывается не только не бесконечным, но теряет даже свою конечную величину и неумолимо стремится к нулю. При понимании бытия в духе элейских философов (как чего-то неподвижного, неизменного и не подверженного гибели) и при такой интерпретации времени, Время не есть бытие, а следовательно, как бы и не существует, так как небытия по Пармениду нет. Правда, Аристотель трактует в духе Парменида и материю, также рассматривая её в силу её подвижности, изменчивости и неоформленности как почти что небытие.

Вместе с тем время, по нашему мнению, в чём-то подобно бытию, по крайней мере, тесно связано с ним. Ибо бытие как таковое невозможно мыслить непротиворечиво без (или вне) категории времени (если конечно всё же исходить из допущения существования времени, из того, что бытие длится), так как это означало бы, что было время, когда бытие уже было, а времени ещё не было (почти апория Зенона!)… Данная фраза логически абсурдна. Невозможно одновременно (!) говорить о бытии – “было”, а о времени – “не было” и при этом иметь в виду одно и то же время, один и тот же его промежуток. Но это, в свою очередь, означает, что и о времени нельзя сказать, что оно “было” и уже не есть или что оно “будет”, но ещё не есть, – оно, как и бытие, “есть” всегда, а следовательно, и всё сразу, т. е. существует в парменидовском смысле, в том же смысле, что и Парменидово бытие.

Проведенный анализ позволяет утверждать, что время, относится к разряду объектов (таких, как, например пространство, движение или бытие), которые, по меньшей мере, с трудом мыслятся логически непротиворечивым образом; попытка помыслить их нередко приводит к возникновению апорий. Конечно, чисто абстрактно, в духе современной математики, можно рассматривать время, например, как рефлексивное множество, которое, как известно, равносильно своему собственному подмножеству, является подмножеством самого себя. И в рамках такого подхода решать проблему соотношения времени, прошлого и будущего. Однако вряд ли разумно рассматривать время как множество элементов, состоящее из трех подмножеств, наша интуиция противится такому пониманию. Время – это, скорее, континуум, тотальность.

Один из парадоксов времени был сформулирован Дж. Э. Мак-Таггартом [184]. Суть этого парадокса подробно анализируется, например в [8]. В частности, Мак-Таггарт обращает внимание на следующее обстоятельство: “…Утверждение о (событии) М – что оно есть настоящее, будет прошлым и было будущим – означает, что М есть настоящее в момент настоящего времени, прошлое в некоторый момент будущего и будущее в некоторый момент прошлого. Но каждый момент, подобно каждому событию, является прошлым, настоящим и будущим. И так возникает сходная трудность. Если М есть настоящее, то не существует момента прошлого времени, в который оно является прошлым. Но моменты будущего времени, в которые оно является прошлым, оказываются равным образом моментами прошлого времени, в которые оно не может быть прошлым” [8, с. 38]).

Заметим в этой связи, что выражения “было будущим” или “будет прошлым” позволяют, например, полагать, что в определенном смысле будущее было раньше прошлого (парадокс!), хотя обычный смысл употребления этих терминов предполагает нечто обратное.

Возвращаясь к парадоксу Мак-Таггарта, отметим, что из анализа временного ряда событий вытекает, что любое фиксированное “событие М оказывается и событием настоящего, и событием прошлого, что противоречиво” [8, с. 39]. Отсюда Мак-Таггарт делает вывод о нереальности времени. Этот вывод связан с тем, что рассуждая в духе Парменида, Мак-Таггарт противоречивое рассматривает как несуществующее. Напомним, что с позиции Парменида, существует только то, что мыслимо, а противоречивое немыслимо.

Почему возникают указанные парадоксы? Какова их природа?

Появление парадоксов может быть связано либо с действительной противоречивостью самого феномена времени, либо с его неверным пониманием, либо с тем, что применяемая к нему логика или онтология не отвечают его природе. Примером возможности последнего является, с одной стороны, неприменимость традиционной логики к описанию квантово-механической реальности (как известно, квантовая механика была создана только после того, как к описанию соответствующей реальности была привлечена разработанная в 1920 году трехзначная неклассическая логика Я. Лукасевича. Без последней невозможно было бы, в частности, создать атомную бомбу), а с другой – обращение некоторых современных физиков-теоретиков к восточной философии, ибо, по их мнению, категориальный аппарат европейских философских школ, скорее всего, не адекватен реальности квантово-механического мира. (Заметим в скобках, что многозначные логики, как и древнеиндийские, не признают логического закона исключенного третьего.)

К подобным парадоксам, возможно, приводит “вещная” интерпретация времени (проявившаяся уже в процитированном выше тезисе Аристотеля), в рамках которой время мыслится как вещь, хотя и очень своеобразная.

Существуют ли ещё какие-либо трудности или препятствия при попытке помыслить время как некую вещь, вещь среди вещей? Очевидно, да. Ибо отношение между вещами и временем подобно отношению между вещами и бытием. Суть последнего отношения хорошо передается с помощью знаменитой дилеммы Эриха Фромма: “быть или иметь?”, сформулированной в работе [167]. Эта дилемма демонстрирует некоторую полярность, противоположность бытия как такового и совокупности вещей. Подобная противоположность существует, скорее всего, также между вещами и временем. По-видимому, время по своей природе “ближе” к бытию, нежели к единичным вещам и их совокупностям.

Не рассматривает время как вещь также А. Бергсон, по крайней мере, он утверждает это относительно настоящего и будущего. Отождествляя время с длительностью, с потоком, с процессом, А. Бергсон пишет, что лишь “приходя к концу составляющего сущность его потока, психический факт становится вещью, которую уже можно сразу представить себе” [19, с. 136].

Сформулированная выше концепция Аристотеля основывается, на наш взгляд, на его отношении ко времени как к вещи среди вещей. Но вещь, как она понималась Аристотелем, есть форма, отягощенная материей, т. е. нечто, ведущее пространственно-временной способ существования. Поэтому не случайно время он определяет как число движений небесной сферы. Небесная сфера, очевидно, выступает здесь в роли материи времени, а число её движений – в роли формы времени. Однако, само понятие движения неявно уже включает в себя категорию времени. В результате, возникает логический круг.

В этой связи, зададимся ещё одним вопросом: для какого мира строил свой логический формализм Аристотель – для мира чувственно-воспринимаемых материальных вещей или для мира идеального, не видимого, а только мыслимого? Известен ответ: Аристотель создает подходящий инструмент для изучения видимого, материального мира. Логика Аристотеля была специально им создана для описания мира вещей, для выявления сущности или (что для Аристотеля одно и то же) формы последних. Эту же логику он применил для анализа сущности времени.

Традиционная логика определенным образом учитывает параметр времени. Для доказательства этого можно сослаться, в частности, на сформулированный Аристотелем закон непротиворечия. В этом законе говорится, что не могут быть истинными две противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одном и том же отношении и в одно и то же время. Это означает, что в разное время эти противоположные мысли могут быть истинными. Однако, как видно из самой формулировки закона, этот закон Аристотель относит к предметам или событиям. Время же мыслится им в этом законе, на наш взгляд, не как один из предметов или событий, а как необходимое условие, при котором имеет место бытие (становление) этих предметов и событий. Всё сказанное полностью относится также к логическому закону исключенного третьего. В этой связи может возникнуть вопрос, а подпадает ли под действие этих законов само время? Может ли время “временить” самое себя?

Небезынтересной в этой связи нам представляется позиция Гераклита, который выделил в бытии (первоначале) две стороны: мир вещей (текучее) и некий Логос (неизменный Закон, разум этого мира), рассматривая их как внешний и внутренний аспекты одного и того же единого целого. (Для сравнения укажем на мифологическую точку зрения на бытие: в мире есть центр – мировая гора (или дерево), то есть некая твердь, неподвижная и неизменная единица, и окраина мира, которая выступает как граница с Хаосом, полностью неустановленным и неопределенным (беспредельным) многообразием, с Ничто; сам мир – это Космос, упорядоченное и ограниченное целое, имеющее материально-духовную природу.) Гераклит, таким образом, различал вещи и нечто им противостоящее, но в то же время с ними связанное и выступающее как их закон и условие. Время, с его точки зрения, выступает как одно из внутренних условий существования множества вещей, как закон и способ их существования. Рассматривается не как одна из вещей в их текучести и противоборстве, а относится к сфере неизменного и единого Логоса, закона бытия этих вещей.

Смешение вещи и субстанции (в том числе времени) идет, по-видимому, от пифагорейцев (и Ксенофана), которые сущности вещей или первоначала стали рассматривать как вещи, но только особого рода.

Поднятая Аристотелем проблема, по сути, представляет собой проблему существования не времени как такового, а вещей во времени, то есть проблему существования того, что имеет пространственно-временной способ существования.

О существовании вещей во времени свидетельствует, в частности, наш язык: о вещах принято говорить, что они “были”, или они “есть”, или они “будут”. И когда мы говорим “прошлое”, или “будет такое время”, мы имеем в виду не самое время, а вещи, события… Невозможно сказать (и помыслить), что само время “было”, или “есть”, или “будет”, так как это означало бы, что время существует во времени, и что оно есть некое событие”, реальное или воображаемое! А где тогда существует “второе” время? В-третьем? Прошлое, настоящее и будущее – это характеристики вещей, проявления способа их существования. Отнесение этих категорий к самому времени – следствие чрезмерного схематизма нашего сознания и, скорее всего, неправомерно.

В рамках же такого “предметно-ориентированного” сознания время – это вещь, однако крайне своеобразная и даже противоречивая, ибо одна часть этой “вещи” “была” и её уже не существует, другой же части пока не существует, она ещё будет. Как же тогда существует временное “целое”, если в нём нет частей (точнее, ещё или пока нет)? Можно ли указать на какую-либо иную вещь, которая могла бы существовать столь же странным образом и не исчезнуть? Или прошлое и будущее – это не части, а виды времени? Или прошлое и будущее на самом деле не существуют, как доказывает, например, Мак-Таггарт?

Идеи времени и пространства, как известно, неразрывно связаны с идеями движения и изменения. Мысля “будущее время” мы, на самом деле, мыслим будущую совокупность вещей, состояний мира, возникнувших вследствие вечного движения, а не самое время как некую особую вещь. Само же время, вероятно, есть всё сразу, целиком. Для сравнения: говоря о “пройденном пути”, мы мыслим его как определенную область пространства, которую мы уже “прошли”, мыслим его как целое, как реально существующее и как то, что можно пройти (при желании) ещё не раз… Но говоря о “жизненном пути” мы мыслим некий “отрезок” времени или временной интервал, который вновь “пройти” нам, очевидно, уже не удасться. Мысля так, мы подразумеваем, что время безвозвратно прошло. Но это неверно. Время не проходит. Это означает, что “жизненный путь” не “был” – а “есть”, что он состоялся… “Прошел” не жизненный путь, а нечто другое – совокупность вещей. Жизненный путь – это процесс, и неважно он уже пройден или ещё нет, это движение во времени. (Вообще, любое движение есть движение не только в пространстве, но и во времени.)

С другой стороны, мы привыкли мыслить время как единство прошлого, настоящего и будущего, ибо небезосновательно считаем, что эти “части” неразрывно связаны друг с другом, примерно так же, как корни, крона и плоды дерева: первых мы “уже” не видим, а третьих – “ещё”. Но дело в том, что по крайней мере функционально все это уже есть, здесь и сейчас. Таким образом, части времени неразрывно связаны друг с другом и каким-то образом сосуществуют. Однако, получается, что они сосуществуют неким парадоксальным образом: они одновременны и неодновременны, существуют и в тоже время не существуют в одном и том же отношении и в одно и то же время*.

Парадокс, возможно, разрешается тем, что прошлое, настоящее и будущее не могут существовать ни одновременно, ни не одновременно, так как сами они суть время. Парменид осознал это применительно к бытию и не рассматривал бытие как вещь, имеющую пространственно-временой способ существования: о бытии, согласно Пармениду, нельзя сказать, что оно “было” или что оно “будет”. Но он отверг на этом основании сам пространственно-временной способ существования подлинной реальности. Эта трактовка бытия и времени оказала сильное влияние на всё дальнейшее понимание европейской рациональности.

Можно сказать, что часть пути ещё не пройдена, но это не означает, что этой части пока нет: в этой фразе утверждается совсем иное – что есть, существует и такая часть пути, которая пока не пройдена. То же можно сказать и относительно времени: будущее уже есть, просто оно ещё не пройдено… вещами (наступило и не наступило), но обязательно будет пройдено (будущее всегда становится настоящим, а затем и прошлым,

___________________

*Впрочем, такой способ существования, кажется, уже не является чем-то уж очень исключительным. Например, электрон с точки зрения современной физики одновременно является корпускулой, частицей и не является ею, выступает как волна. Для объяснения такого своеобразного способа существования физики сформулировали необычный принцип – принцип дополнительности. Но нам ничто не препятствует применить его в отношении Времени.

как говорится, по определению; но не будущее как таковое, а будущее каждой конкретной вещи, пока, конечно, не наступит срок этой вещи не быть).

Время очень необычный объект: хочется сказать, что одна часть его находится в будущем, а другая в прошлом, но это неверно, это иллюзия, кажимость обыденного сознания. Его части, скорее, – это само будущее и само прошлое (если вообще можно помыслить время как нечто, имеющее части). Ибо время не может находиться во времени, тем более выступать как часть самого себя (если, конечно, “будущее” – это часть времени, а не нечто иное, от времени отличное). Это означало бы, что само время существует в пространстве и во времени. Но можно ли утверждать, что время имеет пространственно-временной способ существования? Если решиться действительно задать себе этот вопрос, то ответ на него оказывается очевиден: время не существует в пространстве и во времени.

Говоря, что будущее является частью времени, мы, по сути, утверждаем, что частью времени является такое время, которого еще нет. Но если будущее – это часть времени, то оно каким-то образом всё же должно существовать, ибо несуществующее не может быть частью существующего. Аристотель предложил для такого типа существования термин “потенция”. С этой точки зрения будущее существует не актуально, а лишь потенциально.

Существуют, правда, и другие модели времени, прежде всего физические. Например, связанные с интерпретацией квантовомеханических объектов. Традиционно считается, что все объекты естествознания существуют в пространстве и времени. Однако, в квантовой механике, в силу специфики её объектов, установление причинных законов (связей) не представляется возможным, можно определить только вероятности квантово-механических состояний. В этой связи, как пишет В. Депперт, “становится проблематичным понятие предмета, определенного в пространстве и времени, и вполне возможно, что необходимо принять точку зрения Дж. А. Уилера, согласно которой пространство и время не могут более оставаться фундаментальными понятиями” [53, с. 263]. По сути дела, здесь обосновывается возврат к онтологии Архимеда, не использовавшего параметр времени при формулировании своих законов природы.

В. Депперт обосновывает точку зрения на время как на мифологическое представление, некритически перенесенное в науку и переработанное там в научное понятие. По его мнению, сложившееся ещё в рамках мифологического сознания представление о пространстве, времени и законе природы выступают в качестве основы нормативных установлений современного естествознания. Согласно этому представлению, как пишет В. Депперт, “все события и процессы во всеобъемлющем пространстве протекают во времени, увлекающем с собой всё происходящее, по законам природы. Таким образом, обоснование нормативных установлений естествознания опирается на представления о едином пространстве, едином времени и единой всепроникающей регулярности природы, которые, будучи едиными, охватывают всё остальное как всеобщее” [там же]. Мифичность этого представления обосновывается тем, что оно соответствует сформулированному В. Деппертом “критерию идентификации мифических представлений”, в соответствии с которым мифическим объявляется всякое представление, связывающее воедино единичное и общее. В самом деле, “каждое отдельное пространство есть вместе с тем общее пространство, каждое отдельное время есть вместе с тем общее время, и каждый единичный закон природы есть вместе с тем общая регулярность. Единичное и общее сплавляются здесь в единство представлений”. Это означает, что “в самом центре естественнонаучного понимания мира – в обосновании нормативных установок такого понимания – находятся мифические формы мышления” [там же, с. 263-264]. Разрушение мифогенных идей в науке, по В. Депперту, возможно через анализ понятий времени и пространства [там же, с. 268].

В. Депперт сформулировал своё, на наш взгляд, достаточно интересное объяснение тому факту, что в ходе анализа категории времени нередко возникают противоречивые высказывания. Причина – именно в мифической природе этой категории, которую ошибочно принимают за понятие. По указанной причине, обречены на провал “все попытки априорного обоснования пространства и времени, …как и попытки обосновать их с помощью апостериорных средств…”, поскольку в мифогенных идеях общие представления не отделены от частных [там же]. Необходимо, по его мнению, провести различение между логико-гносеологическим и онтологическим понятиями пространства и времени. Концепции пространства-времени Ньютона или Эйнштейна, по В. Депперту, основаны на онтологических понятиях. “Онтологические понятия пространства и времени помещают природу в рамки физических теорий ” [там же, с. 269].

С точки зрения современных физических представлений, мир является системой, состоящей из множества подсистем. И если отказаться от мифогенной идеи об одном времени и об одном пространстве, то окажется, что каждая система обладает собственным физическим временем. Впрочем, сделать это окажется, по меньшей мере, трудно, если верить выводам К. Хюбнера, который установил, что “эмпирическое… разделение между мифом и наукой не может быть осуществлено…” [170, с. 257].

Кроме того, “физические шкалы времени” не являются единственно возможными даже в естествознании. Помимо них существуют “исторические шкалы”. Они моделируют время в таких науках как геология, биология, космология и других. Принципиальное отличие исторических шкал состоит в том, что в них прошлое выделяется однозначно, тогда как в физической шкале прошлое, настоящее и будущее однозначно выделить невозможно. Это связано с тем, что в физической шкале времени любое событие на этой шкале может служить “осью ориентации” – условной линией, отделяющей будущие события от событий прошлого [8, с. 31].

Это означает, что согласно физической модели времени, разделение событий на будущие, прошлые и настоящие является условным и определяется произвольным выбором. Физическая модель времени не знает становления, а следовательно, и течения времени. Хотя еще Аристотель обращал внимание на особый статус будущего, отличающий будущее от прошлого и настоящего. В чем-то сходную позицию занимал Гоббс, указывавший, что “только настоящее имеет бытие в природе, прошедшее имеет бытие лишь в памяти, а будущее не имеет никакого бытия” [43, с. 62].

Таким образом, вопрос о том, является ли время фундаментальной характеристикой нашего мира, остается до настоящего времени открытым. По крайней мере, физики по-разному отвечают на этот вопрос. Некоторые исследователи полагают, что в современной науке имеются указания на существование вневременных объектов. Например, доказывается, что вакуум – это особое состояние материи, для характеристики которого не могут быть применены понятия части и целого, пространства и времени, сознания, причинности и т. д. Это означает, что понятие времени не является предельно общим даже для физического мира. Примечательным в этой связи является ответ на вопрос, который в одном из своих устных выступлений дал выдающийся физик-теоретик, известный специалист в области релятивистской космологии Я. Б. Зельдович. Вопрос состоял в том, какими свойствами обладало время в период, предшествовавший т. н. Большому взрыву. По мнению Я. Б. Зельдовича, после Большого взрыва произошли резкие качественные изменения в свойствах материи. Не исключено, что до Большого взрыва материя, по его мнению, находилась в таком состоянии, что для его описания необходимы совершенно другие категории, чем те, которыми мы пользуемся в современном естествознании. Это относится, в частности, к категориям пространства и времени. Ответ Я. Б. Зельдовича в методологическом плане имеет принципиальное значение. Не следует уж слишком расширительно мыслить возможности того категориального аппарата, который мы используем для характеристики своего, “обжитого”, в каком-то смысле локального мира.

Отвлечённо можно поставить вопрос даже таким образом: если бы у времени были совершенно другие свойства, то мог бы человек жить в таком мире? Ответ состоит в том, что в этом “новом” времени субъект, если он вообще в нём мог бы появиться, по меньшей мере, должен был бы обладать сознанием и телом с совершенно иными свойствами. Рассмотрим модель такого “альтернативного” времени. Представим себе модель времени, на которой точками обозначаются события, но расположены они уже не на прямой и даже не на окружности, на которой нет особых точек, а на кривой, подобной “восьмёрке” и допускающей пересечения. В таком мире, где происходящие во времени события расположены на линиях, допускающих пересечение, человек, по-видимому, жить не смог бы, т. к. в точке пересечения нет однозначности, а следовательно, нельзя однозначно использовать представления “раньше – позже”. Именно поэтому время лучше всего моделируется при помощи таких линий или иных топологических структур, на которых нет “особых точек”. Топология с ними практически не работает и стремится “убрать” все особые точки.

Если исходить из того, что в реальном физическом мире время также реально существует и обладает целым рядом свойств, то логично предположить, что у него могут быть и такие свойства, которые нам пока не известны и на данном этапе ещё не стали предметом исследования. Тот факт, что человек способен осуществлять свою жизнедеятельность в мире, в котором имеется время именно с такими свойствами, свидетельствуют в пользу справедливости антропного принципа.

Основу антропного принципа составляет утверждение о том, что объяснения всех законов природы должны учитывать факт существования человека и человечества: если бы мир был устроен по-иному, мы просто бы не появились бы на свет и обсуждать его устройство было бы некому.

Так называемый антропный принцип (АП), декларирующий наличие взаимосвязи между параметрами Вселенной и существованием в ней разума, несколько десятилетий назад выдвинул Б. Картер. Формальный толчок началу дискуссии о месте человека во Вселенной дало обсуждение проблемы совпадения больших чисел – странной численной взаимосвязи параметров микромира (постоянной Планка, заряда электрона, размера нуклона) и глобальных характеристик Метагалактики (её массы, размера, времени существования). Эта проблема поставила вопрос: а на сколько случайны параметры нашего мира, насколько они взаимосвязаны между собой и что произойдёт при их незначительном изменении? Анализ возможного варьирования основных физических параметров показал, что даже незначительное их изменение приводит к невозможности существования нашей Метагалактики в наблюдаемой форме и несовместимо с появлением в ней жизни и, соответственно разума (библиография по данной проблеме обширна).

Взаимосвязь между параметрами Вселенной и появлением в ней разума была выражена Б. Картером в двух формулировках – сильной и слабой. Слабый АП лишь констатирует, что имеющиеся во Вселенной условия не противоречат существованию человека: “Наше положение во Вселенной с необходимостью является привилегированным в том смысле, что оно должно быть совместимо с нашим существованием как наблюдателей” (1). Сильный АП выдвигает более жёсткую взаимосвязь параметров Вселенной с возможностью и необходимостью появления в ней разума: “Вселенная (и, следовательно, фундаментальные параметры, от которых она зависит) должна быть такой, что бы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей” (2).

Можно сформулировать два крайних предположения обосновывающих АП: 1) разум в нашей Метагалактике явление абсолютно случайное, которое стало возможным лишь благодаря маловероятному, но реализованному совпадению многих независимых физических параметров; 2) наличие биологической и социальной форм движения закономерное следствие развития Вселенной, а все её физические характеристики взаимосвязаны и взаимообусловлены таким образом, что с необходимостью вызывают появление разума. А это последнее обстоятельство, в свою очередь, странным образом созвучно аристотелевской идее о связи разума с существованием времени…

Каков же итог? Время по-прежнему остается чрезвычайно загадочным и интригующим объектом. Возможно, что его описание каким-то одним определенным образом окажется столь же неполным, как описание света только через понятие “волна” или только через понятие “частица”. Возможно, потребуется несколько описаний, находящихся в отношениях взаимной дополнительности, чтобы сколько-нибудь полно описать аспекты временной реальности. Мы надеемся, что хотя бы часть той мозаики взглядов, мнений и концепций по проблематике времени, которая была представлена в нашей книге, будет использована в дальнейших размышлениях и исследованиях в области темпорологии.

 

 

 

Заключение

 

В заключение представим возможные вопросы читателей и ответы авторов на них.

Читатель: С какого именно анализа следует начинать изучение времени?

Авторы: Прежде всего, следует различать обыденные (расхожие) представления о времени от его научного и философского постижения. Ребенок в раннем возрасте овладевает языком, но это не значит, что он знает язык, теорию языка, на таком уровне, как специалист лингвист. Ребенка можно в раннем возрасте научить операции счёта, но это ещё не математика!

Читатель: Но как совершить переход от обычного понимания времени к научному и всегда ли нужно совершать такой переход?

Авторы: История философии и науки убеждает, что все великие ученые и философы в той или иной степени уделяли внимание проблеме времени. В некоторых специальных науках проблеме времени также уделяется большое внимание. Например, лингвисты отмечают, что отражение понятия времени в языке – это одна из сложнейших проблем языкознания. В психологии существенное значение имеет проблема психологического времени [32], причем при рассмотрении этой проблемы психологи используют наследие многих философов, в том числе работы Аристотеля. Логики недавно выделили внутри своей науки специальную отдельную область и назвали её "временная логика".

Данные примеры свидетельствуют, что исследователей может интересовать не весь "феномен времени целиком", а отдельные функции категории времени. Когда К. Маркс писал, что к экономии времени сводится, по сути, вся экономия, он рассматривал время, прежде всего, как ресурс [99]. При системном представлении феномена времени, время так же можно рассматривать как ресурсную систему. В языкознании и логике фиксируется внимание на другой функции времени, на том, что время может выполнять функцию отражения. В зависимости от того, какими проблемами хочет заниматься исследователь, он может выделить те или иные свойства и функции времени как объект для специального изучения.

Читатель: Можете ли Вы указать наиболее перспективные, но в какой-то степени и конкретные темы в изучении времени?

Авторы: Нам представляется актуальным вопрос о том, как соотносятся между собой категории "время" и "информация". Много специальных тем возникает при рассмотрении проблемы "Время и искусство". Конечно, жизненно важно научиться ПОНИМАТЬ, что такое время. Это будет способствовать бережливому отношению к этому ценнейшему ресурсу.

Читатель: Может быть, существует специальный учебник по "темпорологии", где все основные проблемы, относящиеся к феномену времени, изложены с должной полнотой и на таком языке, который доступен специалистам различного профиля?

Авторы: Насколько нам известно, такого учебника не существует. Но литературы по проблеме времени очень много. В Англии выходит даже специальный журнал под названием "Общество и время". В 1993 году в нём была опубликована статья А. П. Левича, в которой дан обзор публикаций ученых нашей страны по проблемам, относящимся к социальном времени за период с 1980 по 1990 годы. Целый ряд работ мы перечисляем в списке литературы.

Мы рассматриваем книгу, которую вы держите в руках, как доступное читателям разных специальностей введение в философскую и научную проблематику времени в связи с современным развитием философской и научной мысли и надеемся, что эта книга окажется полезной нашим читателям.

 

 

 

 

 

 

 

 

Литература

  1. Абдуллаев А.Ш., Новик И.Б. Информационная физика: её гипотетическое обоснование и перспективы. Препринт. М., 1990.
  2. Августин Аврелий. Исповедь. М., 1991.
  3. Авени Э. Империя времени. Календари, часы и культура. Киев, 1998.
  4. Аксенов Г.П. Времявластие. О Валерии Муравьеве и его философии // Вопросы философии, 1992, №1.
  5. Акчурин И.А. Развитие понятийного аппарата теории самоорганизации // Саморганизация и наука: опыт философского осмысления. М., 1994.
  6. Алексеев Г.П. Причина времени. М., 2001.
  7. Алексеев С.А. Время и его преодоление // Цит. по: Хрестоматия по философии. Учебное пособие. М., 1997.
  8. Анисов А.М. Время и компьютер. Негеометрический образ времени. М., 1991.
  9. Аристотель. "Об истолковании" // Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 2. М., 1978.
  10. Аристотель. Категории // Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 2. М., 1978.
  11. Аристотель. О софистических опровержениях // Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 2. М., 1978.
  12. Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957.
  13. Аристотель. Поэтика. Соч. в 4-х томах. Т. 4. М., 1978.
  14. Аристотель. Риторика. М., 1959.
  15. Аристотель. Топика. Соч. в 4-х томах. Т. 2. М., 1978.
  16. Аристотель. Физика // Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 3. М., 1978.
  17. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление истории. М., 1987.
  18. Белавин В. А., Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Новые типы связи пространства и времени в сложных структурах // Анализ систем на рубеже тысячелетий: теория и практика – 1999. М., 1999.
  19. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Собр. соч., т.1. М., 1992.
  20. Бергсон А. Творческая эволюция. Минск, 1999.
  21. Бергсон А. Философская интуиция // Новые книги по философии. СПб., 1912. Цит. по: Хрестоматия по философии. М., 1997.
  22. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.
  23. Беседы Эпиктета. М., 1997.
  24. Блауберг И. И. Анри Бергсон и философия длительности // А. Бергсон. Творческая эволюция. Минск, 1999.
  25. Борисов Е. Феноменологический метод М. Хайдеггера // Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
  26. Боэций. “Утешение Философией” и другие трактаты. М., 1990.
  27. Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Функциональные асимметрии человека. М., 1988.
  28. Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996.
  29. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. В 3-х тт. М., 1986.
  30. Бродель Ф. Структура повседневности. Т.1. М., 1986.
  31. Василевский В. Г. Политическая реформа и социальное движение в Древней Греции в период ее упадка. СПб., 1869.
  32. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М., 1998.
  33. Вернадский В. И. Проблема времени в современной науке // Философские мысли натуралиста. М., 1988.
  34. Вернадский В. И. Размышления натуралиста. Кн. 2. М., 1977.
  35. Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Пространство и время в неживой и живой природе. Кн.1. М., 1975.
  36. Визель М. Гипертекст по ту иэту стороны экрана. http: // gals – 2000. newmail. ru/vizel. htm.
  37. Винтер Ш. Хайдеггер М. Определение метафизики. Мюнхен. 1993 // Реферативный журнал ИНИОН. Серия 3. Философия. М., 1994, №3.
  38. Войно-Ясенецкий В. Ф. Архиепископ Лука. Дух, душа, тело. М., 1990.
  39. Время и развитие. М., 1984.
  40. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.
  41. Гайденко П.П. Хайдеггер // Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
  42. Гайденко П.П. Человек и история в экзистенциальной философии Карла Ясперса // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.
  43. Гоббс. Левиафан // Гоббс. Избр. произв. в 2-х томах. М., 1964. Т. 2.
  44. Головаха Е.И., Кроник А.А. Психологическое время личности. Киев, 1984.
  45. Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969.
  46. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
  47. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999.
  48. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени. Собр. соч., т. I. М., 1994.
  49. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии. М., 1994.
  50. Гюнтер Г. Время, не относящаяся к конкретному времени логика и системы, референтные по отношению к самим себе // Университет Иллинойса, отделение электротехники, Иллинойс. Урбана. Статья подготовлена при поддержке Кабинета научных исследований военно-воздушных сил, Директората по информационным наукам, грант AF – APOSR 480 64, 1964.
  51. Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.
  52. Демина Н. И. Проблема времени в философии И. Канта // Историко-философский сборник. Материалы теоретической конференции аспирантов МГУ. М., 1972.
  53. Депперт В. Мифические формы мышления в науке // Наука в культуре. М., 1998.
  54. Детлаф Т. А., Детлаф А. А. О безразмерных характеристиках продолжительности развития эмбриологии // Докл. АН СССР. 1960. Т. 136, № 1.
  55. Дьюи Д. Единство науки как социальная проблема, 1938.
  56. Егоров Б.Ф. Категории времени в русской поэзии XIX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974.
  57. Земан И. Сознание и информация. Гносеологические проблемы кибернетики. М., 1966.
  58. Иконникова Н.И. Время бытия человека: генезис и структура. М., 1999.
  59. Илиева Л., Илиев С. Представление о времени в древнеегипетской культуре.
  60. История философии: Запад – Россия – Восток. Книга первая: философия древности и средневековья. Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина. М., 1995.
  61. Казарян В.П. Понятие времени в структуре научного знания. М., 1980.
  62. Казарян В.П., Любинская Л.Н. Системное представление феномена времени. Анализ психологических и культурологических моделей // Системные исследования. Ежегодник. 1992–1994. М., 1996.
  63. Кант И. Сочинения в 6-ти томах. Т. 3. М., 1964.
  64. Капица С.П., Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997.
  65. Каплан А. Б. Коллективный страх и реформация Лютера // Человек: образ и сущность. Ежегодник. 2. М., 1991.
  66. Каплан М. А. Система и процесс в международной политике // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политика. 1998, № 1, 2, 3.
  67. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993.
  68. Качанов Ю. Л. Проблема обоснования социологии и пространство-время социального мира // Пространство и время в современной социологической теории. М., 2000.
  69. Кессиди Ф. Х. Гераклит. М., 1982.
  70. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Путь самоорганизации природы: детерминация из будущего // Информация и самоорганизация. М., 1996.
  71. Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени. Ч. I. Междисциплинарное исследование. М., 1996.
  72. Коплстон Ф. Ч. История средневековой философии. М., 1997.
  73. Кристиан Д. К обоснованию Большой (Универсальной) истории // Общественные науки и современность. 2001, №2.
  74. Кудрявцев О.Ф. Ренессансный гуманизм и “Утопия”. М., 1991.
  75. Кузнецов О.Н. Сон как фактор, оптимизирующий организацию времени познавательной деятельности человека // Сон как фактор регуляции функционального состояния организма. Л., 1985.
  76. Курдюмов П. С. Интервью // Знание – сила. 1988, № 11.
  77. Лакофф Дж. Когнитивное моделирование \\ Язык и интеллект. М., 1996.
  78. Лейбниц Г. Переписка с Кларком // Соч. в 4-х томах. Т. 1. М., 1982.
  79. Лейбниц Г. Письмо к Якобу Томазию… // Соч. в 4-х томах. Т. 1. М., 1982.
  80. Лейбниц Г. Новые опыты о человеческом разумении. Соч. в 4-х томах. Т. 4. М., 1983.
  81. Лейбниц Г. Опыты теодицеи. Соч. в 4-х томах. Т. 4. М., 1989.
  82. Лейбниц Г. Рассуждения о метафизики. Соч. в 4-х томах. Т.1. М., 1982.
  83. Леоненко Л.Л., Сараева И.Н. О применении языка тернарного описания к моделированию значений системных параметров и установлению общесистемных закономерностей // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник. 1984. М., 1984.
  84. Лепилин С. В., Любинская Л.Н. Категория “неопределенность” в философии Аристотеля // Научная сессия МИФИ-2001. Сборник научных трудов. В 14 томах. Т. 6. М., 2001.
  85. Лепилин С.В., Любинская Л.Н. Время и рациональность. Об идее времени в европейской философии и науке // Научная сессия МИФИ-2000. Сборник научных трудов. В 13 томах. Т. 6. М., 2000.
  86. Логика и компьютер. Моделирование и проверка правильности программ. М., 1990.
  87. Лосев А. Ф. История античной эстетики. М., 1963.
  88. Лосский Н. О. Идеал-реализм // Лосский Н. О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1995.
  89. Лосский Н. О. Избранное (серия: из истории отечественной философской мысли). М., 1991.
  90. Лосский Н. О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики. М., 1998.
  91. Лосский Н. О. Типы мировоззрений. Введение в метафизику // Лосский Н. О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1995.
  92. Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1995.
  93. Любинская Л.Н. Математическая интерпретация сохранения пропорциональности продолжительности разных периодов развития при изменениях температуры внешней среды // Онтогенез. Т. 21. 1990, №3.
  94. Любинская Л.Н. Время и информация // Научные доклады высшей школы. Философские науки. 1979, № 5.
  95. Любинская Л.Н. Категория времени и язык тернарного описания // Первый Российский философский конгресс. Человек – философия – гуманизм. Т. III. Онтология, гносеология, логика и аналитическая философия. СПб., 1997.
  96. Маккалоу К. Поющие в терновнике. М., 1988.
  97. Мамчур Е.Н., Овчинников Н.Ф., Огурцов А.П. Отечественная философия науки: предварительные итоги. М., 1997.
  98. Маргвелашвили Г.Т. Сюжетное время и время экзистенции. Тбилиси. 1976.
  99. Маркс К. Экономические рукописи 1857 – 1859 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2, т. 46, ч. 1. М., 1968.
  100. Математическая энциклопедия. Т. 5. М., 1985.
  101. Мещеряков А.И. Слепоглухонемые дети. Развитие психики в процессе формирования поведения. М., 1974.
  102. Михайлов Ф.Т. Загадка человеческого Я. М., 1972.
  103. Модестов С.А. Бытие несвершившегося. М., 2000.
  104. Молчанов Ю. Б. Проблема времени в современной науке. М., 1990.
  105. Молчанов Ю. Б. Четыре концепции времени в философии и физике. М., 1977.
  106. Москалев И.Е. Становление автопоэтического наблюдателя // Синергетическая
  107. парадигма: многообразие поисков и подходов. М., 2000.

  108. Муравьев В.Н. Овладение временем. М., 1998.
  109. Назаретян А.П. Архетипы времени в традиционной культуре // Общественные
  110. науки и современность. 2001, № 2.

  111. Нанси Ж.-Л. Нехватка ничто // Социо-Логос постмодернизма Λ 97.
  112. Никулин Д. В. Основоположения европейской рациональности и проблема времени
  113. // Исторические типы рациональности. Т. 2. М., 1996.

  114. Новик И. Б. Основные проблемы системной методологии. Ч. 1. М., 1994.
  115. Переписка Эйнштейна с М. Бессо // Эйнштейновский сборник 1977. М., 1980.
  116. Петровский Ф.А. Сочинения Аристотеля о поэтическом искусстве // Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957.
  117. Пименов Р.И. Основы теории темпорального универсума. Сыктывкар, 1991.
  118. Платон. Диалоги. М., 1986.
  119. Плотин. Эннеады. Киев, 1995.
  120. Поваров Г.Н. Событийный и сужденческий аспекты логики в связи с логическими
  121. задачами техники // Применение логики в науке и технике. М., 1960.

  122. Полибий. Всеобщая история. СПб., 1994.
  123. Порус В.Н. Искусство и понимание // Сотворение смысла. Заблуждающийся разум?
  124. Многообразие вненаучного знания. М., 1990.

  125. Порус В.Н. Научный реализм и научное знание // Вопросы философии. 1984, № 6.
  126. Поспелов Д.А. Фантазия или наука. На пути к искусственному интеллекту. М., 1982.
  127. Потаенко Н.А. Время и язык. Пятигорск, 1996.
  128. Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. 1989, № 8.
  129. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.
  130. Проблема формального анализа систем. Под редакцией А. И. Уемова и В.Н.Садовского. М., 1968.
  131. Рабинович А.В. Урок Августина: Жизнь – текст // Августин Аврелий. Исповедь. Пьер Абеляр. История моих бедствий. М., 1992.
  132. Рассел Б. История западной философии. М., 2000.
  133. Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2.
  134. Средневековье. СПб., 1995.

  135. Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. Новое
  136. время. СПб., 1996.

  137. Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. От
  138. романтизма до наших дней. СПб., 1997.

  139. Рейхенбах Г. Направление времени. М., 1962.
  140. Рикёр П. В согласии со временем // Курьер ЮНЕСКО. Июнь, 1991.
  141. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1991.
  142. Роуз С. Устройство памяти от молекул к сознанию. М., 1995.
  143. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. М., 1997.
  144. Сараева И.Н., Уёмов А.И. К проблеме взаимоотношения и интеграции системных
  145. теорий // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник. 1992–

    1994. М., 1996.

  146. Спиноза Б. Этика // Избранные произведения в двух томах. Том I. М., 1957.
  147. Степанов Ю.С. Константы: словарь родной культуры. М., 2001.
  148. Степин В.С. От классической к постнеклассической науке // Ценностные аспекты
  149. развития науки. М., 1990.

  150. Суворов А. В. Оптимисты // Философские исследования. М., 1994, № 1.
  151. Суворов А.В. Оптимисты // Философские исследования. 1994, №1.
  152. Суворов В.В. Звездное небо – соприкосновение с суперреальностью или
  153. объективный образ? // Вестник МГУ. 2001, № 1.

  154. Терентьева Л.Н., Уёмов А.И., Цофнас А.Ю. Понимание и объяснение как научные
  155. процедуры и их формализация в языке тернарного описания // Системный подход и

    современная наука. Новосибирск, 1980.

  156. Тихвинский С.Л. XVII Международный конгресс исторических наук в Мадриде //
  157. Новая и новейшая история. 1991, № 2.

  158. Уёмов А. И. Системный подход и проблема классификации наук и научных
  159. исследований // Философские науки. 2000, № 2.

  160. Уёмов А. И., Могиленко А. П., Оганисян М. С., Цофнас А. Ю. Понятие системного
  161. анализа и проблема реальности // Труды Томского государственного университета

    им. В. В. Куйбышева. Т. 256, Томск, 1974.

  162. Уёмов А.И. Вещи, свойства и отношения. М., 1963.
  163. Уёмов А.И. К характеристике системного мышления // Категории. 1997, № 3.
  164. Уёмов А.И. Может ли пространственно-временной континуум взаимодействовать с
  165. материей? // Вопросы философии. 1954, №3.

  166. Уёмов А.И. Онтологические предпосылки логики // Вопросы философии, 1969, №1.
  167. Уёмов А.И. Основы формального аппарата параметрической общей теории систем
  168. // Системные исследования. Ежегодник. М., 1984.

  169. Уёмов А.И. Системная парадигма в анализе философских проблем // Первый
  170. Российский философский конгресс. Человек – философия – гуманизм. Т. III.

    Онтология, гносеология, логика и аналитическая философия. СПб., 1997.

  171. Уёмов А.И. Системные аспекты философского знания. Одесса, 2000.
  172. Уёмов А.И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978.
  173. Уитроу Дж. Естественная философия времени. М., 1964.
  174. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в линвистике.
  175. Вып.1. М., 1960.

  176. Урманцев Ю. А. Специфика пространственно-временных отношений в живой
  177. природе // Пространство, время, движение. М., 1971.

  178. Урманцев Ю.А. Вопросы адаптологии // VI Международный форум по информатизации. М., 1997.
  179. Урманцев Ю.А. Девять плюс один. Этюд о системной философии. М., 2001.
  180. Устойчивость и неустойчивость целостных структур как предмет системного
  181. исследования. Выпуск I. РАН. Институт системного анализа. М., 1994.

  182. Факторы времени в функциональной организации деятельности живых систем.
  183. Ленинград, 1984.

  184. Фалько А.И. Информация и рефлексия // VI Международный форум по информации МФИ – 97. Материалы конгресса “Общественное развитие и общественная информация”. Секция: Информация – Система – Фундаментальные науки. М., 1997.
  185. Феноменология Э. Гуссерля и неоаристотелизм Ф. Брентано // История современной зарубежной философии: компаративистский подход. СПб., 1997.
  186. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
  187. Фок В.А. Современная теория пространства и времени // Природа. 1953, №12.
  188. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989.
  189. Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990.
  190. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
  191. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
  192. Хюбнер К. Прогресс от мифа, через логос – к науке? // Наука в культуре. М., 1998.
  193. Цофнас А.Ю. Теория систем и теория познания. М., 1999.
  194. Чесноков С.А. Истоки феноменологии. Э. Гуссерля в философских представлениях Ф. Брентано. // Философские науки. 2001, № 1.
  195. Щербатской Ф. И. Теория познания и логика по учению позднейших буддистов. В
  196. 2-х частях. СПб., 1995.

  197. Юм Д. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М., 1966.
  198. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1993.
  199. Alberti L. B. Opore volgari, v.1. Bardu, 1960.
  200. Besso M. Albert Einstein. Corespondence, 1903-1955. Paris, 1972.
  201. Fraser J.T. The Genesis and the Evolution of Time. Brighton, 1982.
  202. Hech W. Die Entwicklung von Brechts Theorie des epischen Theaters, "Theater der Zeit".
  203. Studien. 1958. № 9, № 10.

  204. Heidegger M. Kant und das Problem der Metaphysik. Frankfurt a. M., 1951.
  205. Humberto R. Maturana and Francisco J. Varela. Autopoiesis and Cognition.
  206. D. Reidel Publishing Company. Dordrecht: Holland. Boston: USA. London: England.

    1980.

  207. Husserliana Bd. 11, c. 339 / Цит. по: М. Рубене. Субъективность, аффективность,
  208. время: к феноменологической реформе трансцендентализма // Феноменология в

    современном мире. Рига, 1991.

  209. Levich A.P. A Retrospective Overview of Problems Connectet with Social Time in Soviet
  210. Publications, 1980-90 // Time and Society. An International Interdisciphlinary Journal.

    Vol. 2, 1993, № 2.

  211. McTaggart E. J. The Nature of Existence. V. II. Cambridge, 1927.
  212. Meyerson E. Identity and Reality. N.Y., 1962.
  213. Nimbarka S. J. A PreSankara Vedantin and His Philosophy / New Delhi, Munshiram, 1998 / Цит. по: Соколов Н. Путь кошки, Новые данные о времени жизни Нимбарки // Книжное обозрение. М., 03. 12. 1998.
  214. On the Way of Understanding the Time Phenomen: the Constructions of Time Natural in
  215. Science. Part 2. The "Active" Properties of Time According to N.A. Kozyrev. Syngapore,

    New Jersey, London, Hong Kong: World Scientific, 1996.

  216. The Study of Time. Proceedings of the I-st. Conf. of the Intern. Soc. for the Study of
  217. Time. Oberwolfach. Ed by I. T. Frеser. Berlin, 1972.

  218. Uexküll J. Umwelt und Jnnenwelt der Tiere. – Berlin: Verlag von Springer. 1909.

 

 

Послесловие редактора

 

Проблема времени относится к числу вечных проблем философии. Величайшие философы мира внесли свой вклад в решение этой проблемы, они разработали подходы к определению путей её решения, но никто из них не может претендовать на то, что он решил эту проблему. Правда, советские философы ещё лет десять тому назад, как им казалось, знали такое решение. Оно, как и решения многих других вопросов, было дано классиками марксизма, в частности, – Ф. Энгельсом. С его точки зрения, время, как и пространство, – не что иное, как форма существования материи. Взгляды других философов оценивались в зависимости от того, насколько близко они приближались или, наоборот, удалялись от этого классического определения. Книга, которую вы, только что прочитали, в те годы не могла бы появиться на свет.

Её авторы не пытаются дать единственно правильное решение поставленных вопросов. Они излагают взгляды великих мыслителей прошлого, отмечая положительный вклад каждого из них и прослеживая ту роль, которую играли эти взгляды в дальнейшем развитии проблемы. Эти взгляды излагаются в хронологическом порядке, что обеспечивает монографии необходимый элемент стройности. Однако эта стройность многократно нарушается широким использованием богатейшего конкретного материала, взятого из самых разных областей современного научного знания. Таким образом, создаётся тот “контекст междисциплинарных исследований”, который фигурирует в названии книги.

Можно было бы попытаться сохранить стройность изложения, рассмотрев современный конкретно-научный материал отдельно, в особом разделе, отделив его от остального – теоретического материала. Но такая структура вряд ли была бы выигрышной, так как грозила бы отрывом философских концепций от конкретно-научного материала.

Наиболее оправдано компромиссное решение, которое избрали авторы. Они излагают конкретно-научный материал частями, стараясь соотнести каждую часть со взглядами того или иного мыслителя. Этому предшествует более или менее компактный рассказ о современных проблемах изучения времени, данный в “Предисловии” и во “Введении”. Современное состояние проблемы иллюстрируется цитатами из работ отечественных учёных – П.С. Курдюмова, В.А. Фока и некоторых других. Говорится также о программе исключения времени из картины мира (Е. Мейерсон, отчасти – Д. Фрейзер). Обосновывается использование термина “темпоралистика” (“темпорология”). Рассматриваются те методы, которые могут быть применены к изучению проблемы времени. Особое внимание уделяется системному подходу и, в частности, – Параметрической общей теории систем. В связи с этим даётся представление времени как стационарной системы. Заканчивается “Введение” анализом проблемы времени в гуманитарных науках: истории и лингвистике.

Систематическое изложение взглядов великих мыслителей авторы начинают с Древней Греции, хотя не менее интересно было бы узнать о концепциях времени в древнеиндийской и древнекитайской философии. В центре здесь стоит анализ взглядов Аристотеля, однако, уделено внимание также Платону, Гераклиту, древнегреческим историкам и Плотину. С Аристотелем связывается материал из современной психологии.

Средние века и Ренессанс представлены главным образом двумя мыслителями. Один из них – Августин Аврелий, другой – живший более чем на тысячу лет позже – гуманист Альберти Леон Батиста. Этот материал изобилует различными вставками – изложением идей ряда современных авторов – Ю.А. Урманцева и Д.В. Никулина. Особое внимание уделяется итогам работы международного конгресса исторических наук (1999, Мадрид), на котором было выделено 12 концептов времени. В связи со взглядами Боэция, рассматривавшего время как некоторую вещь, а вещь как систему, вновь говорится о перспективности системного подхода в темпоралистике.

Анализ немецкой классической философии предпринят на основе взглядов Лейбница и Канта. Полностью отсутствует Гегель. Это можно рассматривать как некоторую реакцию против преувеличения роли Гегеля, имеющего место во многих отечественных исследованиях. Быть может, дело здесь объясняется также трудностями включения взглядов Гегеля в “контекст междисциплинарных исследований”.

Далее авторы переходят к обсуждению взглядов мыслителей, которых можно отнести к современности. Ключевой фигурой здесь является немецкий философ Франц Брентано – решительный противник философии Канта. Внимание, уделяемое Брентано, связано, главным образом, с его влиянием на многочисленных, ставших знаменитыми, учеников, развивавших его идеи. Среди них следует отметить Мейнонга, Гуссерля, Твардовского.

Гуссерль развивает выдвинутую Брентано идею интенсиональности сознания – его направленности на некоторый предмет. Вслед за Брентано, Гуссерль в известной мере возвращается к Аристотелю. Но, в отличие от Аристотеля, он подчёркивает роль фантазии в отношении прошлого.

В анализе взглядов Бергсона, основанных на его идее длительности и интуиционизме, вызывает интерес отрицание применимости ко времени и сознанию категории вещи. Это связано с тем, что Бергсон слишком узко понимает вещь, связывая её с местом, занимаемым в пространстве. Авторы справедливо критикуют Бергсона в этом плане, отмечая, что вещью может быть названо всё то, что имеет какие-либо свойства и отношения. Говоря о тех отраслях современного знания, в которых применяются идеи Бергсона, авторы называют современную лингвистику. Из философов, на которых повлиял Бергсон, упоминается Жиль Делез.

Взгляды Вернадского авторы сопоставляют со взглядами М. Хайдеггера, находя здесь “точки пересечения”. Нам представляется это преувеличением. Во всяком случае, нельзя говорить о совпадении взглядов Вернадского и Хайдеггера. Следует отметить, что глава о Вернадском, как никакая другая глава книги, перегружена конкретно-научным материалом, имеющим лишь косвенное отношение к Вернадскому. Здесь и обращение к китайской философии, и анализ реакции на “отсутствующие объекты”, и свойства негеометрического, компьютерного времени (разбирается книга А.М. Анисова) и особенно важный вопрос – о функциональной асимметрии мозга человека. Этому вопросу уделяется большее внимание, чем взглядам Вернадского. Впрочем, сам этот факт не является недостатком книги. Трудно найти мыслителя, взгляды которого были бы более тесно связаны с этими вопросами, чем Вернадский.

Несколько особняком стоит глава, посвящённая изложению взглядов известного русского философа, изгнанного большевиками из России, – Н. О. Лосского. Время по Лосскому – это форма событий. Приводя мнение Лосского о том, что время делимо до бесконечности, авторы пользуются этим как поводом для того, чтобы рассказать о разных видах бесконечности, выделяемых в современный науке. Наряду с делимостью Лосский выделяет и неделимый аспект времени. В самом времени он находит и вневременной аспект. Это есть идеальное бытиё, условие системности. К идеальному относятся все отношения.

Оригинальным русским мыслителем, человеком трагической судьбы является С.А. Аскольдов (Алексеев). Он писал о “преодолении времени” имея в виду его теоретическое преодоление в смысле Парменида, который отказал миру в его временной характеристике. Взглядам Аскольдова авторы соотносят современную временную логику и связанные с ней понятия, такие как понятие состояния. Много говорится о связи времени с движением.

Небольшая главка посвящена представителю русской религиозной философии Н.А. Бердяеву, который рассматривает время в связи с проблемой творчества. Творчество, пишет Бердяев, создаёт новое, в связи с чем необходимо представлять будущее как модус времени. Вместе с тем, творчество предполагает осмысление наследия прошлого. Авторы акцентируют важную мысль о том, что воспоминание имеет творческий характер. Но оно относится к новому, преображённому прошлому.

Следующая глава посвящена “концепции овладения временем” выдвинутой, уже можно говорить, советским философом В.Н. Муравьёвым. Авторы называют его “пока малоизвестным”, поскольку при жизни он публиковался мало, но оставил большой фонд философских рукописей. Муравьёв относился ко времени как к особой значимости, ресурсу. Овладение временем это овладение этим ресурсом. Авторы сопоставляют его концепцию с “теорией темпоральных уровней” Т.Д. Фрейзера. Они обращают внимание также на утверждение Муравьёва о том, что время не является ни субъективным, ни объективным. Тем самым оно является аналогом информации, которая, по мысли Н. Винера, так же не является ни материей, ни сознанием.

Обращаясь к наследию К. Ясперса авторы рассматривают время в связи с проблемами теоретической истории, анализируют такие базисные для него понятия как “осевое время” (время самого резкого поворота в истории, который, по мнению Ясперса, произошёл между 800 и 200 гг. до н.э.) и “ситуация”. В связи с проблемой построения теоретической истории обращается внимание на новые данные математики, изложенным в книге С.П. Капицы, С.П. Курдюмова и Г.Г. Малинецкого “Синергетика и прогнозы будущего”. Рассматривается понятие бифуркации и концепция эмерджентности, а также стационарные системы, в которых замена субстрата имеет место при сохранении структуры. В случае времени таким инвариантом является то, что все моменты времени, несмотря на их текучесть, несут информацию. Авторы говорят о категориях веры и надежды, как не входящих в “строго научный” категориальный аппарат. Однако, по их мнению, эти категории нужны в культуре, хотя у них другие функции, чем у чисто рационалистических категорий.

Особую любовь авторов (об этом можно судить по числу в главах, посвящённых другим мыслителям) вызывает Мартин Хайдеггер. Отмечая трудность понимания его идей, связанную со сложностью используемого им языка, авторы пытаются преодолеть эту трудность. За исходное они берут проводимое Хайдеггером различие времени как “горизонта понятности бытия” и “расхожего понимания времени”, как оно сложилось в традиционной концепции времени, которая сохраняется от Аристотеля до Бергсона и далее (М. Хайдеггер. Бытиё и время., М.: 1997, с. 1718). Эта мысль неоднократно повторяется в книге. “Расхожее” понимание времени интерпретируется авторами, прежде всего, как допонятийный, дологический уровень знания. Ему противопоставляется знание теоретическое. Здесь возникает сомнение в том, правильно ли авторы поняли Хайдеггера. Вряд ли трактовка времени Аристотелем, да и Бергсоном может иметь какую-то связь с допонятийным, дологическим уровнем понимания времени. Далее в книге излагается сущность экзистенциально-аналитического исследования времени Хайдеггером, однако, как отмечают авторы, это всего лишь одна из концепций этого философа, от которой он отказался к 30-м годам XX века.

В главе, посвященной моделированию времени в логике и информатике рассматривается, главным образом, система американского логика Г. Гюнтера. Следует сказать, что изложение кенограмматической логики Гюнтера без привлечения соответствующего формального аппарата, не может быть вполне ясным. Сама же глава оканчивается обзором философских идей, которые могут быть связаны с концепцией Гюнтера. Это – феноменология Гуссерля, некоторые идеи Хайдеггера, постмодернизм. Интересный материал взят из работы архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).

Заканчивается книга пятнадцатой главой: “К вопросу о парадоксальности времени”. Здесь, с опорой на Аристотеля, говорится о том, что начало времени помыслить логически непротиворечивым образом невозможно. Что касается прошлого или будущего, то их “уже” или “ещё” нет. Остаётся лишь настоящее, которое по Аристотелю “едва существует”. Таким образом, время не только не бесконечно, но и стремится к нулю. Это действительно – парадокс. Причина этого парадокса, по мнению авторов, в том, что Аристотель, в отличие от Бергсона, рассматривает время как “вещь среди вещей”. Однако если не считать время вещью, то нельзя говорить о свойствах времени и нельзя устанавливать отношение времени, скажем, к движению. Другой путь решения парадокса – применение ко времени принципа дополнительности Н. Бора. Ещё более радикальна точка зрения В. Депперта, который считает время мифологическим представлением, некритически перенесённым в науку и переработанным там в научное понятие.

Окончательный вывод, сделанный авторами, заключается в том, что “вопрос о том, является ли время фундаментальной характеристикой нашего мира, остаётся до нашего времени открытым”. Что касается общей оценки книги, то она дана в тексте, который непосредственно предшествует заключению. Здесь о книге говорится как о мозаике взглядов, мнений и концепций по проблемам времени, и выражается надежда на то, чтобы хотя бы часть этой мозаики будет использована читателем в дальнейших размышлениях и исследованиях в области темпорологии.

Несомненно, мозаичность является точной характеристикой прочитанной книги. Однако, это не бесспорно отрицательная характеристика. Мозаику не следует смешивать с эклектикой. В первом случае взгляды излагаются без того, чтобы разделять их – как это делается в “историях философии”. Эклектика же возникает при смешении разных взглядов, каждое из которых в той или иной мере принимается. Выше, в начале нашего послесловия, фактически оправдывалась мозаика как средство приведения излагаемого материала в относительный порядок. Во всяком случае, его строго последовательное изложение было бы связано с очень большими трудностями.

Авторы послесловий обычно пользуются этими послесловиями для того, чтобы изложить свои взгляды по поводу изложенного в книгах материала. Не преминем это сделать и мы. Одной из сквозных идей книги, проходящих от первой главы до последней, является идея трёх модусов времени: прошлого, настоящего и будущего. И это не специфика взглядов авторов. Такое деление можно найти в любой работе, посвящённой времени. Оно является основой построения различных временных логик. Во всяком случае, тех, которые нам известны.

Но всегда ли, думая о времени, мы должны думать о прошлом, настоящем или будущем? Есть ли такие проблемы, связанные со временем, когда можно отвлечься от этого деления? Иными словами, можно ли работать в одномодусном времени?

Для ответа на эти вопросы используем формализм ЯТО – IV, о котором говорилось в книге, как о формальном аппарате параметрической общей теории систем. В этом формализме есть три элементарных формулы:

t – определённая, “эта” вещь (свойство, отношение).

a - неопределённая, “какая-то” вещь (свойство, отношение).

A – произвольная, “любая” вещь (свойство, отношение).

Для отдельного человека очень существенен вопрос о том, произошло ли нечто в прошлом, происходит ли в настоящем или произойдёт в будущем. Но для науки, даже для истории, важнее другое – произошло ли нечто в определённый момент времени, или в какой-то, или происходит в любой момент. Это не статика, скорее – динамика, но она не имеет отношения к модусам времени. Здесь все три модуса как бы слились. Говоря об определённом или произвольном моментах, мы имеем в виду время как таковое, т. е. одномодусное время.

Можно построить временную логику, выражающую изложенную идею. Это будет временная ЯТО логика. Для построения правильно построенных формул (ППФ) такой логики используем угловые скобки, которые будут замыкать обозначение моментов времени. Слева от угловой скобки будет находиться символ события. В простейшем случае возьмём три события, которые обозначим так же, как и моменты времени: t, a, A. Вся эта комбинация будет заключена в круглые скобки, справа от которых будет помещён валентный символ. Это или Т – истинность, F – ложность, {T,F} – может быть и T и F (амбивалентность).

Таким образом, получим 9 элементарных формул:

1.1 (t< t >)T 2.1 (t< a >){T,F} 3.1 (t< A >)F

1.2 (a< t >){T,F} 2.2 (a< a >){T,F} 3.2 (a< A >){T,F}

1.3 (A< t >)F 2.3 (A< a >)F 3.3 (A<A>)F

Каждую из приведённых формул можно рассматривать как некоторую аксиому временной логики. Сделаем пояснения к этим аксиомам. Формула 1.1 означает, что определённый момент времени может быть рассмотрен как некоторое событие. Таким образом стирается грань между моментами времени и событиями. Аксиома 1.2 говорит о том, что в определённый момент времени всегда происходит какое-то событие. Но вместе с тем какого-то события и не происходит. Значит, мы имеем здесь случай амбивалентной формулы. Аксиома 1.3 говорит о том, что в данный момент времени не может произойти любое событие.

Вторая группа аксиом относится к некоторому, неизвестно какому, моменту времени. Аксиома 2.1 означает, что в некоторый момент времени произойдёт определённое событие. Но оно может и не произойти. Значит, налицо – амбивалентность. Формула 2.2 выражает ту мысль, что в некоторый момент времени произойдёт некоторое событие. Однако верно и то, что какое-то событие в этот момент времени не произойдёт. Формула амбивалентна. Следующая формула говорит о том, что в некоторый момент времени не может произойти любое событие.

Последние аксиомы говорят о произвольных моментах времени. Аксиомы 3.1 и 3.3 относятся к тому, чего не может быть. Аксиома 3.2 говорит о том, что в произвольный момент времени происходит какое-то событие. И, вместе с тем, какое-то событие не произойдёт. Значит, соответствующая формула является амбивалентной.

Дальнейшее развитие временной логики может быть получено за счёт усложнения выражений для моментов времени, событий или того и другого. Ограничимся усложнением выражений для событий, сохранив прежние выражения моментов времени.

Замкнём обозначение предмета (t, a или A) круглыми скобками, с правой стороны от которых запишем символ свойства, в частности этим свойством может быть а. Получившуюся формулу замкнём квадратными скобками, что будет обозначать “объект, обладающий данным свойством”. Остальные обозначения имеют тот же смысл, что и в вышеприведённых формулах. Запишем 9 других, уже неэлементарных, формул:

2.1.1 ([(t)a] < t >)T 2.2.1 ([(t)a]< a >) {T,F} 2.3.1 ([(t)a]< A >)F

2.1.2 ([(a)a]< t >){T,F} 2.2.2 ([(a)a]< a >){T,F} 2.3.2 ([(a)a]< A >){T,F}

2.1.3 ([(A)a]< t >) {T,F} 2.2.3 ([(A)a]< a >){T,F} 2.3.3 ([(A)a]< A >){T,F}

Поясним полученные формулы. Формула 2.1.1 является следствием аксиомы 1.1. Если в момент времени t имеет место этот же момент времени в качестве события, то имеет место и это же событие с каким-то свойством. Аналогично – следующая формула. Она является следствием аксиомы 1.2. Если в момент времени t происходит какое-то событие, то происходит и событие, обладающее каким-то свойством. Вместе с тем, если в этот момент какого-то события не происходит, то нет и события, обладающего каким-то свойством. Это означает, что 2.1.2 – амбивалентная формула. Амбивалентной формулой является и 2.1.3. Её также можно вывести из аксиомы 1.2. Некоторый объект а означает, что имеется в виду любой объект, обладающий этим а как своим свойством. Формула 1.2 амбивалентна. Амбивалентной должна быть и формула 2.1.3.

Следующая колонка формул относится к неопределённому моменту времени. В такой момент времени определённое событие t может произойти, а может нет (аксиома 2.1) Но это же относится и к определённому событию, обладающим некоторым свойством. (формула 2.2.1). Аналогично, из аксиомы 2.2 можно вывести формулу 2.2.2. Формула 2.2.3 означает, что в некоторый момент времени может произойти любое событие, обладающее свойством а. Но оно может и не произойти, т. е. формула 2.2.3 амбивалентна.

Последняя колонка относится к произвольному моменту времени. Формула 2.3.1 означает невозможность того, чтобы в произвольный момент времени существовало определённое событие с некоторым свойством. Формула 2.3.2 говорит о том, что в произвольный момент времени существует некоторое событие с некоторым свойством, а также какого-то события с некоторым свойством нет. Последняя формула 2.3.3 означает, что в произвольный момент времени существует произвольное событие, удовлетворяющее свойству а, и его может не существовать.

Мы рассмотрели только один, простейший, способ усложнения выражений для событий. Существует бесчисленное количество таких усложнений. Их столько, сколько формул ЯТО – IV. И с каждым из них может быть связан соответствующий раздел временной логики.

Создание дедуктивного аппарата временной логики, предполагающего разработку соответствующей аксиоматики и правил вывода, дало бы возможность доказывать формулы временной логики в виде некоторых теорем. Возможность таких доказательств на содержательном уровне была показана выше.

Формулы временной логики, в том числе и некоторые из приведённых выше, могут пересматриваться в плане той или иной философской концепции. Так, например, могут быть модифицированы формулы 3.1 и 2.3.1, если будут найдены такие события, которые имеют место вечно, то есть во все моменты времени. Тогда соответствующие формулы 3.1 и 2.3.1 следует считать амбивалентными.

Вариации формул возможны и применительно к тем или иным конкретным областям науки и практической деятельности.

Таковы некоторые наметки к построению одномодусной временной логики на основе ЯТО –IV. Они свидетельствуют о богатстве проблематики времени, которую невозможно исчерпать в одной монографии.

Профессор, доктор философских наук

Авенир Иванович Уёмов

 

 

 

Указатель имен

 

Августин Аврелий 67, 68, 69,70, 71, 83, 158, 194, 214, 229, 232

Авени Э. 74

Аксенов Г.П. 21, 178

Алексеев Г.П. 131, 165, 166, 167, 168, 169, 170, 171

Альберти Л.Б. 68, 78, 79, 80, 81, 82, 83

Анаксимен 228

Анисов А.М. 138

Арзаканян Ц.Г. 224

Аристотель 28, 33, 34, 39, 43, 44, 45,46,47,48,50,52,53,55,63, 82, 86, 106, 107, 109, 110, 111, 112, 198, 226, 229, 230, 232, 234, 248, 249, 252, 254, 255, 257

Архимед 228, 229, 255

Аскольдов (Алексеев) С.А.

Барроу И. 73

Белл У. 224

Бергсон А. 5, 31, 71, 73, 104, 105, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123, 124, 125, 126, 127, 128, 158, 178, 193, 215, 251

Бердяев Н.И. 5, 149, 173, 174, 175

Берталанфи Л. фон 153

Бессо М. 118, 129, 219

Боэций 77, 78, 158

Брагина Н.Н.

Брентано Ф. 5, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 168, 169, 185, 186

Брехт Б. 53, 54, 55

Варела Ф. 114

Василевский В.Г. 42

Веккер Л.М. 120

Вернадский В.И. 130, 131, 132, 133, 134, 136, 138, 178

Вико Дж. 75

Винер Н. 180

Винтер Ш. 133

Войно-Ясенецкий В.Ф. (арх. Лука) 244, 245, 246

Гайденко П.П. 194, 221, 222

Гассенди П. 132

Гастев А.К. 177, 178

Гегель Г.В.Ф. 194

Гераклит 24, 27, 28, 39, 43. 227, 228, 229. 252

Гоббс Т. 91, 158, 257

Гонарий Августодунский

Грюнбаум А. 219

Гуссерль Э. 97, 106, 107, 109, 110, 111, 113, 114, 123, 213, 235, 236, 237, 238, 239, 244

Гюнтер Г. 10, 59, 81, 180, 225, 226, 227, 228, 229, 230, 231, 232, 233, 234, 235, 236, 241, 242

Дезарг Ж. 162

Декарт 171, 222

Делез Ж. 61, 126. 127

Депперт В. 255, 256

Доброхотова Т.А.

Дьюи Дж. 178, 184, 213, 240

Зельдович Я.Б. 257, 258

Зенон Элейский 232, 249

Зенон из Китиона 63

Ивин А.А. 225

Иикскюль Я.Д. 19, 20

Иконникова Н.И. 66, 67

Илиев С. 74

Илиева Л. 74

Исидор Севильский

Каннт Фобий Пиктор 41

Кант И. 5, 20, 70, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 165, 213, 221, 222, 236

Капица С.П. 197

Каплан М.А. 28. 29

Караваев Э.Ф. 224

Карсавин Л.П. 42

Кассирер Э. 145

Катон Старший 41

Качанов Ю.Л. 116

Клиффорд Дж. 224

Козлов А.А. 171. 172

Колмогоров А.Н. 163

Коплстон Ф.И. 69

Кудрявцев О.Ф. 79

Кузанский Н. 87

Курдюмов П.С. 13, 14, 167, 197

Левич А.П. 8, 261

Лейбниц Г.В. 5, 46, 86, 87, 88, 91,159, 160, 192, 229, 232

Леруа Э. 130, 178

Локк Дж. 132

Лосский Н.О. 149, 150, 151, 153, 154, 155, 156, 157, 158, 159, 160, 163

Лукреций 77

Мак-Таггарт Дж.Э. 250, 253

Маккалоу К. 220

Малинецкий Г.Г. 197

Мамардашвили М.К. 175

Мамчур Е.Н. 183, 185

Маргелашвили Г.Т.

Маркс К. 214, 238

Матурана У. 114

Мейерсон Е. 17, 200, 201, 202

Мещеряков А.И. 148

Минковский Г.

Михайлов Ф.Т. 140, 142, 146, 148

Молчанов Ю.Б. 87

Муравьев В.Н. 6, 177, 178, 179, 180, 181, 182, 183, 184, 185, 186

Нанси Ж.-Л. 136

Нельсон Т. 23

Никулин Д.В. 72, 73

Нимбарка 96

Ницше Ф. 145, 213

Ньютон И. 73, 91, 94, 95, 228, 229, 256

Овчинников Н.Ф. 183, 185

Огурцов А.П. 183, 185

Ортега-и-Гассет Х.

Палади М. 132

Парменид 62, 166, 174, 229, 249, 250, 254

Пастернак Б. 51

Патрици Ф. 132

Петровский А.А 53

Пиррон 63

Пифагор 122

Платон 40, 45, 46, 47, 62, 122, 127, 165, 231, 234

Плотин 5, 63, 64, 65, 67

Полибий 42

Понселе Ж. 162

Понтрягин Л.С. 163

Потаенко Н.А.125

Прайор А.Н. 224

Пригожин И.Р. 17, 38, 185, 200, 209

Пристли Дж. 112

Пруст М. 175, 213

Пуанкаре А. 197

Рабинович В.Л. 71

Рассел Б. 70

Решер Н. 224

Рибо Т. 245

Рикёр П. 11, 12

Рорти Р. 18, 59, 81

Роуз С. 34

Сартр Ж.П. 58, 70

Софокл 56, 58

Спенсер Г. 127

Спиноза Б. 43, 44

Степин В.С. 78

Суворов В.В. 82

Тейяр де Шарден П. 130

Уёмов А.И. 24, 235

Уилер Дж.А. 255

Уитроу Дж. 228

Унверт А. 224

Уорф Б. 219

Урманцев Ю.А. 70

Фалес 228

Фалько В.И. 9, 10, 11

Федоров Н.Ф. 183

Фогель У. 206, 209

Фок В.А. 14, 15

Франклин Б. 178

Фрейзер Д.Т. 7, 8, 19, 20, 21, 22, 38, 47, 167, 179

Фромм Э. 251

Фукидид 42

Хайдеггер М. 30, 31, 37, 51, 56, 58, 62, 63, 70, 79, 96, 99, 125, 133, 134, 137, 185, 187, 188, 189, 190, 196, 203, 204, 210, 212, 213, 214, 216, 217, 218, 219, 220, 221, 222, 236, 237, 238, 239, 240, 247

Хюбнер К. 257

Цофнас А.Ю. 25

Шекспир В. 144, 234

Шлейермахер Ф. 165

Шпенглер О. 75

Эйнштейн А. 14, 117, 118, 128, 129, 143, 145, 219, 228, 256

Эпиктет 60, 61

Юм Д. 91

Ясперс К. 6, 187, 188, 189, 190, 191, 192, 193, 195, 196, 205, 242, 243

 

 

 

 

 

 

Предметный указатель*

 

А

Адаптация 38,104

Альтернатива

- нереализованная во времени 42

Анналистика 41

Антиномия 232

Антропный принцип 259

Асимметрия

-программная между прошлым и будущим 140

-функциональная мозга человека 140-145

-- и модусы времени 148

-- и познание 142-145

Атемпоральность 21

Атрибуты 88

-времени 46

Аутопоэз 12,114,115,125

___________________

*Предметный указатель составлен С.В. Лепилиным.

Б

Бесконечность

-афинная 153

-виды б. 151, 152

-иллюзорная 64

-как неограниченная продуктивная потенция 64

-материальное измерение б. 64

-нематериальное измерение б. 64

-реальная, 64

Биоритмы 7

Биотемпоральность 21

Бифуркация 198

Бог 40

-и система мира 163

Будущее 24, 47, 48, 49, 50, 88, 104, 220, 229, 241, 249, 254, 255, 257

-ближайшее 32

-и время 248

-и желание 13, 109

-и информация 180

-и настоящее 13, 167

-и озабоченность 220

-и процесс 180

-и свобода 176

-и творчество 175

-как абстракция 51

-как воля 185

-как детерминация настоящего 70

-как модель 50, 51

-как несуществующий объект 105

-как потенциальность для открытой альтернативы 230

-как представление 13

-как синтез и понятие 221, 222

-как устремление 220

-как характеристика вещей

-как часть времени 248

-расположено в поле трансценденции 60

Бытие 43, 81, 230, 249

-актуальное 19, 32, 46

-времени 9

-вневременное 159, 166, 167

-во времени 46

-как временное 46

-как измеряемое временем 46

-как часть времени 46

-единичных предметов 45, 46

-"затаенное" 133

-и бывание 156

-и время 29, 236

-и разделенность 6, 19

-и желание 241

-и материя 10

-и мысль 180

-и не-бытие 32, 137, 230

-идеальное 9, 160

-как условие единства, связности, системности,

познаваемости и осмысленности мира 156

-понимающего бытие присутствия 30

-реальное 160

-потенциальное 46

-пространственное 10

В

Валидность 124

Вечность 77, 80

-и временность 222

-как безмерно протяженная

-длительность 73

-как бесконечная длительность 158

-как вечное настоящее 158

-как полная свобода от временных определений 158

Вещь 25, 26, 44, 47, 64, 78, 79, 80, 81, 82, 84, 91, 121

-вневременная 213

-динамизм в. 28, 43

-"затаенная" 203

-единичная 46

-и время 203, 252, 253

-и пространство 203

-и смысл вещей 121

-и сознание 121

-и субстанция 121

-идеальная 99

-имеющая временной характер 213, 253

-как система 78, 153

-как форма, отягощенная материей 251

-конечная 44

-надвременная 213

-отдельная 44

-телесная 99

Взаимодействие

-пространственно-временного

-континуума 19

-с материей 101, 236

-с сознанием 101

Взаиморефлексия 11

Внутренний "направляющий" аппарат 20

Возможность 55

Воображение 48, 68, 222

-трансцендентальное 221

Восприятие 49, 98

-малое 88

-внутреннее 98

-времени 40, 103

-и страх 247

-индивидуальное 80

-механизм 103

-интегральное слова 104

-отсутствующего 101, 169

-паузы 100

-следующих друг за другом событий 104

Временность 30

Времена, 68, 94

Временной континуум и сознание 243, 244

Время 7, 40, 45, 46, 48, 53, 56, 59, 72, 79, 80, 81, 86, 210, 227, 248, 249

-абсолютное 46, 95

-авторское 54

-альтернативное 180

-анналистов 41, 75

-астрономическое 21, 201

-"атом в." 77

-безграничное 132

-биологическое 21, 67

-в восприятии ребенка 108

-в искусстве 52

-в истории 29, 41, 67

-в культуре 17, 124, 125

-в механике 127

-векторное 76, 77

-вероятностное 180

-вещное 221

-виртуальное 17

-внешнее 80, 123, 182, 210, 237

-"математическое" 124

-"внутреннее" 80, 82, 89, 123, 182, 237

-эмоционально окрашенное 124, 210

-генезис и эволюция в. 8

-геологическое 202

-"глобальное" или длительное 208, 211

-и "новое видение" истории 208

-"глубинное" 76

-"датируемое" 76

-делимое до бесконечности 151

-дилатированное 53, 180

-длящееся 128, 154

-единичного движения 72

-единицы в. 73

-единственное 46

-"живое" 128

-и бесконечность 151

-и быстротечность 12

-и бытие 227, 249

-и вакуум 189, 246, 257

-и вечность 175

-и вещь 77, 121, 123, 128, 228, 253, 254

-и возраст 189

-и вопрос о бытии сущего 213

-и временная логика 223

-и всеобъемлемость 12

-и движение 45, 46, 132, 170,

-и душа 47, 62

-и желание 114

-и жизнь 7

-и идеальное 10, 38

-и информация 92, 127, 180, 210

-и Логос 228

-и материя 10

-и модальность 224

-и мысль 7, 43

-и нарушения внимания, воображения, памяти и поведения 49

-и небытие 230, 249

-и необратимость 128, 129

-и переживание счастья 220

-и познавательные способности 107

-и порядок 67

-и пространство 120, 132, 170, 228, 229, 239

--чистое 155

-и процесс 7

-и Разум 229, 259

-и синергетика 13, 17, 38

-и система 67, 155

-и слои бытия 179

-и событие 63

-и современная культура 8

-и сознание 12, 94, 95, 96, 99, 121, 124, 236

-и сфера Бытия 207

-и сфера Мышления 207

-и сфера рационального 9, 72

-и творчество 11

-и теперь 134

-и число 73

-и числовой ряд 210

-и экспериментальная эмбриология 8

-и язык 11,12, 35

-иллюзорное 24, 33, 64

-инверсия в. 54

-информационная емкость в. 210

-исключение в. 232, 235

-историческое 21, 42, 73, 75, 78, 82, 221

-источник в. 114

-как бытие 170

как величина 73

-как вещь или система 39-41, 46, 78, 79, 84, 124, 228, 251

-как горизонт понятийности бытия 30

-как граница между бытием и небытием 32

-как длительность 251

-как единство прошлого, настоящего и будущего 254

-как закон деятельности ума 91

-как изменение 169

-как “индекс”, разграничивающий предметные области 213

как категория 63

-как колесо 76

-как количественная характеристика 46

-течения процессов 119

-как конструируемое 72,73

-как континуум 250

-как координирующая мысль сила 132

-как коррелят структурной и функциональной организации мира 20

-как коррелят помнящей, созерцающей и ожидающей души 68

-как мера движения 46, 79, 132

-как мгновение 126, 128, -138

как мифологическое представление 255, 256

-как множество моментов 17

-как множество событий 242

-как модус современности 189

-как не универсальная характеристика физического мира 132

-как недесигнативная реальность 226

-как неограниченная продуктивная потенция 64

-как объект 40

-как одно из основных проявлений вещества 131

-как одновременность событий 63

-как отдельное бытие 231

-как относительная дробность бытия 170

-как относительно самостоятельная сущность 236

-как отпадение от вечности

-как отражение 29, 31, 32

--бытия 51

--в виде воображения 32

--в виде памяти 32

--внешних событий 29, 32

--внутри субъекта 32

-как парадокс 174

-как переживание последовательности психических состояний 239

-как подвижный образ вечности 234

-как подобие бытия 30

-как познавательная вспомогательность 67

-как понятие 131

-как "пора" 216

-как последовательность 12, 50

--событий 63

--точек (в исламе) 75

--тел 87

-как поток 202, 251

-как предмет отражения 31

-как прерогатива Бога 79

-как присутствие отсутствующего 135, 136

-как продукт объективации субъекта 174

-как процесс 62, 72,251

-как псевдо-объект 232

-как реальное выражение последовательности вещей 91

-как реальное условие существования вещей 91

-как река 44

-как ресурс 178, 261

--неограниченный 210

-как рефлексивное множество 250

-как своевременность 220

-как свойство 9, 18, 22

-как сейчас 12, 14, 24

-как символ торопливости, озабоченности 189

-как синтетический объект 33, 129

-как система 67

--отношений между событиями 159

--ресурсная 30, 70

-как след течения мгновения 73

-как собственность человека 79, 82

-как совокупность точек зрения каждой монады на самое себя 88

-как совокупность неповторимых моментов 201

-как смена "бестелесных" эффектов 59

-как способ деятельности сознания по конструированию предмета 92

-как способ организации созерцания предмета в сознании 93

-как средство отражения 31

-как стационарная система 27, 30, 211

-как течение 46, 73, 119, 129, 257

--обратное 244, 247

--содержания в. 154

--процессов или событий 154

-как темпоральное единство 221

-как тотальная изменчивость 203

-как условие всех явлений 94

-как условие предметов и событий 252

-как условие сохранения прошлого 41

-как условие хранения информации 30, 50, 180

-как фактор в функциональной организации деятельности живых систем 8

-как фактор измерения 12, 13

--ментальных процессов 114, 115

-как феномен 45, 59

-как форма внутреннего чувства 94

-как форма, порядок всех событий 151, 153, 159

--пассивная 155

-как функциональная система 18

-как характеристика сознания 92

-как Хронос 35, 219

-как ценность 83, 178, 183

-как число движения 234, 252

-как элемент структуры ментальности 114

-как экзистенция 222

-как эмпирическое обобщение 134

-"квантованное" 223

-конкретное 128

-концепт в.75

-каталогизация 75

-космическое 11, 12

-культуры 148

-летописное 41

-линейное 71, 75

--ньютоновское 75

--христианское 75, 77

--прогресса 75

--регресса 75

-личностное, личное 79, 80, 81, 82, 84

-"манипуляции" в. 56

-микромира 21

-"мировое" 62

-"множественность" в. 67

-модель в. 83, 84

-момент в. 72, 73, 128, 151

-начало в. 250

находящееся в мире 156

-необратимость в. 71

-как смена "телесных" эффектов 59

-общее 256

-объективное 81, 227

-овладение в. 177, 179, 182

-"осевое" 84, 191, 209

-"ось в." 210

-"переоткрытие" в. 17

-пласты в. 57

-"подлинное" и "неподлинное" 189

-порядок и хаос 7

-последующее 41

-потерянное 79

-предшествующее 41

-преходящее 76

-природное 81, 82

-"преодоление" в. 166, 167, 179

-пространственное 120, 121

-процесса 40

-психическое 49, 155, 207

-психологическое 21, 67, 82, 123, 260

-публичное 79, 210

-"пульверизованное" 126

-"пульсирующее" 75

-пустое 155

-"растянутое" 53

-реальное 24, 33, 64, 95, 258

-ресурсное 27, 114, 127

-само по себе 95

-свойства в. 17

--новые 225

--объективные 14

-собственное физическое системы 257

-социальное 21, 67, 182, 261

-спиральное 75

-статистическое 17, 180

-структура в. 67, 211

-субстрат в. 211

-субъективное 82, 91

-сценического действия 53

-сюжетное 57

-потеря последовательности 50

-упорядоченность в. 67

-утраченное 76, 175

-физическое 16, 49, 80, 81, 124, 153, 170, 221

--как движение, измеренное движением 170

-"хроник", хрониста 75, 77

-целое 72

-циклическое 71, 75, 76, 83, 209

-части в. 93

-"человеческое" 11, 12, 16, 21, 79

-эволюции 127

-экзистенциальное 67

-экономии в. 30, 238

Времяведение 74

Г

Гармония 88, 89

-как связь будущего с прошедшим и настоящего с отсутствующим 88

-предустановленная 89

Генезис 8

-модусов времени 49

Генуинно 30

Гипертекст 24

Д

Действие

-сценическое 53

Движение 46, 48, 68, 73

-во времени 14

--попятное 14

-как форма времени в чужеродной среде пространства 170

Денотат 35, 48

Дескриптор 26

Детерминация

-настоящего прошедшим 70

-будущего настоящим 70

Деятельность познавательная 49

Диахрония 22

Длительность 73

-как метрическое свойство времени 162

-ощущения 113

-события 69

Драма

-"аристотелевская" 54, 55

-временная перспектива 53

-"эпическая" Б. Брехта 55

Дух 63, 65

Душа 48, 62, 63, 65, 66, 69, 79, 80

-помнящая 68

-созерцающая 68

-ожидающая 68

Е

Единое 64

-как самопродуцирующая активность 64

Единство времени тройственное 221

Ж

Животное 34, 105

Жизнь

-как временная протяженность 80

Желание и бытие 241

З

Зависимости функциональные 44

Загадка вчера – сегодня – завтра 134, 138

-и традиционная наука 134

Закон исключённого третьего 232, 252

-и утверждения, касающиеся событий будущего 230

Закон непротиворечия и время 252

Закономерности

-общесистемные 26

-течения во времени 40

-процессов объективного мира 41

-процессов сознания 41

Знание

-гуманитарное 16

-естественнонаучное 16

-источник з. 47

-о времени

--в науке 125

--и "овладение вещами" 180

--на уровне здравого смысла 125

И

Игра как функциональная система 29

Идеальное 36, 38, 48

-как вневременное 151

Идея 44, 80

-"атомизации" времени 77

-вещи 44

-временной организации процессов внутреннего мира человека 174

-как нечто вневременное 150

-мифогенная времени 256

-"реальности" отношений 28

-реляционного синтеза 28

Иерархия

-иерархия исторических слоев 209

-пространственно-временных форм 78

-уровней организации 19

Изменение истинностных значений некоторых предложений с течением времени 224

Измерение 46

-времени 72, 73

-линии 73

-процедура и. 46

-отношений 13

-функций 13

Импликаторы 124, 125

Инвариантность 62, 201

Инверсия времени 48, 56, 58

Интеллект 38

Интенциональность 98, 106, 107

Интервал пространства-времени 22

Интуиция 69, 91

Информационная емкость 18

Информация 9, 10, 18, 52, 53, 57, 58, 69, 88, 127, 139, 201, 209, 210

-и время 9, 127, 201, 261

-и материя 9

-и пространство 9

-и психическая реальность 9

-и разнообразие 201

-как особый тип реальности 9

-качество и. 209

-кодирование и. 210

-настоящая 88

-прошлая 88

Исследование

-аналитическое 56

-времени 8, 17, 22, 96

-в науке 17

-гносеологическое 96

-историческое 71

-культурологическое 71

-междисциплинарное 40

Историография 84, 85

История 23, 41

-античная 43

-вселенной 88

-и событие 23, 24

-и темпорологическая проблематика 23

-как воссоздание прошлого 41

-как гипертекст 23, 24

-как "игра" 29

-как круговорот 42

-как наука 23, 41, 43

-как процесс 28

-как рациональная реконструкция прошлого 41

-культур 11

-методологии частных наук 36

-современной науки 17

-теоретическая 23, 24

-философии 36

-человеческого общества 11

К

Каталогизация концептов времени 75

Категория 9

-античной онтологии 62

-времени 18, 36, 37, 43, 53, 57, 62, 63, 73, 78, 96, 116, 235

--и движение 252

--и другие категории бытия 45, 120

--и структура внутреннего мира личности 175

--как аналитический инструмент историографии 85

-временные 105

-как атемпоральная сущность 62

-как инструмент 29

-как процессуальный параметр 190

-места 46

-новые 9

-определенности и неопределенности 105

-основная человеческого

-разума 17, 200

-и время 200

-отношения 22, 44

-пространства 78, 120

-соотнесенного 44

-традиционные 9, 62, 63

Классификация 39, 61

-и время 39

-наук

--классическая 229, 231, 233, 248

--клиометрическая 209

--компьютерная 16

--по предмету и методу исследования 15

--традиционная 15

-объектов бытия 81

-представлений Эпиктета 60

-принципов соотнесенности понятий "существование" и "представимость" 61

-психических феноменов 98

-систем 199

Кенограмма 231

Кенограмматическая структура 231

Кенограмматический ряд 231

Клиометристика 22, 208

"Когда" 45, 46

Когнитивное поле

-имманентности 59, 129

-трансценденции 59, 129

Коннекционизм 115, 116, 125

Концепт 26

-времени 41, 75, 76, 77

--исторического 73

Концепция

-восприятия 102

-времени 182, 183, 185, 244

--в исторических трудах 84

--системная 182

--традиционная 31, 37, 39, 214

-овладения временем 177

-пространства-времени физическая 256

-темпоральных уровней 19, 20

-эмерджентности 198

Критерий идентификации мифических представлений 256

Л

Личность 71

Логика 16, 45, 129, 229, 230, 232, 252

-временная 9, 35, 168, 180, 223-225, 235, 260

-двойных ценностей 230

-и временной параметр 225

-и время 230, 252

-и онтология безвременья 232

-кенограмматическая 225, 233

-классическая 231

-и бытия 233

-как биполярная структура 231

-когерентная 225

-математическая 16

-многозначная 233

-неклассическая 251

-событийный аспект 237

-сужденческий аспект 238

-третье значение 233

-формальная 235

Локус онтологический 10, 81, 232

-бытия 232

-времени 231, 242

-мышления 232

-продуцирования образов 234

М

Материя 81, 86

-времени 252

-структурные уровни организации 19, 21

-формы движения 15

Мгновение 12, 126

-как сейчас 12

-как человеческое время 12

-настоящего 40

Междисциплинарные исследования 22

-времени 7, 33, 135, 186

Мезоформа 21

Ментальность 71, 72

Метамомент 139, 140

-будущего 140

-прошлого 140

Метафизическое как ни пространственное, ни временное 80

Методология

-и постижение времени 129, 131

-системная 39

Метод

-аналогии между пространством и временем

-генетический 150, 202

-изучения времени 38

-исторический 27

-математический 17

-системный 16, 33, 39, 43, 78

-элементы 46

-частных наук 36

Метрика 73

Минута 77, 80

-"длинная" 89

-индивидуальная 80

-"короткая" 89

-"личная", "личностная" 89

Мир

-"активный" 20

-античный 72

-абстрактных сущностей 23

-бестелесных эффектов 35

-внешний 35, 37, 90

-внутренний 24, 35, 90

-временная организация 90

-заново воссозданный историком 204

-"знаковый" 20

-и время 156

-интеллигибельный 231

-как упорядоченное целое 252

-как органическое единство субстанций 160

-как система 256

-самоорганизующаяся 20

-как эволюционная схема 20

-летописца 23

-окружающий 20

-теоретический 23

-историка 23, 204

-человекоразмерный 23

-христианский 72

Мировоззрение 71, 72

-системное 41

-и время 40

Моделирование

-времени 224

--компьютерное 138

-математическое 38

-мыслительных процессов 38

Модель

-будущего 33, 141, 218

--и вера 236

--и воля 186

--и мозг 141

-времени 59, 229, 255

--"альтернативного" 258

--в логике 223

--в кибернетике 223

--геометрическая 16, 36, 48, 127

--и сознание 128

--и топология 258

--как клубка ниток 119, 128

--как кристаллизованной серии моментов 128

--как ожерелья 119, 128

--как отражения "физического" времени 16

--как отражения "человеческого времени" 16

--компьютерная 16, 138

--математическая 206

--негеометрическая 138, 170

--осевого 84, 209

--физическая 255, 256

--циклического 83-84, 209

-длительности 73

-знания 36

-пространственных и временных отношений в самоорганизующихся структурах 119

-стационарной системы 28

-и культура Древней Греции 28

-теоретической истории

--основанная на знании событий 24

--основанная на знании нтепретации событий 24

-физической реальности 228

--и время 228

Модус

-будущего 33,48, 51, 61,70,129

-времени 48, 49, 50, 51, 60, 70, 71, 116, 137, 220

--в генетической модели 50

--в геометрической модели 50

-и способности ума 33, 110

-и ничто 137

-как бытующее вне себя 221

-как объект философского поля 138

-как экстатичная темпоральность 221

-настоящего 70, 129, 137

-прошлого 51, 61, 70, 129

-личности 47

-мышления 44

-желания 44

Момент

-будущего 250

-времени 18, 138, 202

--и длительность м. 151, 154

--и информация 202

--и их информационная емкость 201, 202

--и течение в. 154

--как граница между двумя частями в. 154

--как неделимый аспект в. 154

--неповторимость м. 201

-настоящего 48

-прошлого 250

Монада 87

Мышление 65, 68

-временной характер м. 221

-как движение моих знаний

-во времени 134

-посредством бинарных оппозиций 226

-пространственные характеристики м. 19

-системное 18, 66, 190

Н

Настоящее 24, 32, 35, 40, 48, 49, 50, 51, 53, 60, 65, 68, 88, 100, 104,

139, 221, 229 241, 249, 257

-будущего 68

-и акт припоминания прошлого 157

-как расположенное в поле имманентности 60

-как ресурс будущего 70

-как человеческое время 13

-как чреватое будущим и обремененное прошедшим 88

-настоящего 68

-новое 139

-плотное 126

-предшествующее 40

-прошедшего 68

-"эластичное" 126

Наука

-гуманитарная 22

-естественная 23

-историческая 23

-метод 15

-постнеклассическая 185

-предмет 15

Необратимость 83

-как система или вещь 84

-как специфическая зависимость между событиями 83

Неопределенность 27, 51, 52

-временной аспект 51

"Неприсутствиеразмерность" 62

Ноосфера 130

О

Образ

-как вещь 11

Обратимость 22

Объект 68

-виртуальный 23

-вневременной 257

-иллюзорный 33

-квантовомеханический 255

-описываемый временными

-терминами 229

-орто-объект 229

-псевдо-объект 229, 232

-расположенный в поле 60

-имманентности 60

-трансценденции 60

-реальный 33

-физический 18

Объективное

-и субъективное 225

Овладение временем 179, 182

Одновременность 22, 104, 128

-событий 63, 104

Ожидание 69, 70

Окружающая среда 20, 50

Онтология 62

-событий 135

-субстанций 135

Оппозиция

-знание-мнение 106

-материального-идеального 48

Опыт 48, 60, 65, 68, 70

-как средство познания

--внешнего мира 66

--самих себя 66

Организация

-времени 49

-временная жизнедеятельности человека 38

-внутреннего мира личности, микрокосма 86

-мыслительной деятельности 38

-музыкального произведения 101

-познавательной деятельности 49

-событий временная 237

-её отражение в сознании 237

"Ось ориентации" 257

Осознание времени культурное 12

Открытие

-запоздалое 90

-опережающее 90

-"своевременное" 90

Относительность одновременности 14

Отношение 27, 28, 94

-будущего к прошлому

-логическое 48

--двузначное 230

--меновое 230

-времени 181

--и вещей 251

--и гносеология 189

--и нарушение исходной симметрии 190

--и пространства 171

--как вневременное условие времени 155

--как допространственное 189, 203

--и разум 221, 222

-дополнительности описаний временной реальности 259

-как категория 15

-как область идеального 162

-материальных тел и процессов 46

-между вещами и бытием 251

-между гуманитарным и естественнонаучным знанием 205

-между монадами 88

-между объектами и средой 15

-между объективным и субъективным миром 64

-между отношениями 29

-между присутствием человека в мире и пониманием сути его бытия 30

-между событиями 163

--и их отражениями 48

-между формой и содержанием 235

-между элементами 45

-одновременности 151, 155

-причинное 44, 115

-пространственно-временное в социологии 116

-"раньше-позже" 60, 83, 151, 155

-рефлективное 26

-удовлетворяющее определенному свойству 25

-функциональное 44

Отражение 29, 32, 48, 64

-будущего 51

--и воображение 32, 108

-времени 48

-в языках 108

--двойное 31

-настоящего 51

--и опыт 109

-прошлого 51

--и память 109

-модусов времени 48, 49, 65

-одного человека в другом 88

Ощущение

-длительности 113

П

Память 34, 47, 48, 61, 65, 68, 69, 70

-как идеальный феномен 48

-как прошлый опыт 105

-как способность ума 61

Парадигма

-классическая 19

-нелинейности 118

-системного мышления 19

Парадокс времени 24, 175, 248-251, 254

Параметр

-времени 255

-системный 26

Переживание времени 81

-и сознание 81, 185

Переход во времени потенциального бытия в актуальное 46

Подход

-описательный к истории 41

-релятивистский 28

-системный 18, 24, 33, 43, 48

--и анализ категории "вера" 208

-элементаристский 28, 33

Познание

-будущего 66

-временных отношений 236

--и господство над вещами 178

-самих себя 66

-событий внешнего мира 66

Поле

-имманентности 129

-научных объектов 135, 137

-трансценденции 129

-философских объектов 135, 137

Понимание 37

-времени 248

--расхожее 214

-сути человеческого бытия 37

Понятие

-"атомы времени" 77

-времени 8, 11, 31

-в языке 260

--логико-гносеологическое 256

--онтологическое 256

--физическое 170

--философское 170

-и категории "вера" и "надежда" 205, 206

-имеющее экзистенциально-онтологический смысл 63

-"локального между" прошлым и будущим 60

-научное 134

-"неприсутствиеразмерность" 63

-овремененное 224

-соотносительное 229

-"теперь" 60

Порядок 22, 66, 67

-как идеальное 151

Последовательность временная 95

Постижение

-сущности времени 107

-герменевтическое 11

Предложения "овременённые" 168

Представления о времени 98, 134

-допонятийные 215, 216

-и категория причинности 219

-и символические формы 11

-мифические 256

-народов 74

-научные 134

-расхожие 37, 134

-системные 28, 36, 40

-средневековые 74

-физико-математические 184

-о модусах времени 33

-и страх 217

-и уровень развития культуры 219

-о настоящем 60

-как об отсутствующем объекте 104

Принцип

-генетический 203

-"двойных" ценностей 226

-дополнительности 254

-единства высший 64

-логический "третьего не дано" 228

-организации событий 43

-темпоральности 62

Природа 38

-времени 15, 45, 69

Присутствие

-человека в мире 37

Причина 244

-времени 47

-целевая 160

--и координированность прошлого и будущего 160

Причинность

-и временной порядок 159, 160

-и субстанция, владеющая событиями 159

Проблема

-бытия 212

-времени 8, 11, 45, 68, 74, 99, 114, 130, 134, 175, 208, 213, 229, 230

--и логика двойных ценностей 230

--и научная организация труда 178

--и творчество 175

--и физика 118

--и философия 117, 120, 131

--как основная проблема человеческого существования 173

-природы временной реальности 246

-и реакция человека на время 246

-реального пространства-времени 131

-связи прошлого, настоящего и будущего с познавательными

способностями человека 221

-соотношения свойств частей и целого 34

-становления 219

-существования вещей во времени 253

-экспликация временных понятий 224

-эмерджентной эволюции 225

Происхождение

-понятия времени 113, 172

Пространство 8, 22, 73, 78, 81, 86, 246, 255

-дисимметрия п. 8

-единое 256

-и предмет 255

-и человек 203

-как внешняя отраженность чувственной материи в сознании 170

-как порядок размещения тел 86

-как совокупность точек зрения всех монад на бога 88

-особые свойства 8

-"открытость" п. 238

--и время 239

Пространство-время 134

Пространственно-временной континуум 101, 247

-и сознание 101

-и потенциальное существование 190

Прототемпоральность 21

Процесс 73

-временная протяженность п. 73

-временной 160

--характеристика течения 209

-идеального воспроизведения

-реальных процессов 33

-исторический 42

-как последовательная совокупность событий 150

-мыслительный 65

-познания 60

-самообновления 44

Прошлое 24, 32, 41, 48, 50, 54, 60, 65, 68, 88, 100, 221, 229, 241, 244, 249, 257

-ближайшее 219, 220

-и вера 112

-исчезнувшее 174

-как иное настоящее 175

-как несуществующий объект 105

-как однозначная константа 231

-как таковое 221

-недавнее 32

-и поле трансценденции 60

-реконструкция рационалистическая п. 41

-существующее в памяти настоящего 32, 174

Психика 11

Психологическое 169

-как непространственное, но временное 81, 150

Р

"Раньше-позже" 46, 258

Рационализм 126, 205, 222

-классический 205

--и время 228

-новый 8, 9, 185

--и категория времени 8, 9

-расширение границ р. 206

Рациональность научная 72

-и время 9, 72, 134, 135

-и надежда 208

Реакция на отсутствующий объект 104, 105

Реальность

-виртуальная или воображаемая 52, 105

-временная 10,198

-и информация 10

-идеальная 10

-и сознание 10

-как совокупность вещей, их свойств и отношений 226

-недессигнативная 226

-объективная 226

--как имеющая предметное значение 226

-предметная 222

-психическая 9

-сознания 82

-субъективная 20, 226

--как не имеющая предметного значения 226

Режим 209

-без обострения 209

- с обострением 209

Реляционный синтез 15, 18, 45, 92

Рефлексия 9, 11, 64

-и самосозерцание 11

-на время 239

-на пространство 239

Ритм 89, 239

-биологический 215

-настоящего времени 128

-согласованность р. 90

Ритмология 89, 240

С

Самоорганизация 17, 20, 38

Самореферентность 31, 220, 241

Самосозерцание 11

Самосознание 230

Сверхвременность

-как господство над временем 159

Свойства 26

-времени 38, 201, 235, 257, 258

--быстротечность 83

--быть наполненным конкретными процессами 40

--в физико-математическом естествознании 22

--выделяемые историками 41

--длительность в. 73, 120

--и Большой взрыв 257

--и материя 235

--математические 74

--метрические 120, 162

--необратимость 83, 84

--неповторимости 83

--новые 9

--обратимость 40

--объективные 14

--одновременность 104

--растяжимость 40

--топологические 74

-временности 155

-метафизические 47

-находящиеся в определенном отношении 25

-открытости 240

-протяженности

--и мысль 120

-самореферентности 31

-системные 26

-системообразующие 66

-физические 129

-эмерджентные 34

-языка 35

Связи

-причинные 19

-пространственно-временные 19

"Сейчас" 12, 14, 24

-и концептуальная конструкция объективного мира 118

Сериация 39

Сигнификация 35, 47

Символ времени 76

Симметрия

-и время 230

-исходная 190

Синергетика 13, 38, 104, 209

-и влияние будущего на настоящее 119

-и новое представление о типах связи пространства и времени 118

Синтез

-реляционный 15, 18, 45, 92

-междисциплинарный 235

--и категория времени 235

Синхрония 22, 88, 104

-как часть упорядоченности мира 88

Симультанность 104

Система 25, 28, 39, 43, 62, 67, 181

-"вариативная" 200

-вещей 240

-временных понятий 224

-всего сущего 63

-глобальная 78

-диссипативная 119

--и время 119,124

-живая 8

-и бессистемное 25

-мировых форм 161

-неравновесная 19, 190

-открытая 14, 119

-определение с. атрибутивное 25

-определение с. реляционное 25

-равновесная 19, 190

-расчлененная 26

-регенеративная 44

-ресурсная 18, 27, 44

-сложная 198

-самоорганизующаяся 118

-самореферентная 230, 234

-стабильная 44

-стационарная 18, 27, 28, 43, 44, 199, 200, 202

-философских категорий 27

-функциональная 18, 29, 61

Системные представления 26

-времени 36, 66, 261

Системные свойства

Системный подход 24, 26, 27, 34, 43, 48, 78, 83, 133, 200, 208, 240

-и категория "вера" 208

-и феномен времени 18, 27, 28

Системология 25

Ситуация 53, 54, 55, 243

-и время 57, 243

Смысл 47, 71, 80, 127

-бытия 174

-времени 47

-вступления человека в мир 191

-истории 78

-жизни 84

-экзистенциально-онтологический 63

"Смысл-событие" 127

Событие 23, 27, 32, 40, 48, 54, 56, 57, 59, 63, 83, 84, 127, 134, 204,

207, 241, 243, 250, 256, 257

-альтернативный ход с. 112

-бестелесное 35

-близкое 105

-будущего 48, 50, 58, 59

-и истина 241

-в трагедии 53, 54

-внутреннего мира личности 89

-запечатленное в памяти 52

-и время 127, 204

-и смысл 127

-и состояние 150

-и суждение 112

-и факт 242

-историческое 23, 24, 41, 43, 54

-незавершенное 42

-как исчезнувший объект 24

-имеющее предысторию и последующую историю 41

-как временное бытие 150

-как метка на "оси времени" 210

-как творческий акт 126

-одновременность с. 63

-отдаленное 105

-последовательности с. 63

-происходящее в настоящем 59

-протекающее во внешнем времени 80

-предшествующее данному событию 76

-прошлого 48, 51, 54, 55, 59, 112

-серия с. 61

-хронологическое воспроизведение с. 59

Согласование

-временной организации внутреннего и внешнего мира 90

-временных упорядоченностей событий 89

Созерцание

-интеллектуальное 91

-предметное 222

Сознание 52, 71, 81, 82, 91, 95, 98, 99

-архаическое 76

-временное 114

-и вещь 121, 122

-и время 82, 92, 93, 121

-и моменты времени 128

-и прошлое 128

-и текучесть времени 128

-"измененное" 243, 244

-индивидуальное 82

-как длительность 128

-как зеркало 96

-как переживание времени 210

-как поток 175

-как связь прошлого и будущего 128

-мифологическое 40, 76, 256

-"предметноориентированное" 253

-средневековое 78

-упорядочивание с. 67

-"чистое" 24

Соотношение

-веры и знания 208

-и параметрическая общая теория систем 208

-времени и бытия 59

-времени и информации 59, 261

-времени и материи 235

-времени и тайны 59

-временности с понимающим бытие присутствием 214

-движения и неизменного 171

-диахронии и синхронии 103

-между вещами и идеями 44

-одновременности и последовательности 103

-"представимого" и "существующего" 60

-прошлого, настоящего и будущего 219

Состояние 96, 134, 150, 169, 199, 225

-как функция 96, 199

-стабильное 20

-стационарное 105

-физиологическое человека 80

Социотемпоральность 21

Способности сознания

-воспоминания и воображения 236, 237

-"овремененные" 239

-познавательные 107

-улавливать временные отношения 236, 237

"Сращенность" человека со временем 61, 103

Средства познания 66

-времени 106

-модусов времени 48

Становление 139, 257

Стратегия исследования времени 37, 113, 185, 205, 214

Структура 26, 61

-времени 66, 67, 83, 156, 220

--и будущее 220

--и лингвистика 34

--и язык 35

--необратимость 83

-временная 9

--понятия сценарий 115

--процесса 14, 101

-временного восприятия 103

-иерархия с. 61

-информационная 11

-логическая 231

-ментальности 71, 72

-описываемая инвариантногрупповыми решениями 13

-потенциальная 19

-пространственно-временная 13

--социального мира 116

--инвертированная 105

-сейчас 14

-сложная 61

-символическая 12, 16

-событий 63, 84, 105, 211

-сознания и время 96

-целевая 115

-экзистенциалов 62

Структурализм 26, 61

Субстанциальный деятель 149, 151

-и взаимопроникнутость, соотнесенность процессов во времени 160

-как времяобъемлющее начало 160

-как идеальное бытие 156

-как способность охватывать прошлое, настоящее и будущее 156

Субстанция

-как сверхвременное и сверхпространственное единство 155

Субстрат 61

-для структурирования 61

-системы 26

Субъект 62, 68, 86

Суждения

-и факт 242

-"овремененные" 9

-о времени "расхожие" 30

-формальные временные мыслительных процессов 38

Существование

-объектов 60

-потенциальное 19

-представлений об объектах 60

-пространственно-временное 253

-реальное 59

Сущность времени 16, 30, 37, 38, 59, 74, 150, 169, 182, 185, 200, 202, 212, 225, 252

-атемпоральная 47, 62

-темпоральная 47

Т

Творчество 90

-как событие 150

Темпомир 14, 104

-как модель 13

Темпоралистика 22, 78

Темпоральный аспект социальных процессов 22

Темпорология 22, 36, 205

Теория

-адаптологии 70

-анизотропного пространства-времени 8, 70

-времени 91

--абсолютного 96

--геометрическая 248

--средневековая 78

--субъективная 70, 91

--физическая 207, 248

--философская 96

-дискретных автоматов 223

-информации 53, 92

-относительности 14, 229, 249

--и воображаемые наблюдатели 14

--и лоренцовы сокращения 14

--общая 249

--специальная 21

-познания 36, 91

-систем общая 24, 27,181, 240

--параметрическая 23-27, 199

-темпоральных уровней 179

"Теперь" 32, 39, 47, 51, 72, 129, 219, 220

-как актуальное бытие 32

-как граница 219, 220

--между бытием и небытием 32

--между прошлым и будущим 32, 47

-как конец прошлого и начало будущего 46

-как неделимое 47

-как ни субъективное, ни объективное 180

-как результат чистой деятельности созерцания 221

-как самая "пора" 220

-как событие 59

Тест тематически апперцепционный (ТАТ) 49

Течение времени 154

-и различение прошлого, настоящего и будущего 154

Трагедия древнегреческая 52, 54, 56, 57

-своеобразие 57

У

Универсум 63

Ум 70, 91, 92, 201

Умвельт 20

Уоры 140

Упорядоченность представлении о будущем, настоящем и прошлом 66

Уровень темпоральный 19, 21

Условие времени вневременное 155

Ф

Факт 242, 243

Фактор времени 217

Фантазия 65, 98

-и познание прошлого 111

-и построение моделей будущего 112

Феномен

-будущего 48

-времени 9, 27, 59, 78, 82, 84, 86, 102, 138, 153, 202, 251, 261

--и сознание 114

--и познание 9, 29

-как предмет чисто научного исследования 138

-как тайна 8

-идеального 38

-присутствия отсутствующего 135, 136

-прошлого 48

-"сращенности" человека со временем 61

-функциональной асимметрии мозга 51

Феноменология 168, 169, 236

Физика 38

-бога 38

-информационная 16, 24

-как наука о протяженном 38

-как наука об организованном 38

-как наука о предидеальном 38

-человека 38

Физическое 81

-как пространственно-временное 81

Форма 235

-бытия

--высшая 167

-вневременная 40

-времени 150, 252

-временная 161

--и длительность 162

-движения материи 15

-единства 64

-и способ осознания времени 96

-пространственная 150

-пространственно-временная 78

-рефлексии 9, 11

-символическая 11

-существования 9

-целостности 19

Формализм ЯТО 26, 27

Формы символические

-времени 11

и "человеческое" время 11, 12

-и представления о времени 11

-и язык 11

-культуры 11

Функция

-времени 18, 29, 57, 96, 188, 217

--в познании 18, 29

--замены одних элементов другими 27

-"зеркальная" 30, 96, 217

--отражения внешних событий (отражательная) 30, 34, 96, 261

--упорядочивания мыслей и чувств (внутреннего отражения) 30, 96

--носителя информации 202

--фильтра 217

--хранилища информации 29

--растворения и опустошения бытия 188

-категории времени 116, 260

-методологическая представлений о времени 96

-модуса настоящего 70

-моментов времени 202

-системы 44

-умственные 70

--"операциональные" 201

Х

Хронобиология 7

Хронодинамика 22

Хронология 41

Хронос 35, 59, 64

-как сериация "теперь" 39

Ц

Циклы временные 12, 35

-в жизни человека 42

Ч

Час 77

Часы 77

-биологические 215

-движение маятника 88, 89

Человек 38, 50

-как раскрытие мира 212

-как субъект культурно-исторического творчества 11

-"сращенность с пространством" 204

-"сращенность со временем" 204

Число 46

-и время 46

Ш

Шкала времени физическая 257

 

Э

Экзистенциал 62, 212

Экзистенциальная аналитика 63, 213, 236

Экзистенция 34, 47, 63, 82, 191, 220, 221

-и разум 191

-как реальность особого рода 191

Эконометрика 22

Элементы 26, 28

Эмбриология 8

Зон 35, 59, 64

Эотемпоральность 21

Я

Явление "сращенности" человека со временем 61

Язык 16, 47, 125, 127

-как средство выражения событий будущего 109

-тернарного описания (ЯТО) 26, 27

 

*Предметный указатель составлен С.В. Лепилиным.

 

 

 

 

 

 

 

Научное издание

 

Тираж 2000 экз.