© С.В.Мейен

Из размышлений о времени, историзме и познании прошлого1

С. В. Мейен

Понятие процесс – уже времясодержащее, хотя и содержит понятие времени имплицитно, а не эксплицитно. Поэтому оно не годится в качестве интуитивно ясного и неопределяемого понятия, вводимого в дефиницию времени. … Понятия индивид, изменчивость и упорядоченность (ряд, множество, порядок и т.п.) не времясодержащие, а могут быть применены и к пространству. Обычно мы относим понятие изменчивости к множеству объектов, которые упорядочиваем по сходству и различию. Интуитивно понятно и понятие индивида (имеется в виду материальный индивид, вещь). Попробуем теперь представить себе отнесение понятия изменчивости к индивиду. Это и будет его время, индивидуальное время. Мы наблюдаем изменчивость индивида так же, как и индивидов. Это – одни и те же операции различения и отождествления. Ту же операцию субъект может проделывать и с собой. Ощущение собственной изменчивости и есть персональное, субъективное время. Далее мы можем спроецировать изменчивость индивида вне нас на собственную изменчивость. Эта проекция (установление морфизмов) – не автоматическая операция, а такая же творческая проблема, как и изучение изменчивости индивидов в пределах таксона. Здесь действуют гносеологические механизмы. Когда мы абстрагируемся от конкретных свойств разных индивидов и говорим об их индивидуальной изменчивости вообще, то мы получаем «время вообще»: когда мы вырождаем все индивиды до индивида вообще, мы получаем «материальную точку». Изменчивость материальной точки есть абсолютное время Ньютона. Дальше можно навешивать на материальную точку все конкретные признаки (таксономические), в обратном порядке и получить классы времени. Эти же классы можно получить, изучая инварианты в изменчивостях индивидов, принадлежащих одному таксону. Дальше морфизмы между временами дают переход к реляционной теории времени. Изменчивость некоторых индивидов консервируется в них самих (как кольца прироста в стволе дерева). Такие «темпофиксаторы» можно раскрутить назад и считывать с них время как с протокола. Главная и постоянно встающая проблема – как вычленить темпофиксирующие компоненты в любом объекте. Я думаю, что для геологического времени необходимо вводить понятие о темпофиксаторах. Иначе ничего не получается. (В упомянутой рукописи еще вводится понятие о темподесинентах и темпосепарантах). При таком подходе изменчивость индивида (т.е. время) и таксономическая изменчивость описываются на одном языке и опираются на одинаковую гносеологию. По существу все это – типология. Поэтому та концепция времени, над которой я сейчас ломаю голову, может быть названа типологической. Что-то в таком роде предлагали Вольф (лейбницианец) и, как будто, Гегель. Но пока я в этом как следует не разбирался. Во всяком случае едва ли у Вольфа и Гегеля были разработаны такие понятия, которые необходимы для исторческих реконструкций (аналоги темпофиксаторов, темподесинентов и темпосепарантов) (из письма к К.В. Симакову от 22.02.1978 г.).


Я не утверждал, что индивиды обладают только собственным временем. Это возможно только в условиях полной термодинамической и информационной замкнутости. Каждый индивид в природе является частью другого индивида и имеет части, наделенные индивидуальностью. Это очевидно. Чисто индивидуальное время неизбежно будет абстракцией (из письма к Ю.В. Забродину от 8.03.1978 г.).


В физике пространство и время – внешняя определенность материи, а не ее атрибуты. Но важно помнить, что такое понимание – абстракция, причем совершенно не обязательная. На пути этих абстракций физика добилась неплохих результатов. Но прежде, чем мы признаем эти абстракции наиболее фундаментальными законами естествознания, физика должна это продемонстрировать выводимостью пространственно-временных отношений, наблюдаемых в биологии и геологии, из этих фундаментальных законов. Фундаментальность можно постулировать как рабочую гипотезу, но нельзя смешивать постулат и результат, гипотезу и доказательство. В отношении биологии и геологии физика пока терпит сплошные провалы. Мы ни на шаг не приблизились к разгадке наиболее фундаментальных свойств живого в рамках нынешних физических представлений о пространстве и времени. С геологией положение не многим лучше. Если так, то я отказываюсь признать предложенные (а не вообще в принципе мыслимые или пока немыслимые) физические интерпретации пространства и времени как обязательные для всех классов объектов. Ведь эти интерпретации работают на объектах, свойства которых упрощены до предела (из письма к Ю.В. Забродину от 31.12.1977 г.).


Еще немного о времени. Строго говоря, само по себе введение биологического времени недостаточно. Если мы начинаем вводить (что необходимо) разные типы времени в соответствии с таксономией природных объектов, то речь должна идти и о разных временах в соответствии с принимаемой типологией организмов и их частей. Классификация времени совпадает с классификацией процессов, так как время – атрибут, а не просто некий параметр объектов. Атрибутивный характер времени труднее всего дается людям. Отсюда и возражения против биологического времени (то же с пространством). Надо сильно перестроить свое мышление, чтобы понять, что мы не проецируем процессы на некое абстрактное физическое время, а сами процессы отождествляем с временем. Для этого надо забыть, что в распоряжении исследователей сейчас есть часы, надо научиться мыслить категорией времени без часов. На это физики обычно не способны (из письма к Ю.И. Полянскому от 23.11.1980 г.).


Думаю, что временной порядок и свойства времени – нечто очень близкое (из письма к Ю.В. Забродину от 13.11.1978 г.).


О топологии и метрике времени. Что чем обусловлено. … Возможны разные точки зрения… . Метрика действительно определяет топологию, если берется «снаружи», задается объектам извне. Но представим себе, что перед нами два процесса, а метрики нет, ее надо ввести. Можно взять за основу метрики процесс а, а можно – процесс в. Возьмем за основу метрики процесс в, примем что-то за единицу. Наложим эту метрику на а, будем с этой точки зрения изучать топологию в а. Но ведь мы взяли метрику в в не с потолка, а в расчлененности процесса в, т.е. в его топологических, а не метрических свойствах. Тем самым топология в определила возможность взять какие-то свойства в качестве метрических. То, что называют естественным эталоном времени, можно рассматривать как топологическое свойство процесса, взятого базой для метрики (из письма к Ю.В. Забродину от 31.10.1977 г.).


Об истории и динамике. Тут, правда лучше говорить не о динамике, а о кинематике, но не в этом дело. Думаю, что в любом случае дело не в силах. И динамика, и кинематика интересуются по существу таким физическим временем, отсчет которого берется произвольно и в котором все предсказуемо. Кроме того, если не брать статистической механики, то время, используемое в динамике и кинематике, обратимо, поскольку описание процесса существенно не меняется при обращении стрелы времени. История же описывает помимо всего инвариантного к стреле времени также и некую абсолютную необратимость и абсолютную уникальность явлений. Она описывает индивидуальную судьбу индивидов, хотя может интересоваться и повторяющимся. Например, историческую геологию интересует эволюция Урала, а тектонику (или динамическую геологию) – эволюция геосинклиналей и складчатых систем (пусть даже «типа Урала»). Так что история шире, чем динамика, статика, кинематика (из письма к Ю.В. Забродину от 12.03.1979 г.).


Разграничение понятий динамика и история довольно сложно. Я думаю, что история – это времясодержащее утверждение о единичном уникальном объекте, а динамика – времясодержащее утверждение о классе объектов. История связана, кроме того, с некоторой единой и уникальной шкалой времени, а динамика с временной упорядоченностью вообще, когда можно отвлечься от общей стрелы времени. Например, динамическая модель карманных часов не привязана к христианскому летоисчислению. За нулевую точку можно взять любой день и час (из письма к Ю.В. Забродину от 5.10.1978 г.).


Генетические и исторические построения действительно можно разделить, но тогда они станут частными случаями общих диахронических построений. Я давно обдумываю разницу истории и генезиса. Постепенно прихожу к выводу, что генезис изучает классы объектов, а история – единичные объекты. Таким образом, генезис – номотетическое, а история – идиографическое понятие. Думаю, что такое деление одобрили бы Риккерт и Виндельбанд (из письма к Ю.В. Забродину от 7.04.1979 г.).


У Риккерта замечательно проведена идея, что в идиографии мы ориентируемся только благодаря ценностному подходу, так как в силу уникальности всего идиографического мы не имеем других путей обобщения. Соответственно, ценностный подход приложим не только к идиографическому компоненту истории, но и к любому такому компоненту в любой науке (из письма к Ю.А. Шрейдеру от 9.10.1977 г.).


Думаю, что разница между [актуализмом и униформизмом – Ред.] проистекает из-за того, что законом признается лишь тривиальное сохранение. Например, считается, что если постоянная тяготения менялась, то в нашем распоряжении только актуализм, а если не менялась – униформизм. Не рассматривается вопрос о том, что она могла меняться по определенному закону. Его-то и надо брать, а не просто современные значения. Это то, что я называю нетривиальным отождествлением, которое, к сожалению, крайне трудно дается людям… (из письма к Ю.В. Забродину от 31.12.1977 г.).


О достаточности сформулированных мной принципов [исторических реконструкций – И.И.] не может быть речи. Исторические реконструкции ничем не отличаются от любого исследования, только они сложнее. Поэтому дать полный список принципов исторических реконструкций означает построить полную теорию познания, дополненную теорией времени. На это я не замахивался. Моя задача была более скромной – ввести в исторические реконструкции некую сквозную логику, а не ограничиваться подбором несвязанных и произвольно приходящих в голову положений. Именно таким произволом принципов, методов и просто отдельных рецептов пронизана нынешняя литература по историческим реконструкциям. Я попытался сформулировать некоторые исходные положения, исходные понятия, от которых предлагаю танцевать. В такой роли у меня выступают вопросительные местоимения и тройка категорий «вещь–свойство–отношение». Отсюда логика с неизбежностью ведет к типологическим понятиям: таксономия–мерономия–типология; таксон–мерон–архетип; индивид–часть–свойство (признак). Дальше вводится время через изменчивость индивида (отсюда темпофиксация, темпосепарация, темподесиненция, которые в статье введены неявно). На все накладывается представление о принципиальной возможности типологических экстраполяций (по экземплярам части судим о всем мероне как классе частей; по выборке из таксона судим о всем таксоне), причем признается допустимость типологических экстраполяций в синхронии и диахронии (последнее – актуализм с некоторыми добавлениями). Эту сквозную процедуру я и называю принципами. Остальное – частности, которые я низвожу до ранга методов. В этом смысле актуализм – метод, входящий в качестве частного случая в диахроническую типологическую экстраполяцию (из письма к Ю.В. Забродину от 7.04.1979 г.).


Вопрос о качестве реконструкций – проблема выбора типологии объектов. Тут появляется критерий Уэвелла… Я вообще думаю, что обращение к типологическому языку позволит резко упростить изложение проблем, а отсюда и понимать их суть (из письма к Ю.В. Забродину от 7.04.1979 г.).


Согласен …, что принцип типологической экстраполяции требует дальнейшего расчленения. Я этим не занимался. Мысль мне нравится. Лаплас действительно пишет о том, что я назвал «принципом Бергсона». Об этом писали и другие. Очень толково об этом написано в «Логике» Зигварта. Я не раскапывал первоисточников на эту тему. Бергсона же я выбрал по той причине, что у него его принцип сочетается с общим учением о времени, так что все дается наиболее обстоятельно. … Идея типологической экстраполяции очень древняя. Поэтому я не называл этот принцип чьим-либо именем. Из известных мне авторов лучше всего об этом применительно к классификации написал Милль в примере с «курносым человеком» (из письма к Ю.В. Забродину от 23.06.1979 г.).


1 Подборка составлена И.А. Игнатьевым. Оригинальные материалы хранятся в архиве С.В. Мейена.