Ностальгия как тоска по прошлому играет в целом позитивную роль в индивидуальной жизни человека. Так, она способствует утверждению идентичности «Я» человека, укрепляет связь с ранними этапами его жизни, со своими «корнями», поддерживает преемственность традиций, формирует у человека моральный идеал, вырабатывает нормы должного поведения, позволяет критически пересмотреть свои прежние поступки (и в соответствии с этим изменить свое нынешнее поведение). На социальном уровне она способствует сохранению моральных ценностей прошлого, примиряет в душах людей прошлое с настоящим, стабилизирует отношения между оппонентами в споре, «породнив» их между собой через общее прошлое, «ломает» коммуникативные барьеры между людьми, способствует благоприятному разрешению так называемой проблемы «отцов и детей» и пр.
Каким образом это происходит — вопрос, заслуживающий отдельного рассмотрения, и по нему я могу отослать читателя к другой своей статье [10]. Сейчас же приведу замечательное наблюдение упомянутой уже исследовательницы ностальгии А.Б. Фенько о том, что прошлое недоступно для непосредственного вмешательства, от него нельзя ничего ждать и его невозможно никак использовать. «Наше отношение к Прошлому, — пишет дальше автор, — отличается поэтому отсутствием прагматической заинтересованности, бескорыстием» [11]. Так что мы можем назвать ностальгию видом моральной рефлексии (на рефлексивную природу ностальгии косвенно указывает и этимология термина «рефлексия» — «обращение назад»).
Правда, как справедливо замечает А.В. Разин, «постоянная ориентация на прошлое психологически вредна. Она может вызвать пассивный стресс, если в прошлом переживаются события, которые расцениваются как ошибки… Даже в случае общей положительной оценки жизнедеятельности постоянные воспоминания о прошлом лишают человека инициативы и уводят его от нормального общения с другими людьми» [12].
Однако мы будем рассматривать ностальгию как вполне адекватное, здоровое переживание человека и как реальную, существующую во все времена тягу человечества одомашнивать окружающий мир. Последнее очень важно, так как кроме ностальгических эффектов «здесь и сейчас», «ностальгические следы» можно обнаружить почти во всех видах деятельности человека и на протяжении всей истории человечества.
А.Б. Фенько очень точно определяет цель ностальгии — стремление к целостности, воссоздание разрушенной гармонии человека и мира. Но далее она задается вопросом, а достижима ли эта цель, — и приходит к верному, но неполному выводу: «…Задача, которую мы сформулировали, принципиально неразрешима, и тем не менее существуют традиционные пути, на которые вновь и вновь попадает человек в поисках ее решения. Этих путей два: философия и искусство» [13]. Я же считаю, что таких путей как минимум шесть — расскажу подробнее о каждом из них.
Самая очевидная сфера людской деятельности, в которой воплотилась тоска по прошлому, — это искусство, практически все его виды, а в особенности литература. В последней вообще существует особый ностальгический жанр — мемуары. И даже опуская мемуарную прозу и литературную классику, а принимая во внимание только современных авторов, мы обнаружим большой интерес писателей к теме ностальгии. Вот лишь некоторые совершенно не похожие друг на друга произведения, которые имеют в своем названии слово «ностальгия»: детективный роман Владимира Данилова «Утоление ностальгии», фантастический роман Игоря Поля «Ностальгия», романы «Кафе "Ностальгия"» Зое Вальдес, «Ностальгия» Миклоша Геренчера, «Ностальгия по будущему» Виктора Калинина, «Ностальгия по черной магии» Венсана Равалека, «литературные мечтания» «Ностальгия обелисков» Григория Кружкова и многие другие.
Много общего имеет ностальгия и с философией. Процессы мыслительной деятельности во время философствования и во время ностальгирования во многом схожи. В обоих случаях присутствует некоторая неудовлетворенность: в ностальгии — неудовлетворенность отсутствием прошлого, в философии — отсутствием истины. Своей мыслительной, духовной деятельностью человек и пытается как можно лучше компенсировать этот недостаток: в случае философии — как можно более адекватно воссоздать, реконструировать в своем сознании истину, истинное бытие, в случае ностальгии — свое прошлое. Хайдеггер, рассуждая об идеях Новалиса, пишет: «Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома». Подобные мысли встречаются и у М.К. Мамардашвили, в частности, в его работах: «Как я понимаю философию?» и «Проблема сознания и философское призвание».
Но можно отождествлять философию с ностальгией и буквально. Например, как пишет академик А.А. Гусейнов, «согласно учению Конфуция идеал человеческого существования заключен в древности. Древность задает норму и образец достойного поведения. Соответственно вектор нравственных усилий человека направлен назад, на то, чтобы подняться до уровня идеального прошлого» [14]. «Учитель сказал: Я передаю, но не создаю; я верю в древность и люблю ее» («Лунь юй». VII, 1) [15]. Такая установка реализуется в требовании почтительного отношения к родителям, предкам, уважения к старшим вообще. Причем спокойное прошлое у Конфуция не ассоциируется с аристократическим комфортом и беззаботностью. Известны его слова: «Ши-книжник, думающий лишь о спокойствии и удовольствиях (в другом переводе: "о домашнем уюте". — Е.Н.), не достоин так называться» («Лунь юй». XIV, 2) [16]. Формулируя этический пафос патриархальной аксиологии Конфуция («из старого выводить новое, а не руководствоваться абстрактным долженствованием, черпать идеалы в состоявшемся прошлом, а не проблематичном будущем, выбирать спокойствие консерватизма, а не раздоры прогрессизма»), Гусейнов обращает внимание на то, что «народ, руководствующийся этой опрокинутой в прошлое аксиологией, оказался самым плодовитым и многочисленным на земле» [17].
На связь ностальгии (как тоски по прошлому) и философии указывает и фраза из письма Менекею древнегреческого философа Эпикура: «…Заниматься философией следует и молодому и старому: первому — для того, чтобы он и в старости остался молод благами в доброй памяти о прошлом (курсив мой. — Е.Н.), второму — чтобы он был и молод и стар, не испытывая страха перед будущим» [18].
Странное перерождение Л.Н. Толстого в 50 лет, его поворот к глубоким занятиям философией и поиску смысла жизни также, по-видимому, был обусловлен ностальгией. В сочинении «В чём моя вера?» он пишет: «То, что прежде казалось мне хорошо, показалось дурно, и то, что прежде казалось дурно, показалось хорошо. Со мной случилось то, что случается с человеком, который вышел за делом и вдруг дорогой решил, что дело это ему совсем не нужно, — и повернул домой. И все, что было справа, — стало слева, и все, что было слева, — стало справа» [19].
Вообще, «многие из великих моралистов черпали идеалы из прошлого, полагая, что там остался золотой век. Согласно их представлениям, человечество движется вспять. Основной признак деградации они усматривали в том, что люди все больше отдают предпочтение материальным интересам перед моральными обязанностями. Они стремились остановить губительный, с их точки зрения, процесс смешения критериев» [20].
Не обходит стороной ностальгию и религия. Неудивительно, что буддизм отрицательно относится к ностальгии, ведь она представляет собой очевидную привязанность к миру, с которой так рьяно борются буддисты. Согласно «Дхаммападе», Будда учил: «…Не делайте приятного, ибо расставание с приятным — болезненно. Нет уз для тех, у которых нет приятного или неприятного» [21]. Однако не все так просто. В другом месте «Дхаммапады» он говорит: «Я прошел через сансару многих рождений, ища строителя дома, но не находя его» [22]. Он все-таки искал «строителя дома»! Нельзя ли назвать этот поиск тоской по дому, по определенности? Кажется, можно. И потом, как отмечает А.А. Гусейнов, «община (сангха) наряду с учителем и учением — одно из трех прибежищ буддиста» [23]. А не является ли потребность в прибежище выражением ностальгии, если не во временном, то, по крайней мере, в пространственном ее измерении?
http://
examinedlifejournal.
com/articles/
template.php?shorttitle=
nostalgia&authorid=4
В Библии также встречается негативная оценка ностальгии: «Не говори: "отчего это прежние дни были лучше нынешних?", потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом» (Еккл. 7:10). Видимо, такое отношение к прошлому в Библии ассоциируется с унынием, душевным бессилием (вместо того, чтобы преображать мир вокруг себя сейчас, человек в ностальгии лишь тоскует о прошлом и «капитулирует» перед будущим). Кроме того, христианское учение было озабочено прагматическим вопросом — обратить в веру как можно большее количество людей, а для этого, естественно, сперва надо раз и навсегда порвать с предшествующей иудейской и языческой традициями. Эта как раз та проблема, которую Л.Н. Толстой сформулировал вопросом: «Почему люди держатся за старое?» Разумеется, тоска по старым языческим временам не на руку христианской религии. Негативные высказывания по отношению к ностальгии нетрудно отыскать и в фольклоре (например, в русской пословице: «Кто прошлое помянет, тому глаз вон» или в чувашской: «Что было, то прошло, и грех пополам»). А вот основателю ислама пророку Мухаммеду, напротив, приписываются слова: «Любовь к своему дому — знак веры» [24].
И все же, в христианстве всю историю рода человеческого после грехопадения можно рассматривать как тоску по самому раннему — райскому — существованию, и целью человеческой жизни становится спасение и возврат на свою древнюю «родину» — в рай. Да и в фольклоре гораздо чаще положительное отношение к человеческой памяти, к родному дому преобладает над отрицательным, порицается забвение своего прошлого, своих корней («Иван, не помнящий родства», «Дома и солома съедома», «Ищи добра на стороне, а дом люби по старине», «Хозяин в дому, как Авраам в раю», «Хозяин в дому, что медведь в бору; хозяюшка в дому, что оладышек в меду» и др.).
Можно сказать, что ностальгическое сознание лежит в основе исторического познания [25]. Ж.-Ж. Руссо был одним из первых мыслителей, которые восхищались спасительным простодушием древнего человека, «дикаря». А. Гелен вообще ставил животное в пример человеку. Животное, согласно Гелену, не мучается вопросом о смысле жизни и потому не страдает неврозами, так как у него есть спасительные инстинкты, которые фильтруют ненужную информацию, а пропускают только жизненно важные сигналы: о еде, безопасности, продолжении рода и т.п. Сверхчеловек Ницше как раз предается ностальгии по животному царству, не обремененному цивилизацией. Подобные намеки на золотой век, оставшийся в прошлом, проникли и во многие гуманитарные науки о современности. Так, Ф. Тённис, один из отцов социологии, противопоставил современное «общество» традиционной «общине». Его теория основана на идеализации потерянного прошлого. Дьердь Лукач говорит о «трансцендентальной бездомности» современного человека, тоскующего по «интегрированным цивилизациям».
http://magazines.russ.ru/
nlo/1999/39/
boym-pr.html).
Подобные примеры дали повод С. Бойм констатировать: «…Ностальгия, как вирус, проникает во все попытки понимания истории и описания прошлого» [26].
Другой необычный ракурс, в котором предстает ностальгия, можно было бы вынести в отдельный подраздел, но по своей природе он очень схож с «историко-познавательной» ностальгией. Исследовательница из Университета Эмори (Атланта, США) Линн Хаффер (Lynne Huffer) в своей книге «Материнское прошлое, феминистское будущее: ностальгия, этика и вопрос о различии» [27] утверждает, что англо-американская феминистская теория была построена на материнской, ностальгической модели, в которой женское полномочие представлялось как возвращение к матери.
Помимо упомянутой выше намеренной игры на ностальгических чувствах в политике, ностальгия и ненамеренно накладывает отпечаток на политические исследования и программы. Например, А. Каллиникос пишет: «С момента возникновения промышленного капитализма в конце девятнадцатого века многие выступили против этой социальной системы во имя некоего более раннего положения вещей. Дьердь Лукач назвал это "романтическим антикапитализмом". Эта идеологическая конструкция довольно сложна: часто тоска по идеализированному прошлому становилась основой борьбы за достижение нового общества…» [28]. Или недавно ушедший из жизни профессор А.С. Панарин в одном интервью сказал об истинном консерватизме, идеям которого симпатизировал: «Консерваторы — это люди ностальгические, которые не фиксируют сегодняшний момент, а ищут и находят в прошлом своей страны некий классический образец общественного устройства, лучшую эпоху, золотой век, к которому необходимо вернуться. У консерваторов всегда есть та или иная референтная инстанция, определенная идеальная эпоха, с которой они себя отождествляют и ценности которой защищают. И эта эпоха — не нынешняя. Консерваторы всегда смотрят в прошлое, отстаивают традиционные для данного общества, привычные формы общественной жизни от посягательств со стороны как левых, так и правых сторонников "нового порядка". Консерваторы — это люди, которые, прежде всего, дорожат историческим наследием своей страны» [29].
http://anthropology.ru/
ru/texts/govorun/
dom.html
Следующий тезис из всей этой статьи, вероятно, вызовет наибольшие споры, так как далеко не очевиден. Ностальгия, помимо всего прочего, является мотивом исследований в области естественных наук, по крайней мере, фундаментальных. Как справедливо отметил А.В. Перцев, «дом человека навсегда останется центром его мира, какие бы религии он ни исповедовал и какие бы науки ни изучал» [30]. А, как известно, «дом — это не только квартира (или апартаменты в элитном пригороде), но прежде всего сам способ контакта человека с миром» [31]. «Поскольку дома все устроено так, как оно и должно быть, поскольку все домашние вещи и отношения только здесь и имеют тот смысл, какой им и подобает иметь, все в окрестном мире, дальнем и ближнем, объясняется по аналогии с ними» [32]. Именно в этом кроется причина любви ученых к наглядным моделям (например, строение атома или гравитационного поля планет). Просто невозможно представить то, чего никто никогда не видел, не апеллируя к некоторым похожим вещам из нашего опыта.
Можно сказать, что человек испытывает витальную потребность в мировоззрении. Если бы мы проснулись в мире, в котором нет ни одного похожего на вчерашний мир элемента (в котором, например, все было бы перевернуто вверх ногами и выкрашено в совершенно другие цвета), это было бы губительно для нашей психики. Поэтому человеку свойственно пытаться находить объяснение всем «странным», непостижимым и «аномальным» явлениям вокруг себя, чем, собственно, и занимается наука. Так во время кошмарных сновидений люди просыпаются в холодном поту, вскакивают с кровати, озираясь кругом, и успокаиваются лишь тогда, когда узнают в окружающих их предметах интерьер их собственного дома. Перцев продолжает: «Да, и сегодня человек упорно продолжает примысливать себя к мирозданию. Само слово "миро-здание" указывает на то, что космос представляется ему продолжением и подобием собственного дома» [33]. Именно то, что движущая сила науки представляет собой попытку одомашнить окружающее пространство, сделать его понятным и близким, чтобы человек чувствовал себя в мире уютно и комфортно, и позволяет прийти к заключению, что ностальгия является мотивом деятельности ученого. Тем более, как метко замечает тот же автор, «…наука — это непрерывное и безуспешное расставание с прошлым» [34].
Таким образом, можно сделать следующие выводы. Помимо очевидных ностальгических переживаний в повседневной жизни, они латентно оказывают влияние на глобальные процессы развития человечества: на развитие искусства, религий, философии, истории, политики и даже науки. Тем более ясна и остра необходимость дальнейшего глубокого изучения этого феномена — феномена ностальгии.
© 2006 Е.В. Новиков
